Мемуары Эмани - Нина Алексеевна Ким
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы сейчас сами ответили на свой вопрос, – сказала я.
С пакетом документов, необходимых для открытия общества, вышла от него и поехала домой, разрабатывая свою стратегию. Сложно было подогнать устав, разобраться во всех положениях. Мне помогали девочки из министерства, с которыми я подружилась. Это были не уборщицы, а служащие с высшим образованием из разных отделов. Они помогли оформить устав, разложить по полочкам то, что относится к закону, сделали несколько звонков с вопросами в провинциальную администрацию. Звонки из министерства дали зеленый свет моим усилиям. Остальные бумаги дописал тот чиновник из провинциальной администрации, который пытал, зачем да почему я создаю общество.
Вы не сможете догадаться, что было самым трудным с самого начала. Найти корейцев! По положению, членов общества должно быть не меньше сорока человек. А где их найти? В каких бельгийских городах?
В поисках помогла корейская церковь в Брюсселе. Среди их прихожан были русскоязычные корейцы, которые жили в Бельгии уже давно. Пастор обратился к другим прихожанам, которые жили в Голландии и Германии. Как только получилось найти первых, от них потянулась ниточка к другим, и пошло-поехало. Каждые выходные мы ездили в те города, где жила хоть одна корейская семья.
Организация состоялась, и открытие было помпезное. Мы даже подготовили для гостей концерт и приготовили корейские блюда, которые сразили всех остротой и необычным вкусом. За хлопотами наступило лето. Ассоциация русскоязычных корейцев в Европе (АКЕ) выработала свой устав, выбрала членов правления. На должность Президента АКЕ утвердили меня. Основной задачей было сохранение корейских традиций и обычаев. «Да» интеграции, «нет» ассимиляции. Мы чувствовали себя гораздо увереннее, потому что были не одни. По бельгийским законам членами общества могли стать люди любой национальности, которые поддерживают устав данной общественной организации. К нам примкнули русскоязычные из постсоветского пространства: киргизы, узбеки, русские, евреи, выходцы из прибалтийских республик. Мы не собирались переделывать Европу, мы просто хотели быть вместе.
Летом мы решили выехать всем обществом на природу, пообщаться и познакомиться друг с другом поближе.
В конце июня члены и не члены АКЕ собрались в Арденнах.
Небольшие деревянные домики – шале – были рассчитаны на семьи из пяти человек. Две спальни наверху, внизу одна спальня, зал с огромным диваном, кухня, туалет и душ. Для нас это показалось роскошью. Мы платили за домик, рассчитанный на пять человек, а в него умудрялись набиваться по пятнадцать. Три озера на территории, украшенные прогулочными тропами и каяками, сауна и ресторан, дискотека. Перед каждым домиком было место для шашлыков. Выходные пролетели незаметно, все были рады знакомству и общению друг с другом.
Три года подряд после первой поездки уже с января месяца начинались звонки:
– Когда едем в Арденны?
После той же первой поездки одна прихожанка из брюссельской корейской церкви приятно удивила меня:
– Вы столько радости людям принесли, дай бог вам здоровья!
* * *
Пришло время нашей организации выбирать «крышу». Я ахнула:
– Опять «крыша»? Кому платить будем, каким рэкетирам?
По бельгийскому закону каждая общественная организация должна зайти под «купол» – крышу, которая будет ей помогать.
Нас «крышевал» Интернациональный Комитет, который объединял двести восемьдесят организаций самых разных национальностей: итальянцы, испанцы, португальцы, африканцы, азиаты всех мастей. Это же надо – отыскать столько наций, я сорок человек еле наскребла – год ловила по всей Бельгии!
У Интернационального Комитета была приманка – на каждое общество выделяли в год пятьсот евро, которые жестко контролировались и выдавались под определенные мероприятия для интеграции.
Вначале я пела дифирамбы стране, которая любила пришлых. Потом поняла, что эта любовь – контроль для того, чтобы всех держать под колпаком. С одной стороны, они проводили такие мероприятия, которые учили жить, не нарушая законы страны. С другой стороны, члены Интернационального Комитета могли заявить о себе в Бельгии:
– Мы здесь! Мы не хуже вас! Смотрите на нас!
Когда была официально открыта наша корейская организация, а я выбрана ее президентом, у меня взяли интервью. И следом в центральной газете была напечатана большая статья на первой странице о том, что есть корейцы не из Южной или Северной Кореи, а русскоязычные, из постсоветского пространства.
* * *
На работе в министерстве на доске объявлений висела заметка из газеты, оттуда смотрело мое лицо. В отделе, где я убиралась, начальник пожал мне руку и поздравил со словами:
– Добро пожаловать в Бельгию!
Потом вручил конверт, где лежали деньги, собранные всем отделом, и открытка с подписью: «Удачи!»
В школе, где я работала с пяти вечера до восьми, меня встретили неприязненные взгляды. Все замолчали, когда я вошла в служебное помещение. Потом инспектор, глядя мне в глаза, сказал слова, которые я уже слышала миллион раз в той жизни, от которой убежала:
– Понаехали отовсюду! Не работают, сидят целыми днями в кафе, а мы платим налоги. Кому нужна в Бельгии корейская организация, сидели бы у себя там, если хотите сохранить традиции и обычаи! – гневно обратился он ко мне, судорожно тыча пальцем в газету, прямо в заметку с моей фотографией.
Остальные уборщицы кивали, соглашаясь с ним. Колючие и неприветливые глаза уставились на меня. Ждали, что я сейчас буду кланяться в пояс, подобострастно оправдываться.
Я встала, как на уроке:
– За все годы, что прожила здесь, в кафе и ресторанах вижу только бельгийцев. Я иностранка, но работаю, и работаю больше и быстрее многих. Не укрываюсь от налогов. Каждый из вас платит налог за себя, за свое место на кладбище, а не за мое. За всех иностранцев Бельгия получает огромные деньги от ООН – знаете, что это за организация?
Договорив, пошла к выходу, повернулась, чтобы нанести еще один удар:
– Позвоню в пункт по расизму.
Не успела пропылесосить один кабинет, как в двери появился инспектор. Красное лицо, виноватый бегающий взгляд:
– Решил тебе помочь, вот принес упаковку туалетной бумаги.
Хотела сказать: «Подотрись сам, а то обделался от страха». У него были основания тащить на второй этаж тяжелую упаковку – проблем появилось бы очень много, если бы я пожаловалась в пункт по расизму. Это была мировая. Он извинился, но затаил обиду надолго. Остальные начали войну против меня. Ох и изощренные методы использовали коллеги: отворачивались и замолкали, переглядывались и хихикали, переставали говорить. Подговорили новенькую, молодая и дерзкая итальянка с презрением как-то раз сказала мне:
– Заткнись!
И все дружно засмеялись,
