Гопакиада - Лев Вершинин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вопрос: почему?
Прежде всего изумляет мера наказания (вернее, пресечения, поскольку ни о каком суде речи не было, имел место административный арест). Для России случай беспрецедентный. Да, ее законы не сияли гуманизмом. Правда, смертная казнь в мирное время за уголовные преступления была отменена (кроме исключительных случаев, вроде Салтычихи, но там имел место полноценный процесс, да и под самый конец пришло помилование) и применялась, только когда речь шла о попытке государственного переворота или мятеже (Мирович, Пугачев и пугачевцы), но существовали ссылка и каторга, на срок или пожизненно. А вот пожизненной одиночки закон не предусматривал (кроме той же Салтычихи, где смягчение приговора означало по факту ту же казнь, только в рассрочку). Еще более поражает, что «закрыли» старых казаков в административном порядке. В «сопроводиловке» Калнишевского (она сохранилась) указано только: «великий грешник». И все. Но Россия не знала «Железных Масок». За двумя исключениями — император Иоанн Антонович и еще одно, о котором позже. Однако ситуация с «вечным узником» понятна (живой даже не претендент, а царствующий император, при наличии которого все de facto занимающие трон персоны — de jure не более чем самозванцы). Ничего подобного в случае с запорожскими старшинами не было. Какие бы подробности, какие бы нюансы ни выяснились при изучении войсковых архивов, максимум, что могло светить старикам, не чикатильствовавшим и покушений на престол не учинявшим, — Сибирь, уже освоенная тремя поколениями провинившейся малороссийской старшины. Причем, с учетом возраста, даже не каторга.
И вот еще что. Говоря о Петре Калнишевском, не следует забывать, что речь идет не о каком-то безвестном бомжике с периферии. А о российском дворянине, герое войны, генерал-лейтенанте (по Табели о рангах чиновник III класса, допустимый к заседаниям в Сенате), кавалере высшего в империи ордена Андрея Первозванного. Об очень богатом человеке, на виду у императрицы, лично писавшей ему благодарственные письма («у нас никогда не было ни малейшего сомнения в вашей со всем войском к нам верности»!). С огромными связями при дворе, где, пользуясь модой на все запорожское, мудрый кошевой вписал в реестр немало нужных людей, вплоть до Грицька Нечеси — то бишь светлейшего князя Потемкина. Который именовал старика не иначе как «отцом родным» и «другом неразлучным» и состоял с ним в дружеской переписке («Уверяю вас весьма чистосердечно, что ни одного случая не пропущу, где усмотрю принести любую желаниям вашу выгоду, на справедливости и крепости основанную»!). Более того, позже, когда дед уже мотал срок, Светлейший интересовался условиями его быта и давал распоряжения не перегибать.
Честно: ничего не понимаю.
Довоенные связи с Крымом? Да, было. На местном уровне, насчет пастбищ и купеческих караванов. Без каких-то умыслов на измену, что подтвердилось задолго до войны, в ходе весьма тщательного и придирчивого следствия по доносу полкового старшины Петра Савицкого, а после войны, где Калнишевский проявил себя очень и очень хорошо, вообще быльем поросло.
Связи с гайдамаками? Полноте. Он их давил как мог, за что его «серома» в том же 1768-м чуть не убила. Хотя, конечно, знал и Зализняка, и Семена Гаркушу приведшего на помощь Зализняку конный отряд. Но Зализняк задолго до Колиивщины ушел в монастырь на послушание, выбыв тем самым из войска, а Гаркуша пошел на Правобережье своей, несмотря на все запреты, поскольку имел большой личный зуб на поляков; к тому же на российской стороне он гулял, да и бил конфедератов — врагов России, да и стало известно о его подвигах позже, аж в 1784-м, когда экс-кошевой уже почти 10 лет грел нары.
Причастность к Пугачевщине? Отпадает. Именно Калнишевский, и царице это было отлично известно, проявив чудеса изворотливости, сделал все для того, чтобы «серома», уже готовая выступить в поддержку «третьего анператора», осталась в своих куренях.
Контакты с беглыми, осевшими за кордоном запорожцами? Очень и очень сомнительно. Даже, пожалуй, невероятно. 85 лет — не пик политической активности, да и не те отношения были у Калнишевского с «голотой» (а ведь бежала за рубеж даже не «серома», а именно «голота»), чтобы иметь с ней какие-то предосудительные контакты.
«Месть казачеству за бегство», согласно мнению ряда очень-очень оранжевых авторов? Вообще чушь. Во-первых, «голоте» на судьбу кошевого, которого она дважды свергала, было глубоко плевать, во-вторых, немногим «старым», ударившимся в бега, не мстить следовало, а рассылать увещевания за подписью того же Калнишевского, а в-третьих, чего стоит месть, о которой никому ничего аж 25 лет неизвестно?
Личная ненависть кого-то из власть имущих? Об этом нет никаких сведений и даже хотя бы предположительных мотивов. К тому же, если даже кто-то из трех «железных масок» и попал под такую раздачу, при чем тут двое остальных? А ежели некий серьезный дядя ненавидел запорожцев как явление, почему репрессировали только троих?
Земельный вопрос, наконец? Увы, тоже не складывается. Безусловно, Петр Иванович был человек не бедный, напротив, очень богатым человеком, но не настолько же, чтобы государство его раскулачивало как Людовик XIV бедолагу Фуке. Тем паче что на имения и сбережения экс-кошевого после его исчезновения никто и не думал посягать, все законнейшим образом перешло к наследникам. А громадные «войсковые» земли ему не принадлежали, да и войско юридически не имело на них никаких прав.
А если так, то вновь: почему?
И почему даже Павел, выворачивавший наизнанку инициативы матушки, освобождавший и миловавший заключенных ею от Радищева до Костюшко, в случае с Калнишевским изменил своему правилу и даже не подумал хотя бы смягчить режим старика?
Неведомо.
Единственный, очень зыбкий намек на какой-то просвет появляется, на мой взгляд, если вспомнить исключение, о котором было сказано выше. Единственный случай в России XVIII–XIX веков, в какой-то мере на взгляд адекватный «казусу Калнишевского». Семья Пугачева. Неграмотная баба с двумя девчонками-подростками и мальчик Трофим. Брошенные шебутным отцом лет за восемь до событий. Никому неведомые, ни на что не претендующие. Короче говоря, ни с какой стороны не княжны Таракановы. Но при этом — всем, без всяких видимых причин — строжайшее, на всю оставшуюся жизнь заключение в самой «режимной» тюрьме Империи. Тут уж, в отличие от Петра Ивановича, ни о землях, ни о контактах с зарубежьем, ни о татарах-гайдамаках речи вообще нет. Как и о мести. Месть непонятно кому и неизвестно за что — совершенно не в стиле холодной, рассудочной, предельно логично мыслящей и отнюдь не чуждой гуманизма Екатерины. По-моему, остается лишь одно: несчастным просто раз и навсегда заткнули рот. Чтобы никому, никогда, ни при каких обстоятельствах не смогли по глупости брякнуть единственное, что теоретически могли знать: что «анператор», не признавший в казанском остроге свою семью, вовсе не их беглый батяня, как предписано считать всему миру, а кто-то другой. Иных вариантов я, как ни напрягаю фантазию, измыслить не могу. Как и ответа на вопрос: что же все-таки такое запредельное знал последний кошевой Запорожской Сечи, «великий грешник» Петр Иванович Калнишевский?
Глава XII
Наше все
Обыкновенная история
Покой, сытость и избыток времени, известное дело, предрасполагают к философствованиям. Среди старосветских помещиков Малой Руси, тех самых, служить не желавших, а желавших грезить под бандуру с галушками, было немало людей образованных, склонных после плотного ужина помечтать и порассуждать о старых добрых временах, когда все было не так, как нынче. То есть нынче, конечно, классно, тепло, светло и мухи не кусают, но ведь раньше мы были ого-го, а сейчас кто? Скорее всего, кто-то из этих «скучающих» и накропал на досуге появившийся невесть откуда в начале XIX века анонимный апокриф, именуемый «История Русов».
По форме сие произведение не пойми что, то ли летопись, то ли сборник легенд, по сути же «политический трактат, облеченный в историческую форму». Или, если без экивоков, политический памфлет на тему «Ой, какие мы были крутые и славные». Красота и сочность слога сего произведения явны и несомненны, в отличие, увы, от научной достоверности. Апологеты идеи «Прочь от Москвы», они полагают книжицу не просто достоверной, но даже своим «катехизисом, Кораном и Евангелием украинства», однако исследователи XIX века — в том числе стоявшие на жестко «украинофильских» позициях — думали иначе. В частности, Николай Костомаров, посвятивший изучению истории Украины всю жизнь и свято веривший в подлинность «источника», на склоне лет с очевидной грустью сделал окончательный вывод, признав, что в «Истории Русов» «много неверности и потому она, в оное время переписываясь много раз и переходя из рук в руки по разным спискам, производила вредное в научном отношении влияние, потому что распространяла ложные воззрения на прошлое Малороссии». Впрочем, мифологам Костомаров, ежели что, не указ.