Ургайя - Татьяна Николаевна Зубачева

И когда хозяин приказал ему включить музыку и потанцевать для них, тоже всё обошлось. Им понравилось. Но и он старался. А потом гость вдруг спросил его об имени, и он растерялся и промолчал. Но хозяин рассмеялся и сказал:

— Тихоня.

— Да, хозяин, — сразу понял он. — Я Тихоня.

И гость кивнул:

— Что ж… имеет смысл.

Они допили коньяк и кофе и встали. Хозяин небрежно бросил ему:

— Уберёшь тут.

Он, как и положено, поблагодарил, зная, что такое распоряжение разрешает доесть. Вышел следом за ними в прихожую, подал с поклоном их зимние плащи. Хозяину помог одеться. И тут гость сказал:

— И это лучший вариант?

Хозяин усмехнулся:

— Ты не представляешь, насколько плохи были другие.

— Тебе виднее, — согласился гость.

И оба почему-то засмеялись.

Он ничего не понял, да ему и не положено что-либо понимать, кроме приказов…

…Нет, всё хорошо. И у него теперь есть имя. Тихоня. Совсем новое, так его ещё нигде и никто не называл. Что ж, имя как имя. Не насмешливое, не обидное, бывает намного хуже. А что лицо гостя показалось ему смутно знакомым, лучше не думать. Потому что видел он его, или похожего очень давно, до Амрокса, а любые попытки вспомнить тогдашнее вызывали страшную, разрывающую голову, доводящую до судорог боль. И он там же, в Амроксе, понял и запомнил, как избежать боли. Не вспоминать. Хозяйский гость, возможно, родич, и всё! И хозяин у него новый. Не видел он его прежде, до последней сортировки и того кабинета. И всё!

Успокоившись, Тихоня встал и занялся обычной домашней работой. Уборка, завтрак, упражнения… А как же! Раз хозяину танцы понадобились, значит, разогрев, растяжка, чечётка, махи, повороты, кульбиты, и с раздеванием надо обязательно, вчера обошлось, а завтра понадобится, а ты как корова на льду. Интересно, а каково это, коровой на льду? Коров только на картинках и видел. У своего самого первого хозяина. Добрый был, учил читать, петь, всякой домашней работе, и лапал мягко, без щипков. И не забыть, что он теперь Тихоня, самого себя так называть, даже про себя. И всё тогда обойдётся.

* * *

Дамхар. Усадьба Ридурга Корранта

572 год

Зима

5 декада

9 день

День за днём, день за днём, день за днём… И наступил день, вернее вечер, когда Гаор лёг в постель, накрылся одеялом и… и увидел её, свою папку, с тесёмками, завязанными на страховочный узел, который хрен развяжешь, если не знаешь за какой конец дёрнуть. Он дёрнул за нужный, и она раскрылась. Вот оно, есть! Всё цело, ни листика не пропало, не забылось.

Писать он не рискнул, так, перебрал, уложил чуть в другом порядке, приготовил лист для разметки будущего цикла — ясно же, что в одну статью всего не всунешь, будет скороговорка и невнятица — и завязал тесёмки. На сегодня всё.

А сечень шёл своим чередом. Сыпал снег и светило то по-зимнему бледное, то по-морозному красное солнце, то ветер, то затишье… Зима она и есть зима. И по-нашенски лютый уже у порога.

Опять, как когда-то, он дважды съездил в рейсы с хозяином. Вернее, хозяин опять провёз его по блокпостам, посёлкам и заведениям, предъявив дорожной полиции, управляющим и смотрителям. И опять… маршрутный лист и выездная карточка в бардачке, заполненные накладные и чистые бланки на случай заказов в сумке-планшете, тоже всё том же, и всё как когда-то…

А ведь не всё. Гаор даже не сообразил, а как-то почувствовал, что Дамхар изменился. Вот только пока непонятно, в чём. Фургон набит под завязку, а… стоп-стоп, а вот пунктов заезда, а значит, и завоза меньше. Раньше он с таким грузом помотался бы… аж на три сектора и декаду бы, не меньше, был в рейсе, а теперь пять посёлков, и он пустой домой катит. Получается… получается ни хрена себе, как пайки увеличились. И… и по мелочам ещё набирается.

Он сам не замечал, как снова всё пристальнее всматривается в окружающий его мир. И белизна снега давно не казалась кафелем, а травяное питьё Большухи никак не напоминало то пойло. Нет, он ничего не забыл, но… но он снова хозяин своей памяти. И ненужное или запретное не вырвется. Да, он хозяин себе, и телу своему, и памяти. А что клеймо на лбу и ошейник на шее… так не один он такой. Он не один, за ним… за ним его род, род его матери, род брата. А вон и приметное дерево, ого, как его инеем опушило!

Гаор коротко гуднул, прося того, кто на дворе сейчас, открыть ему ворота, и плавно въехал во двор. Всё, он дома! Машину в гараж, и с отчётом к хозяину. Всё у него в порядке, и даже перерасхода нет. Незачем и некуда ему было заезжать.

Хозяина в кабинете не оказалось, и Гаор привычно сел к столу, не в хозяйское кресло, понятно, а сбоку, взял из бювара чистый лист и быстро, почти бездумно написал отчёт, подколол накладные и заполненные бланки заказов и встал. Тоже привычно прошёлся взглядом по книжным полкам — нету чудес и мечтать о них нечего — и вышел.

В коридоре на рабскую половину Гаор столкнулся с Милушей.

— Хозяин в рейсе? — решил он уточнить.

— Нужно ему?! — фыркнула Милуша. — А ты на что? В Аргат уехал.

— Ясно, — кивнул Гаор, уступая ей дорогу.

Что хозяин в Аргат собирается, он ещё чуть ли не декаду назад слышал, и с ужасом ждал приказа о поездке, понимая, что означит это одно: аренда закончена и его возвращают Фрегору. Но повезло! Хозяин уехал один, без него, его оставили здесь, в Дамхаре. Так что, живём? И сам себе ответил. Живём. Живём, братцы и сестрёнки!

До ужина ещё было время, и он спокойно вымылся в душе, а потом лежал у себя в повалуше, лениво, как по обязанности, просматривая газеты. А после ужина и трёпа за куревом, когда рассказал обо всём увиденном в рейсе, он привычно проверил одежду на завтра, разобрал постель, погасил свет и лёг. Закрыл глаза. И сразу — даже напрягаться не пришлось — увидел папку. Открыл, достал чистый лист и аккуратно написал: «Смертный конвейер». И план. А теперь переложить листы с записями об увиденном и понятом за год согласно плану. И на сегодня всё.

Гаор вытянулся на спине, закинул руки за голову. Было так тихо и спокойно. И он не слышал, а чувствовал, как рядом так же спокойно спят остальные. Ну,