Квадрат для покойников - Сергей Арно

– Да не отдам я тебе лом! Ты же лейтенанта Едронина зашибить могла!! – наконец воскликнул сержант, обернувшись к старухе. – Не отдам! Ведь ты ж ему башку проломить…

– Я не сумасшедший!! – вдруг громко, перекричав всех, воскликнул Эсстерлис и яростно топнул в пол ногой.

Разговоры сразу смолкли, все со страхом посмотрели на крикуна.

– Да что же вы кричите?! Я же не говорю, что сумасшедший. Просто подлечиться… – услышал я слова стоявшего рядом с ним лейтенанта; дальше он опять понизил голос, и я больше ничего не слышал.

– Ишь, покойников носить в дом надумал. Тьфу! Окаянный!

– В тюрягу такого гада запереть. А его еще уговаривают. Вот раньше, бывало…

– Во-во, в тюрягу…

Поговорили между собой старушки.

– Я не сумасшедший!!! – вновь выкрикнул Эсстерлис. – Я покойников оживляю!! Вы не имеете права!

Казимир Платоныч в бешенстве затопал ногами и замахнулся на лейтенанта тростью, но не ударил, а только пригрозил. Народ от него как-то сразу отхлынул, кое-кто от греха вышел на лестницу и заглядывал оттуда в прихожую. Стоявшие особняком санитары медленно двинулись к Эсстерлису.

– Вот видите, агрессивность проявил, – указал на него санитарам лейтенант. – Забирайте. Все видели, что агрессивность налицо… Довел, наконец-то…

– Ну, раз агрессивный, тогда берем, – сказал санитар.

– Я не сумасшедший! – опять выкрикнул Казимир Платоныч, и на глазах его показались слезы.

– Пойдемте, гражданин, там разберемся. У нас в больничке своих покойников навалом. Мрут, как насекомые.

Санитары с двух сторон взяли Эсстерлиса под руки и меж расступившимся людом повели к двери. Казимир Платоныч не сопротивлялся, он медленно передвигал ноги, взгляд его скользил поверх человеческих голов. И только тогда, когда он случайно встретился с моими глазами, то вдруг встрепенулся.

– Скажите им, что я оживляю! – крикнул он мне со слезами в голосе. Но санитары, ни на что не обращавшие внимания, вывели его за дверь.

Народ последовал за процессией, вскоре прихожая опустела.

– А вы кто такой будете? Документики взглянуть позвольте.

Передо мной стоял лейтенант, глумливо и как-то очень обидно ухмыляясь в глаза. Рядом с ним уставший от тяжести опирался на лом сержант; ни минуты не давая покоя, его теребила за рукав старуха-лунатка.

Я пошел в комнату и принес паспорт.

– Что же вы здесь делаете? Не прописаны ведь, а? – просматривая документ, глумливо сказал лейтенант. – На жилплощади больного человека. Вам хоть известно, что у гражданина Эсстерлиса шизофрения в самой тяжелой из всех форме?

– Да нет как-то. Я у него комнату снимал… Кто же знал, что больной?

– Кому он только комнату не сдавал… – встрял в разговор одолеваемый старухой сержант. – Вы что, сразу не заметили, что он того, что ли?

– Да как-то нет, вроде…

– А покойников у него видели? – лейтенант смотрел на меня совершенно серьезно.

– Да… Вообще-то… Видел одного… – признался я через силу.

– Ну и что?

– Да ничего… Покойник как покойник. Он говорил, что оживляет их, вот и все, – выговорил я.

– И вы поверили?

– Да не знаю, нет, конечно… Но…

– Вы что, гражданин? – опять вступил сержант с ломом, выпучив на меня глаза, как будто я сам был ожившим покойником. – Вы что, того?! – он покрутил пальцем у виска. – Как же покойников оживлять? Вы в школе-то учились когда-нибудь?

– А ведь верно… Как-то не подумал я…

Лейтенант протер лоб платком.

– Он же больной человек. Ну ладно, он карлика убогого убедил в том, что оживляет. Его, кстати, из морга по статье уволили, как несуна… Но вас-то, вас! – Лейтенант почти кричал. – Вы хоть одного оживленного покойника в своей жизни видели? Видели?!!

Я был в совершеннейшей растерянности.

– Ну! Видели?! Хоть одного-единственного?!

Голова моя шла кругом, казалось, я начал только сейчас выходить из-под гипноза, в который ввел меня проклятый Эсстерлис. Как я мог поверить ему? Полный идиотизм, в котором я находился по сию минуту, начал развеиваться. И я уже понимал, хотя и не в полной мере, что попал под сильное влияние психически больного человека. И сейчас, вспоминая ночное оживление, ужасался своей доверчивости.

– Так действительно больной? – проговорил я, наконец.

– Да гражданин Эсстерлис каждые полгода в психиатрических лечебницах лечится. Вы уж мне поверьте. Сколько раз его самолично отправлял… Санитары ведь тихих не берут, приходится доводить. Иногда полчаса стоишь, всякую белиберду раздражающую болтаешь, болтаешь… Как сам с ним еще не свихнулся только…

Слова убежденного милиционера, наконец, лишили меня всяких сомнений.

– Да… – пробормотал я, потерев лоб. – Что же мне делать?

– Вы, молодой человек, подумайте на эту тему хорошенько, а лучше к доктору сходите, психиатру – мало ли что. А жилплощадь освободить придется. Сами понимаете, не по закону вы здесь.

– Господи!! Да на тебе твой лом! Вот не могу, всю руку до синяков исцапала.

Старуха забрала у доведенного сержанта лом и, пугливо озираясь, за один конец (другой волоча по полу) потащила его вон из квартиры. Слышно было, как он загрохотал по ступенькам.

– А квартирку мы закроем, сами понимаете, до выписки больного Эсстерлиса.

Я сложил свои вещи в сумку и распрощался с милиционерами, вернувшими мне здравый рассудок. Теперь я уже не понимал, когда сознание мое помутнело и попало под влияние шизофреника Эсстерлиса. То ли это случилось в первый же день, то ли позже… Я терялся в догадках и не мог обнаружить того момента, когда это произошло. Но, конечно, вздор, абсурд, идиотизм… Конечно, он запугал меня, запугал и внушил!.. Как же хорошо теперь! Теперь мир ясен и понятен. Ведь на самом деле он такой и есть. Несмотря на его сложность и многообразие, он все-таки имеет свои законы, которые нельзя нарушать.

Я спустился по лестнице и, насвистывая мелодию, какая пришла мне на ум, пошел по солнечной стороне улицы.

– Что такое?! – я остановился, поймав себя на том, что насвистываю тот самый танец "Маленьких лебедей", который насвистывал карлик-несун, таща на плече покойника. Сердце заколотилось. Но тут же, выбрав из памяти "Слезную" из "Реквиема" Моцарта, пошел дальше. Мне опять было весело и хорошо.

"Вздор, все ерунда. Это я перенапрягся, когда писал роман. Теперь все. Уж лучше на вокзале спать, чем в одной квартире с умалишенным. Как я в нем сразу безумца не распознал? Теперь главное успокоиться, пару дней ничего не писать, а потом нужно сесть и поразмыслить хорошенько. Уйма неясного, конечно… Но потом! Потом!! Самое главное, понятно и несомненно: Эсстерлис сумасшедший еще и гипнотизер, ко всем прочему, и навнушал мне столько всякой ерунды, что я чуть сам не тронулся…"