Исцеление Вечностью - Санин Евгений
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Да-а… - озадаченно покачал головой Александр.
- Погоди, это еще не все! – остановил его отец Игорь. – Вернулась Галина Степановна после этого, с чувством исполненного долга, к иконе. А от иконы – голос. «Ну все, - думает она, - сподобилась такого чуда за то, что святую икону от поругания защитила». Но голос-то далеко не приветливый. А наоборот скорбный и строгий. И судя по всему, Самой Богородицы!.. «Я пятнадцать лет ждала эту пропащую душу, - с болью сказал Она. – И вот она пришла. А ты ее – выгнала…»
Отец Игорь помолчал и развел руками:
- И вот теперь Галина Степановна забилась в самый угол церкви и плачет. А может, уже и читать начала… Служба-то не ждет. Ты уж пойди, помоги ей.
Александр согласно кивнул и быстрыми шагами направился к храму.
Честно говоря, ему не верилось до конца во всю эту историю. Скорее всего, тут было не чудо, а Галине Степановне это просто почудилось, когда она присела отдохнуть на минутку! А что? Он читал что-то подобное в одной очень известной назидательной книге. Вот и она вполне могла тоже читать это, и оно уже будто с ней самой, привиделось ей во сне?..
Так размышлял он, пока не вошел в храм.
Но войдя в него, услышал, как читает, взявшая себя в руки Галина Степановна, взглянул на нее и не поверил своим глазам и ушам.
Так просто человек не может поменяться сам собой.
Ни одного пропуска слов, чистейший церковно-славянский язык и при этом необычайное благоговение и почти неотрывный – с мольбою и страхом – взор на икону Пресвятой Богородицы…
А главное - сама Галина Степановна изменилась до неузнаваемости.
Увидев Александра, она приветливо кивнула ему и смиренно уступила место на клиросе. А потом, заметив людей, разговаривавших в храме, дернулась было, по привычке, к ним, но спохватилась и издали, дождавшись, когда они посмотрят на нее, умоляюще приложила палец к губам и показала на открытые Царские Врата и святые иконы…
Что оставалось после этого Александру?
Только полностью изменить свое мнение.
Что означало признание еще одного чуда, которые происходили пусть не лично с ним, но с хорошо знакомыми ему людьми!..
3
Решив поработать со своими бумагами и отобрать из них те, которые могли бы пригодиться на Кипре, Клодий ушел в свою каюту.
Альбин остался один. Неожиданно для него самого оказавшийся в нем проповеднический талант требовал духовной работы с другими людьми и жаждал преумножения.
Но с кем он теперь мог поговорить?
Капитан был занят – то на своем помосте, то на корме разговором с рулевым.
Гребцы отдыхали после того, как судно после долгого безветрия и шторма снова пошло под парусами.
Рабы, наоборот, были заняты каждый своей работой.
И тут он вспомнил про томившегося в трюме в ожидании неминуемой смерти келевста.
«Вот чью душу можно еще успеть привести к Богу!»
После успешного разговора с Клодием Альбин не сомневался, что кого-кого, а келевста он без особого труда сумеет обратить в христианскую веру. Все-таки тот тоже верил в одного бога, а не во многих, как другие язычники. И к тому же находился сейчас в таком отчаянном положении, когда ни один из языческих богов, включая Посейдона, уже не мог помочь ему, и самое время было подумать о Вечности.
Но, спустившись к нему в трюм, Альбин словно натолкнулся на непреодолимую преграду.
Связанный по рукам и ногам келевст недружелюбно посмотрел на него и хмуро спросил:
- Зачем ты пришел ко мне?
- Потому что мой Бог заповедал посещать сидящих в темницах! – решил без всяких предисловий приступить к главному Альбин.
- Странный у тебя Бог! – усмехнулся келевст.
- Не странный, а - Милосердный и Всемогущий.
Не удостаивая вниманием упоминания о милосердии, келевст уничтожающе посмотрел на Альбина:
- Ты хочешь сказать, что он сильней самого Посейдона?
- Конечно! – воскликнул тот и, подсаживаясь рядом, принялся объяснять: - Ведь Посейдон, как ты ошибочно считаешь, хозяин лишь одного только моря. А мой Бог создал всю вселенную, землю, море и все, что на нем и в нем! Шторм, штиль, приливы, отливы, рыбы, дельфины – все движется, живет и происходит согласно Его воле!
- Что-то подобное я где-то уже слышал… - припоминающе нагнал морщины на узкий лоб келевст. - Постой-постой! А ты не христианин?
- Да, ты не ошибся. Я – действительно христианин.
Келевст изо всех сил сделал попытку сесть, но не сумел, и Альбин помог ему.
- Надо же! Не боится говорить об этом тому, кто скоро увидит безжалостных судей и может напрямую выдать его! - прохрипел тот. – А может, ты тоже хочешь погреться в медном быке или, как твой Бог, оказаться рядом со мной на кресте?
Альбин понял, что келевсту уже что-то известно о его вере.
«Что ж, - спокойно подумал он, - тем меньше, значит, нужно будет ему объяснять!»
А тот тем временем продолжал:
- Не бойся, не выдам! Я христиан не то чтобы люблю, но скажем так – уважаю. В свое время я был воином и видел их в деле. Это смелые и честные люди. Не чета тем, что предали Клодия. Всем вы хороши, - похвалил он, но после этого презрительно поджал губы: - Только слишком добрые и мягкотелые. А этим жестоким, безжалостным миром должны править - сила и зло!
Альбин принялся объяснять келевсту, что все это совсем не так.
Он приводил в пример притчи, которыми поучал Христос.
Доказывал, что люди должны любить и прощать, а не уничтожать друг друга.
По поводу мягкотелости говорил о тех мучениках, которые смогли перетерпеть нечеловеческие страдания, когда их пытались заставить отречься от Христа.
Закончил же тем - какие неизъяснимые блаженства ждут праведников в раю, и чем грозит нераскаявшимся грешникам ад.
И, тем не менее, как ни старался, словно корабль налетел на несокрушимую скалу и разбился.
Выслушав его, келевст неожиданно сказал:
- Даже если ты прав, и твой Бог могущественнее Посейдона - зачем мне этот твой рай? В нем нет ни шумных таверн, ни опьяняющего вина, ни азартной игры в кости, ни продажных женщин! Не-ет, все это не по мне. Моя душа умрет там от скуки. Ах, да, там ведь и смерти нет! – зябко передернул плечами он и убежденно сказал, давая понять, что всё, конец разговору: - Нет, мне по душе больше ад, где будут такие же, как и я!
4
Александр хотел, чтобы Алеша оставил свои грязные туфли перед входной дверью. Но Вера, увидев, что тот вошел в одних – к тому же дырявых носках – решительно воспротивилась этому. Она собственноручно внесла его обувь в коридор, достала из ящика шкафа носки и протянула Алеше.
- Надень, - не терпящим возражений тоном сказала она. – Это носки моего покойного папы. А потом обуй комнатные тапочки.
Алеша охотно выполнил указание хозяйки и принялся ходить, озираясь, по квартире так, как, наверное, ходила Золушка по королевскому замку.
- У нас дома совсем не так! – наконец, сказал он, и на вопрос Веры: «А что у вас по-другому?», со вздохом ответил: - Родители продали все, что можно было продать, и пропили. Спим на полу. Обедаем, когда есть, что есть, тоже!
При упоминании о еде Алеша шумно вдохнул идущие с кухни вкусные запахи, но так как его пока не приглашали к столу, деликатно продолжил осмотр квартиры. Вера, как хозяйка, сопровождала гостя.
- А это что? А это зачем? – только и слышался отовсюду его голос. И после разъяснений Веры «хрустальная ваза… пылесос… тубусы…» раздавалось удивленное: - Надо же!
Улучив момент, Александр зашел на кухню, чтобы узнать, что будет на ужин. И увидел сменившую Дашу – Лену. В отличие от предшественницы, эта сестра милосердия всегда и все делала по-своему, из-за чего у них с Верой, что называется, нашла коса на камень. В итоге Вера, чтобы не обострять болезнь, просто махнула на Лену рукой и не спорила с ней.
Вот и сейчас та возмущенно сказала Александру:
- Ишь, блины, видите ли, ей пеки! Не буду я их печь! Что у нас, поминки сегодня, что ли?
