ВСЕ НА ЗЕМЛЕ - Олег Кириллов

— А сейчас я хотел бы о другом… Мы приехали сюда для того, чтобы поговорить о вашем председателе Иване Ивановиче Насонове. Считался он у нас на неплохом счету. Да и вы его, насколько мне известно, уважаете. Но вот произошел случай, который руководство района считает очень тревожным. Вы знаете, что комбинат построил за свой счет вам новый свинарник. Хорошее дело сделано. Но вот оказывается, что сделано все это на одном обмане. Товарищ Насонов выдал руководству комбината бумагу, из которой явствовало, что вы, на таком же вот собрании, решили уступить землю, на которой расположены ваши села Матвеевка и Красное, для сооружения карьера. Теперь же, когда дело доходит до решения исполкома, ваш председатель является туда и заявляет, что бумага, которую он выдал, — подделка и не имеет силы. Мы еще будем обсуждать вопрос о поступке коммуниста Насонова, но предварительно мы хотели бы узнать, как смотрите на него вы?

По залу пошел шумок. Задвигались люди на проходе. У открытой входной двери задымились нетерпеливые цигарки.

Пожилой мрачноватый человек в первом ряду поднял руку. Лебедюк махнул рукой:

— Давай, Иван Ефремович… — Рокотову шепнул на ухо: — Гостев, кладовщик…

— Я вот что спросить… Так поскольку Иван Иванович признался во всем, бумага его силы не имеет?

— Да, конечно, — Рокотов поднялся, — я прошу вас, товарищи, понять одно: нельзя хорошее дело грязным методом делать. Кого обманул товарищ Насонов? Государство, Да-да, нашу страну, а значит, всех нас с вами.

Молчание в зале. Потом, с прохода, одинокий голос:

— Нехай Насонов скаже!

Лебедюк склонился к Рокотову:

— Как, Владимир Алексеевич?

— Вы ведете собрание, а не я.

Лебедюк от волнения снял очки, положил их перед собой на шикарную папку, которую так и не открыл, и объявил:

— Слово имеет председатель колхоза товарищ Насонов Иван Иванович.

Вот тут-то и стал ждать поворота Михайлов. Хоть и сидел с непроницаемым лицом, а дай бы волю, так за голову схватился бы. Что делает Рокотов? Что делает? Собрание не готовили, выступающих не предупредили. Тексты не проконтролировали. Все на самотек. Ай-яй-яй… Ну, Владимир Алексеевич, такого уж я от тебя не ждал. Не зря Гуторов отбивался из последних сил. Не желал быть замешанным в эту историю. Ну сейчас Иван Калита выкатит яблочко. А потом как оно все Пойдет дальше-то? Ай-яй-яй… Тут и ему, Михайлову, может перепасть. Спросят, а где же ты, товарищ Михайлов, был? Партийный работник со стажем? Первый секретарь молодой, а ведь ты ж с ним рядом? Ты его опора и поддержка? Куда же ты глядел? Вот беда-то.

Он схватил клок бумаги и, брызгая чернилами перьевой ручки, написал Лебедюку: «Ты что делаешь? Давай слово членам парткома, которые высказывались на заседании… Сейчас вразнос пойдет». Сделал торопливый росчерк и сунул записку в руку Лебедюку. Тот прочитал и тревожно воззрился на Михайлова: Насонов уже грузно вылезал из-за стола, готовясь идти к трибуне. Да, было поздно. Иван Иванович откашливался, будто в горле что-то мешало, а сам по залу так и шарил глазами. По лицам знакомым, будто определяя, кто как воспринял его вину? Ах, шельма… Ну, что будет дальше — Михайлов теперь уже знал. Сейчас соловьем споет арию. А что потом начнется? А у Рокотова Лицо совсем каменное, будто не понимает ничего.

— Я виноват, товарищи колхозники, — начал Насонов. — Вины с себя не складываю. Все, как обсказано, было в точности. Виноват на все сто. Только одно хочу сказать, не в оправдание, нет… Мы с вами сколько времени вопрос про тот свинарник решали? Ну, кто скажет? Ты, Коробков? Ну… Верно, с шестидесятого года, И перед кем же я только на коленках не стоял? Всех строительных начальников в области уговаривал. Что получил? Извиняюсь за грубость, дулю. Никто нам строить не берется. Нашел шабашников. С югу приехали. Молодец к молодцу. Переплата вдвое, ну да ладно, решили мы их подрядить. Помните, на собрании ихний бригадир выступил, клялся до Октябрьской свинарник в строй ввесть. Год сроку — красота. А тут что выходит? И в этот самый момент приезжает до меня Дорошин со своим разговором. Эх, думаю, Иван Насонов., Кто ты такой есть в своем существе? Разве в тебе вся заковырка? Ну сымут тебя, придет другой, зато Память по себе оставишь. Скажут, кто колхозникам доход поднял чуть не вдвое за три года? А ему в ответ! Иван Иванович Насонов старался, свинарник строил. За то и пострадал. Так что шел я, товарищи колхозники, на это ложное дело в самом полном сознании и в надежде, что для миру стараюсь. А теперь прошу меня простить, коли что не так сделал или сказал кому. Все. Больше балакать не к чему.

Десятки людей в зале завертели головами, обменивались мнениями. Шум стоял такой, что нельзя было услышать отдельных выкриков. Лебедюк вынул список членов парткома, перекрывая пронзительным тонким голосом всеобщий взволнованный разговор, объявил выступление механизатора товарища Куличкова. Огромный плечистый парень встал среди зала, недоуменно оглядывался по сторонам:

— Я ж слова не просил…

— Давай сюда, Куличков, — звал Лебедюк. — Ну, не задерживай… Приготовиться Андрею Насонову, старшему бухгалтеру.

Куличков выбрался к трибуне:

— Я хочу сказать так: ежели как полагается, то Насонову, конечно, надо было не так сделать… Чтоб по правде все. А с другой стороны, я понимаю таким вопрос… Кто же для колхоза строить должен? Кому только сказать, что денег в кассе полно, а построить ничего не можем. Не дело, если прямо, по правде говорить. А Насонов, он, конечно, неправильно сделал.

Да, дела… Михайлов лихорадочно набрасывал тезисы выступления. Если Рокотов разрешит, тогда он выступит. Тут же черт знает что… А завтра уже в обкоме знать будут.

Невысокий плотный старичок с тихим голосом уже шел к трибуне.

— Кто? — спросил Михайлов у Лебедюка.

— Насонов — старший бухгалтер.

— Родственник председателю?

— Однофамилец… У нас Насоновых сорок шесть семей.

— Вот такой кандибобер вышел с нашим Иван Иванычем, — начал старичок. — Грустно, товарищи. Обманываем. За такие дела, Иван Иваныч, хоть мы с тобой бок о бок уже сколь годов трудимся, я бы тебе строго выговорил. Понимаю, что ты о нашем, колхозном благе пекся. Все понимаю. А вот тут ты промашку дал. Да. А все ж, товарищи колхозники, свинарник-то есть. Да. Вот так-то. А каким кандибобером он построен, это, конечно, плохо.

И бегом-бегом к своему месту.

Собрание что надо. А Рокотов сидит точно идол неподвижный. Будто все идет самым лучшим образом.

А Лебедюк, хоть и видит, что все не тем путем движется, даже улыбается кому-то в зале. А Насонов, шельма, голову опустил, а в душе небось пританцовывает от радости. Как же, все к его пользе получается. Скандал какой…

Еще трое выступающих хитро эдак осудили Насонова, отметив его заслуги в возведении свинарника. А Гостев, в очередной раз подняв руку и получив от Лебедюка слово, подвел итог прениям:

— Я понимаю так… Одобрить строительство свинарника в нашем колхозе как заслугу товарища Насонова и взять с него слово, что в другой раз он так поступать не будет.

Зал ответил дружным хохотом. Гостев засмущался, попятился, сел на место и интенсивно завертел головой, поясняя ближайшим соседям свою идею.

А потом поднялся Рокотов:

— Ну что ж, товарищи колхозники. Нам было полезно выслушать ваше мнение. Хочется сказать только одно: мы с вами делаем очень большое дело. И каждый из нас должен понимать: ложь, хитрость — это не наши методы. Деньги за свинарник колхоз, конечно, уплатит комбинату. Но здесь дело в другом: я хотел, чтобы вы сами сказали председателю слово осуждения за то, что вашим именем совершена купеческая сделка. Вчера он от вашего имени уступил землю, а завтра продаст на сторону технику или поголовье… Не о доходе, не о выгоде нынче речь… Может быть, не так вы меня поняли? Я о честности нашей говорю, о том, что когда-то вас назовут поколением, поднявшим мощь страны до недосягаемых высот… Вот вы, молодые ребята… Когда-нибудь вас пионеры будут приглашать в школу, чтобы вы рассказали о каждом из сидящих здесь людей, о том, как в трудном каждодневном труде вы строили не только нашу страну и ее мощь, но и ту мораль, по которой завтра будут жить ваши дети. А вы аплодируете человеку, который во главу своих поступков ставит ложь, да, ложь, хотя на первый взгляд и ради доброго дела.

Рокотов пил воду, которую принесли в алюминиевой кружке от бачка в коридоре клуба, а зал молчал. И Михайлов, словно боясь спугнуть эту тишину, про себя торопил Рокотова: ну скорее, скорее начинай говорить дальше. Пользуйся моментом, раз удалось тебе схватить аудиторию. Ну чего ты тянешь?

А Рокотов был неопытен в этих вещах и пил долго и неторопливо. А зал ждал, и только в проходе кто-то гулко кашлянул в застоявшейся тишине.

— …Мы иногда снисходительны к людям, обманывающим ради дела. Не для себя же лично, говорим мы о том, кто совершил такое. И тем самым создаем пример для других. И вот уже вырабатывается тип руководителя, который совершает недозволенное открыто и смело, потому что у него в кармане палочка-выручалочка: не для себя. Вы простите меня, я немного отвлекся в сторону от дела, о котором мы сегодня много говорим. Я еще раз благодарю вас за высказанные мысли. Мы стараемся теперь более критически взглянуть на работу наших строительных организаций, специализирующихся на возведении объектов для села… И еще кое-что полезное лично для себя вынес я с этого собрания. Спасибо вам за это. Вы сегодня обсуждали поступок председателя Насонова. В ближайшие дни мы у себя в районном комитете партии обсудим поведение коммуниста Насонова. И я вам обещаю, что разговор этот будет более строгим, чем сегодняшний. У меня все.