Когда мы встретимся вновь (СИ) - Лабрус Елена

— Нет, — качнул Илья головой.

— Мне, конечно, влетит, но что мне уже терять, расскажу, — сверкнули его зубы в полумраке погреба.

Прежде чем продолжить, он, обливаясь, хлебнул воды, вытер губы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 63. Илья

— Эрике и было, наверно, лет десять тогда. Худющая, растрёпанная, вечно что-то затевающая, дерзкая. Зубная боль, а не девчонка, — усмехнулся Алый. — Тогда я и представить себе не мог, что ещё пройдёт лет пять, она вырастет и вдруг станет моим наваждением. Тогда я приехал с девушкой, весь при костюмчике, на новом Лексусе — батя подарил. А она с пацанами, — ну ты знаешь, она же вечно была предводительницей этой разбойничьей ватаги, — в общем, залезли они за яблоками в чей-то сад. А хозяин для острастки возьми да и выстрели вслед дротиком, — он растянул сухие потрескавшиеся губы в улыбку. — Она бежала позади всех. И это тоже было так на неё похоже — сначала помочь выбраться всем остальным, а потом уже спасаться самой. И вдруг споткнулась, упала, растянулась во весь рост прямо у моих ног. Пацаны кричат: «В Макса попали! Макса убили!» А потом, когда увидели, что дротик у неё из задницы торчит, давай ржать. Я ей хотел помочь, но она встала сама, дротик этот зло выдернула. И вижу, как ей больно, и обидно, и стыдно одновременно. Но она зубы стиснула, но так и не заплакала. Только потом, когда её уже никто не видел, дома поревела, конечно. Я ей ватку, смоченную спиртом, принёс — прижечь. Вот тогда «звёздочку» от дротика и увидел. Она прошипела: «Скажешь кому-нибудь — убью!» и дверь у меня перед носом захлопнула. Ну чистый Гаврош, — засмеялся он.

— И что потом её отец сделал с этим соседом? — невольно улыбнулся Илья. Видит бог, он не хотел узнать её «страшную тайну» так. И даже не знал: расстроило это его или обрадовало. Он понял одно: это личное. Только между ней и Алым. Поэтому она так берегла эти воспоминания. Поэтому не пускала в них Илью. Хоть и были они детскими, но, видимо, для неё очень важными.

— Она не сказала. А то отец бы ему этот дротик между глаз всадил.

— А ты?

— Я культурно поговорил. У меня в сейфе это ветеринарное ружьё до сих пор валяется. Он же, сука, думал если шприц без лекарства и сверху колпачком закрыт, то просто больно стукнет. А игла рифлёный колпачок пробила и так всей звёздочкой в мышцу и вошла.

Алый снова закашлялся, мучительно скривился от боли, закрыл глаза.

Илья видел, как мелко его трясёт. Как, словно перепуганная, бьётся жилка на шее. Плохой знак. Губы посинели. Глаза почернели и словно ввалились.

— А знаешь, почему я вспомнил об этом шраме? Потому что всё думал: сколько шрамов осталось в её душе из-за меня. А она всё равно простила. Беспокоилась, переживала за меня. Хоть никогда и не любила.

— Любила, Алый. Она всегда тебя любила. И где-то там в глубине души всегда знала об этом. Не только как друга, как часть своей семьи, но и как человека, который ей дороже тех ошибок, что он совершил. Ошибок, что мы все совершаем, жестоких, порой непоправимых. Потому и простила, что ты всегда был ей нужен и нужен таким, как ты есть. Спасибо, — вздохнул Илья, — за твою одержимость. За то, что ты её не оставил. Искал и находил. Помогал и поддерживал. Заботился о ней, о Нине, о детях. Без тебя она бы не справилась. Без тебя она бы не дождалась… меня.

Алый кивнул, приоткрыл глаза, больные, тусклые, потерявшие блеск и тяжело вздохнул.

— Не думал, что это скажу, но лучше бы это был ты. Лучше бы все эти годы рядом с ней был ты, — прошептал он и снова закрыл глаза. — Береги её!

— До последнего вздоха, — кивнул Илья.

Он встал, услышав наверху топот ног и голоса.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Глава 64. Илья

Илью из погреба спасатели достали последним. Помогли подняться. Записали его имя, телефон. Обещали сообщить любую информацию, какая будет. С прогнозами поостереглись: травматический шок, переохлаждение, большая кровопотеря и как поведёт себя организм после извлечения инородного предмета, на котором Алый провисел больше шести часов — не взялись гадать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Эрике всё рассказали, когда уже добрались до дому.

Детям привезли спасённых щенков.

И, глядя на потрясённого кота, что был в ужасе от происходящих перемен, Илья дозвонился отцу Алого — выполнил его просьбу.

— Операция прошла удачно. Состояние стабильное, — когда Илья передал Эрике последние новости, заламывая руки, она мерила шагами кухню. Отложив телефон, он еле удержал его в руке.

— Ты себя хорошо чувствуешь? — резко остановилась Эрика. Приложила руку к его ледяному, но мокрому лбу. Села, сверля его глазами, и даже не пытаясь скрыть страх за него.

— Терпимо, — поторопился Илья убрать ещё испачканные кровью Алого руки со стола и встал. — Просто устал. Пойду приму душ.

И там, в ванной, где уже никто его не видел и не слышал, включил воду, медленно сполз по стене на пол и позвонил в Центр Гематологии.

— Белки глаз покраснели? Пожелтели? Температура? Тошнота? — сухо и бесстрастно задавала вопросы доктор.

Хотел бы Илья похвастаться таким же хладнокровием, когда отвечал.

— Не похоже на рецидив, Илья, — успокоила его Елена Владимировна. Впрочем, он и сам чувствовал, что в этот раз всё по-другому. — Скорее на побочное действие лекарств, которые ты принимаешь. А ещё на то, что мои рекомендации избегать физических нагрузок и нервного перенапряжения, ты проигнорировал. Но жду на приём. Сдашь анализы, тогда скажу точнее. И у меня есть для тебя ещё кое-какая важная информация.

— Нашли донора? — предположил Илья.

— Нет. Но не хотела бы я сообщать тебе такие новости по телефону.

— Приезжала моя мать, — догадался он.

— Да, твоя мать была. Но то, что я хочу тебе сказать, скорее касается твоего отца.

— Елена Владимировна, не томите, — встал Илья, ободрённый её прогнозом, включил воду и даже улыбнулся. — Мне же вредно нервничать, согласно ваших рекомендаций, верно?

Она усмехнулась, а потом тяжело вздохнула.

— Я уже рассказывала тебе про гистосовместимость?

— Конечно. Это способность органа, ткани или, как в моём случае, кроветворных стволовых клеток донора не отторгаться организмом реципиента. А отторжение возникает, когда иммунная система человека воспринимает трансплантированный материал как чужеродный, начиная бороться и разрушать его.

— Да, ткани различных людей, как правило вообще несовместимы. Шанс оказаться гистосовместимыми имеют кровные родственники: мать, отец — для детей, дети — для родителей, но, как правило, не более, чем на пятьдесят процентов. Этого очень мало для пересадки. У родных братьев и сестёр процент выше, у близнецов — ещё выше. Для трансплантации необходимо не меньше девяноста процентов.

— У меня, к сожалению, или к счастью, нет брата близнеца, — снова улыбнулся Илья, но врач в ответ лишь вздохнула.

— Всегда неприятно сообщать такие вещи, но когда мы проверяли гены вашего отца…

Илья застыл, боясь пошевелиться, слушая врача.

— Он мне не родной отец? — переспросил Илья, хватаясь за стену.

— Я сожалею, Илья. Это, конечно, не тест ДНК, но ошибка исключена.

Его словно окатили изнутри кипятком. Словно труба с кипящей водой взорвалась у него в мозгу, а теперь шипя и пузырясь огненная жидкость спускалась вниз по всему телу. Илья мгновенно вспотел.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Он знает? Кто-нибудь ещё знает? — царапали слова резко осипшее, пересохшее горло.

— Нет. Я посчитала нужным…

— Елена Владимировна, заклинаю, — перебил Илья. — Не говорите больше никому. Ни отцу, ни матери. Вообще никому. Пожалуйста.

— Хорошо, хорошо, — явно кивала доктор на том конце трубки. — Просто если возникнет вопрос о пересадке, вы должны знать.