Ургайя - Татьяна Николаевна Зубачева

Как он, стоя да с разбегу, никто больше не смог, и его опять шлёпали по плечам и спине, чествуя как самого ловкого. Смешно, но… приятно!

А тут ещё прибежали девчонки в синих с жёлтым форменных байгуровских комбинезонах. Вообще-то они должны были поставить новые термосы с горячим, забрать опустевшие и ещё там чего-то, но хоть по разику-то скатиться, да ещё с такими ладными и ловкими, да пока остатное допивают, чтоб не пропало, да…

А с девкой кататься, да в сугробе не побарахтаться, это ж каким дураком надо быть! Когда девчонки, наконец, уволокли опустевшие термосы, они ещё долго гоготали и балагурили, кому чего удалось и досталось.

Выгребая неведомо как попавший за шиворот снег, Гаор смеялся, поддевал и отругивался вместе со всеми. Да вот оно — вместе! Он с ними, и они с ним. Заодно, по… по-братски.

И в самый разгар веселья от калитки начальственный, «господский» голос:

— Рыжий! К машине бегом!

Приказ есть приказ, его надо выполнить, а что там у тебя… что господам, что командирам всегда по хрену.

Возле машины его ждали. Гаор изумлённо уставился на девчонку в оранжевом комбинезоне с пришитым сзади длинным загнутым кверху пышным хвостом и плотно облегающей голову шапочке с торчащими ушками. Правда, клеймо и ошейник на виду, как и положено.

— Велено всё сразу, — весело скомандовала она. — Знаешь про что?

— Догадываюсь, — хмыкнул Гаор, открывая багажник и доставая термос и пакет с печеньем. — Донесёшь?

— Тебе велели, ты и неси, — фыркнула девчонка. — Давай по-быстрому.

— Понял, — покладисто кивнул Гаор. — Белка, что ли?

— Ну да, — не оборачиваясь, ответила девчонка, ловко лавируя между машинами. — Нас всех, ну, кто на горках в обслуге, обрядили, белками там, зайцами, ещё кем. Для веселья, понял?

Забор, отделяющий стоянку от господских развлечений, был изнутри щедро украшен, вернее, заставлен раскидистыми ёлками, воткнутыми в насыпанный на половину роста (96 см) снежный вал, и потому замечался только при уж очень внимательном взгляде. Охранник у высокой узкой калитки пропустил их молча, но оглядев очень внимательно.

Внутри музыка, детские визг и гомон, деревянные пёстро раскрашенные самые разные горки и спуски, карусели, качели, ещё что-то… Один раз давным-давно его мальчишкой в новогоднюю увольнительную Сержант сводил на такое гулянье. И… Гаор только сейчас вдруг сообразил, что ведь за вход, за картонный стаканчик с горячей приторно-сладкой тёмной жидкостью, за разноцветные бумажки билетиков на всякие эти сооружения Сержант заплатил наверняка из своих. Точно, свои карманные он тогда там же потратил на пакет засахаренных орехов. И было это только раз, потому что… интересно, сколько декад, а то, может, и сезон без малого Сержант копил свои карманные на это гулянье? Отказавшись от любимого крепкого трубочного табака и обходясь самыми дешёвыми сигаретами. Да, он помнит: Сержант покупал сигареты, вынимал из них табак и уже им набивал трубку. Так что…

Додумать Гаор не успел, вернее, побоялся, настолько привык думать о Сержанте по-другому. Да и пришли уже. В просторный, ограждённый снеговыми валами и ёлочными шеренгами, и одновременно тесный от множества столов и людей зал не зал… едальня господская. А вон и хозяйка, и дети. Сидят вокруг пустого стола и ждут. Вон официант подбежал, и хозяйка покачала головой, отказываясь. Ну да, в машине же говорили, что покупок не будет, потому и угощение с собой взяли. Гаор невольно прибавил шагу.

— Да-да, сюда, — вскочила ему навстречу старшая девочка. — Ставь сюда, мама, я сделаю…

Гаор поставил на стол термос и пакет и повернулся уходить, но хозяйка остановила его:

— Подожди.

«Это что, и за столом им прислуживать?!» — мысленно возмутился Гаор, и тут же сам себя осадил воспоминанием о Фрегоре. Был же уже лакеем и ничего, здесь, по крайней мере, бутылками в него кидаться не будут. А о том, что тогда потом было, он ещё раньше заставил себя забыть и не вспоминать.

Прислуживать не пришлось. Старшая девочка достала из пакета стопку пластиковых чашек и круглую картонную коробку с печеньем, а хозяйка открыла термос и разлила по чашкам дымящуюся густую и тёмную как… как смола, жидкость. В воздухе поплыл непривычный, странно приятный запах. У Гаора непроизвольно дрогнули ноздри.

— Пейте осторожно, он горячий, — Гройна раздала чашки. — Гонха, помоги Гридангу. Гирр, не хватай столько.

Гахра взглядом спросила у матери разрешения и очень серьёзно, даже строго сказала Гаору:

— Рыжий, себе сам налей.

Гаор изумлённо уставился на неё. Этого он никак не ожидал.

Что заметила и поняла Гройна… но она улыбнулась и сказала:

— И Белочку угости.

— Ой, спасибо вам, госпожа предобрая! — тут же взвизгнула крутившаяся у стола девчонка, а так как Гаор медлил, всё ещё не зная, посчитать сказанное за приказ или за господскую шутку, подтолкнула его локтем в бок и шепнула: — Ну, давай же, а то остынет.

И тогда он вышел из оцепенения, и удачно вспомнив, как называют старших хозяйских дочек, что уже к хозяйству приучаются, поблагодарил:

— Спасибо, хозяйка, спасибо, хозяюшка.

Гахра покраснела от удовольствия — вообще-то ей до такого обращения ещё три года, самое меньшее, расти, но для своего раба… — и покровительственным тоном разрешила:

— И печенье бери.

Гаор повторил положенные формулы, налил из термоса в последнюю шестую чашку шоколада и взял из коробки четыре желтовато-белых кругляша в искрящихся, как льдинки, сахарных крошках, отступил на шаг.

— Пей первым, — распорядилась девчонка. — А теперь я глотну.

Они пили, передавая друг другу чашку после каждого глотка, и девчонка, озорно блестя светло-карими глазами, крутила чашку, чтобы своими губами коснуться того места, где пил он, и заедали обжигающий сразу и сладкий, и чуть горчащий густой шоколад хрустящим рассыпающимся во рту печеньем. И Гаор уже замечал, что он не один такой, что у многих столов стоят рабы и рабыни не в байгуровской форме, а в чём попало, прислуживают своим хозяевам, и многие тоже, как и он, прихлёбывают и жуют. Однако… правда, на том пикнике, на спецурном полигоне, его тоже угощали, а потом… хотя нет, здесь в такие шуточки вряд ли играть будут.

Гройна разлила по чашкам добавку и кивнула Гаору.

— Отнеси в машину.

— Да, хозяйка.

— Мама, а чашки выкинем? — удивилась Гонха.

— Они разовые, дура, — важно заявил Гирр.

— Мы тогда их для кукол возьмём.

— Мама, можно?

— А мы ещё покатаемся?

— Мама, а мой абонемент кончился…

— Мама…

— Ладно, — Гройна встала из-за стола, озабоченно пересчитывающим взглядом осмотрела запрыгавших вокруг неё детей. — Рыжий, всё собери и отнеси в машину. Дома разберём.

— Мама, там