Шпион, пришедший с холода. Война в Зазеркалье (сборник) - Джон Ле Карре

– Я думал об этом день и ночь. После того как Фирека расстреляли, пытался понять причину. И поначалу сам испугался своих мыслей. Уж слишком невероятным казалось объяснение. Я обвинял себя в том, что завидую Мундту, что от работы у меня ум за разум заходит и я начинаю видеть предателя за каждым деревом – что порой случается с людьми нашей профессии. Но я уже ничего не мог поделать с этими мыслями, Лимас. Такое происходило с Мундтом и прежде. Он боялся – опасался, что однажды к нам в руки попадет тот, кто знает слишком много.

– Что вы несете? Вы не в своем уме, – сказал Лимас, и в его голосе тоже отчетливо прозвучал страх.

– Но поймите, все сходится. Мундт легко бежал из Англии, вы сами удивлялись этому. И что вам сказал Гиллам? Он посчитал, что англичане и не хотели его задерживать. Почему? А я вам назову причину. Потому, что он уже работал на них. Они его завербовали. Он попался на тех убийствах, и ему назначили цену свободы – измена плюс деньги, которые ему заплатили.

– Говорю же, вы из ума выжили! – зашипел на него Лимас. – Он убьет вас, если узнает, какие фантазии вы строите на его счет. Ваши подозрения гроша ломаного не стоят, Фидлер. Заткнитесь, и поехали домой. – Он почувствовал, как хватка на его руке ослабела.

– Вы глубоко заблуждаетесь. И самое занятное, что вы сами снабдили меня доказательствами. Именно вы, Лимас. Вот почему мы сейчас просто необходимы друг другу.

– Это не может быть правдой! – выкрикнул Лимас. – Сколько раз мне вам повторять, что они не могли так поступить? Цирк не сумел бы курировать столь важного агента в зоне без моего ведома! Чисто организационно у них не было такой возможности. Вы пытаетесь убедить меня, что Шеф персонально курировал заместителя начальника Абтайлунга через головы сотрудников берлинской резидентуры? Вы ополоумели, Фидлер, вы полностью слетели с катушек! – Внезапно он тихо засмеялся. – Ну конечно! Вы же хотите занять его место, бедняга. Вот это мне понятно, здесь нет ничего необычного. Но только вы явно перегибаете палку в своем жадном стремлении к власти.

Они оба замолчали. Но тишина продлилась всего несколько мгновений.

– Те деньги, – сказал Фидлер. – Депозит в Копенгагене. Банк прислал ответ на ваше письмо. Управляющий крайне обеспокоен, что произошла серьезная ошибка. Потому что деньги со счета снял второй его владелец ровно через неделю после того, как вы их положили. Указанная дата совпадает с теми днями в феврале, когда Мундт нанес краткосрочный визит в Данию. Он отправился туда под чужой фамилией, чтобы встретиться с нашим американским агентом на всемирной конференции ученых. – Фидлер помялся, но потом добавил: – Вероятно, вам нужно отправить в банк еще одно послание и заверить их, что все в полном порядке. Как считаете?

15

Приглашение

Лиз смотрела на письмо, полученное из партийного Центра, и гадала, как такое могло получиться. Она была слегка удивлена. И польщена тоже. Но только почему они прежде не поговорили с ней? Выдвинул ли ее кандидатуру районный комитет компартии или же в Центре сами сделали выбор? Однако, насколько ей было известно, никто в Центре ничего о ней толком не знал. Нет, она, конечно, встречалась иногда с его представителями, даже пожала однажды руку самому секретарю, который приезжал на их региональный съезд, но и все. Возможно, ее запомнил тот мужчина из отдела культурных связей – светловолосый, слегка женоподобный, он был так с ней обходителен, – по фамилии Эйш. Он проявил к ней живой интерес, а потом, вероятно, вспомнил и назвал ее как возможного кандидата, когда возникла идея поездки. Это был странный человек. Да уж. Пригласил после заседания съезда в «Блэк-энд-уайт» на чашку кофе и выспрашивал ее почему-то главным образом о молодых людях. При этом он сам не делал никаких амурных пассов – ничего подобного. Она, честно говоря, даже подумала, что он голубой. Зато он задал множество вопросов о ней самой. Как давно она стала членом партии, не скучала ли по дому, живя вдалеке от родителей? Было ли у нее множество ухажеров или существовал тот единственный, которому она подарила свое сердце? На нее он не произвел особого впечатления, но разговор с ним получился поучительным: он рассказывал о государстве трудящихся, Германской Демократической Республике, о концепции пролетарского поэта и о разном другом. Он много знал о странах Восточной Европы. По всей видимости, не раз бывал там. Ей еще подумалось, что он – школьный учитель, поскольку говорил тоном наставника и демонстрировал привычки, свойственные педагогам. Потом, когда начали сбор средств в «Фонд борьбы», Эйш пожертвовал целый фунт, чем немало поразил ее. Да, это он, теперь Лиз была уверена: именно Эйш вспомнил о ней. Он рекомендовал ее кому-то в лондонском партийном комитете, а Лондон передал ее имя в Центр – скорее всего произошло нечто подобное. Все равно, конечно, необычный способ принимать подобные решения, но в партии всегда любили конспирацию – она считала, что так всегда происходит в революционных партиях. Лиз не слишком нравилась атмосфера секретности, потому что в ней ей мерещилось что-то не до конца честное. Но с этим приходилось мириться как с необходимостью, и, бог свидетель, она знала многих, кто даже получал от этого удовольствие.

Она еще раз перечитала письмо на бланке центрального комитета с красной шапкой вверху, начинавшееся со слов «Дорогой товарищ!». В таком обращении Лиз слышалось что-то военное, она его не любила и никак не могла привыкнуть, что она тоже «товарищ».

Дорогой товарищ!

Недавно мы обсудили с нашими товарищами из Социалистической единой партии Германии – правящей партии ГДР – возможность осуществления личных контактов между британскими коммунистами и нашими единомышленниками в демократическом немецком государстве. Идея состоит в том, чтобы заложить основу для обмена делегациями рядовых членов наших двух партий. При этом руководство СЕПГ осознает, что дискриминационные меры, принятые министерством внутренних дел Великобритании, делают невозможными визиты их представителей на территорию Соединенного Королевства в ближайшем будущем, но именно поэтому тем более важным делом они считают необходимость положить начало взаимным обменам, пусть пока в одностороннем порядке. От них поступило дружеское предложение избрать для первой поездки пять секретарей районных партийных ячеек, обладающих опытом пропагандистской работы с массами на низовом уровне. Каждый из выбранных нами товарищей проведет в ГДР три недели, принимая участие в работе местных партийных организаций, изучая прогресс, достигнутый страной в промышленном развитии и в социальном обеспечении населения, а также сможет лично стать свидетелем тех фашистских провокаций, которые инспирируются против ГДР с Запада. Мы рассматриваем это как прекрасную возможность для членов нашей партии обогатиться знаниями и опытом на примере молодого государства социалистического лагеря.

Поэтому мы обратились к нашим районным организациям с просьбой выдвинуть кандидатуры молодых активистов, которым такая поездка могла бы принести максимальную пользу, и в числе прочих было названо ваше имя. Мы надеемся, что у вас не возникнет непреодолимых препятствий и вы сможете принять приглашение, чтобы осуществить еще одну важную миссию подобных обменов – установить прочные связи с членами одной из местных парторганизаций ГДР, члены которой имеют сходные условия жизни и сталкиваются с такими же повседневными проблемами, как и жители вашего района. В пару к ячейке южного Бэйсуотера был выбран районный комитет Нойенхагена, пригорода Лейпцига. Фреда Люман – местный партийный секретарь – уже готовит для вас теплую встречу. Мы не сомневаемся в том, что вы достойно выполните поставленную перед вами задачу, и это станет нашим общим замечательным успехом. Все расходы по поездке берет на себя министерство культуры ГДР.

Уверены, вы осознаете, какая большая честь вам оказана, и не позволите мелким бытовым причинам помешать вам согласиться на подобное предложение. Визиты запланированы на конец следующего месяца. Ваша поездка, по всей видимости, начнется с 23-го числа, однако в силу определенных трудностей бюрократического характера все пятеро избранных делегатов будут путешествовать отдельно друг от друга. Пожалуйста, дайте нам знать в максимально короткие сроки, принимаете ли вы приглашение, после чего вам будет предоставлена более подробная информация.

Чем дольше она вчитывалась в строки письма, тем более странным оно ей казалось. Ехать предстояло совсем скоро, но откуда им было знать, что она сможет оторваться от работы в библиотеке? А потом она с удивлением вспомнила, что Эйш расспрашивал ее, как она проводит отпуск, брала ли его уже в этом году и много ли ей потребуется времени, чтобы получить у своего руководства разрешение на продолжительную отлучку. И почему в письме не были названы имена других отобранных кандидатов? Вероятно, они не видели в этом особой необходимости, но у Лиз все равно возникло легкое недоумение. Кроме того, письмо оказалось очень длинным. В центральном комитете так не хватало людей для поддержания переписки, что их послания, как правило, были очень краткими. Чаще же они просто связывались с товарищами по телефону. А это письмо выглядело настолько тщательно и детально написанным, так аккуратно отпечатанным, словно его прислали вовсе не из Центра. Однако ж оно было подписано секретарем по вопросам культуры; это его подпись, и здесь никаких сомнений не возникало. Она не раз видела ее на размноженных на ротаторе листовках и обращениях. Да и написано письмо было в том наполовину бюрократическом, наполовину мессианском стиле, к которому она привыкла, пусть он ей никогда и не нравился. Глупо утверждать, что она обладала «большим опытом пропагандистской работы с массами на низовом уровне». Ничего подобного. На самом деле именно эту часть партийной работы она не любила сильнее всего – произносить речи в мегафоны перед воротами заводов и фабрик, продавать, стоя где-нибудь на углу, газету «Дейли уоркер», обходить квартиры избирателей накануне выборов в местные органы власти. Вот участие в кампании за мир во всем мире она воспринимала как должное, потому что в этом заключалось хоть какое-то рациональное зерно, она видела смысл в таких акциях. Она видела детишек, играющих на улице, мамаш с колясками в скверах, стариков, вечно торчавших на порогах своих домов, и могла сказать себе: «Я делаю это для них всех».