Ведьмина дорога (СИ) - Феверс Анита

Сверток, подаренный кузнецом, я положила на стол. Одной рукой почесывая Одуванчика, другой откинула чистую холстину и замерла.

Танцующее пламя свечи высветило идеально отполированный металл и грани, об которые можно было порезаться, просто взглянув на них. Я потянулась к подарку уже обеими руками и целиком раскрыла оружие. Потом уперлась локтями в стол и положила подбородок на ладони, рассматривая кинжал, над которым работал Бур, когда я впервые зашла к нему в кузницу. Тот самый, выполненный рукой Мастера, цена которому была просто заоблачной.

И он отдал его мне. Вместе с теми словами.

Неужели я, наконец, нашла свое место в мире?

Если это правда, я уж постараюсь сделать так, чтобы никакие огненные колдуны не сумели меня отсюда выгнать.

Глава 14. Совий

Стрела сорвалась с тихим шелестом, едва уловимым даже привычным ухом. Вспорола воздух и пробила живое бьющееся сердце с легкостью, которую дарила острейшая заточка. Олень умер еще раньше, чем стройные ноги подломились, и тяжелое тело упало в заросли костяники.

Совий выпрямился, крепя лук за спину. Он не улыбался удачной охоте, лишь наклонил голову, мысленно благодаря лес за щедрый дар. Мясо пойдет впрок – соленое и вяленое, разложенное в можжевеловые бочки, поможет спокойно пережить зиму.

Рыжий охотник вздохнул и провел ладонью по глазам. Его жизнь была простой и понятной. Охота. Помощь названому отцу в кузнице. И снова охота, но уже не на зверей. Когда навьи твари вылезали на свет, Совий почти не ночевал дома.

Изредка, отмывшись от крови и сменив удобную одежду охотника на чистую рубаху с вышитым воротом – она такая была одна среди его вещей – Совий отправлялся на посиделки молодежи. Закрыв глаза, он слушал музыку – недолго, ровно столько, чтобы память распахнула двери, заменяя один образ другим. Там, в воспоминании, вокруг него были не бревенчатые стены избы, и не деревенские парни и девчонки лихо отплясывали под звуки дудок и гуслей. Белокаменные стены, освещенные тысячами свечей, вырастали, упираясь куполами в небеса. В этом зале закутанные в строгие черные кафтаны юноши вели таких же строгих, держащих спину идеально прямо дев в точном соответствии с величавой музыкой. Гостьи из-за Золотого моря, дочери послов, княжны и принцессы… Девушки, будто диковинные цветы, украшали аскетичное убранство Школы Дейва дважды в год: на Солнцестояние и в Ночь Вельнаса. Шорох юбок и цокот острых каблучков, волоокий взгляд из-за белых перьев веера, легкое касание руки, оставляющее крошечную записку на ладони с указанием места и времени встречи…

Совий не скучал по балам и болтовне с политическим подтекстом. Но он отчаянно тосковал по тому, что потерял вместе с правом присутствовать на этих балах. Он всегда любил музыку, и теперь лишь она позволяла ему ненадолго вернуться в прошлое.

Молодой человек разделал оленя, сложил мясо на волокушу, а шкуру свернул и прикрепил на спину. Руки действовали сами по себе, за годы жизни в Приречье лучше разума помнившие, что нужно делать. Стайка птиц, вспугнутая выстрелом, уже рассаживалась обратно, кося на человека черными бусинками глаз. Смерть оленя их не напугала. Просто еще один эпизод в бесконечном цикле гибели и возрождения.

Охотник был уверен, что принял свою судьбу. Он сделал выбор – и до сих пор считал его правильным. Но тогда, десять лет назад, четырнадцатилетнему мальчишке и в голову не могло прийти, что его, самого одаренного ученика, просто вышвырнут на улицу и пригрозят смертью, если он хотя бы попробует вернуться. Он восстал против древних обычаев, и те сломали его. Собственная слава и талант затмили юнцу глаза. Сделали слишком самоуверенным. Позволили думать, что его мнение примут в расчет.

Совий усмехнулся и заскользил по подлеску, невидимый и неслышимый, словно лесной дух. Его серо-зеленая одежда сливалась с кустами и стволами, ноги ступали бесшумно, глаза уверенно находили известную лишь ему тропу. Он не заметил, как пролетело время, и вот уже знакомая опушка приветливо засветлела впереди. Охотник вышел из-под низко опущенных еловых ветвей и полной грудью вдохнул сладкий прохладный воздух. Пересечь неширокий луг – и вот он, тын Приречья. Совий подошел к полосе выжженной травы, опоясывающей частокол, и двинулся вдоль него к воротам. Условный стук – и сторож распахнул их, кивнув молодому охотнику. Лицо Бреготы было хмурым, борода воинственно стояла торчком – видно было, что он зол и растерян. Совию даже не надо было заглядывать за спину старому приятелю отца, чтобы догадаться, с кем именно тот схлестнулся ранним утром.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

- Как поохотился? – хрипловатый грудной голос прокатился по коже холодком. Совий незаметно вздрогнул и тут же мысленно влепил себе оплеуху. Молча поправил шкуру за спиной и кивнул на волокушу.

- Удачно. А ты, смотрю, тоже на охоту собралась?

Ясмена подошла ближе, без отвращения разглядывая добычу. Присвистнула уважительно, спохватилась и приподняла неизменную корзинку повыше:

- Пока роса не сошла, самое время пособирать кой-какие травки. Но наш доблестный страж выпускать меня не желает. Считает, что я там кого-нибудь сожру за забором, а вам потом обвинения предъявят, – Ясмена округлила зеленые, словно изумруды в венце князя, глаза и рассмеялась собственной шутке. Отбросила косу за спину и прищурилась, задумчиво разглядывая Совия:

- Может, хоть ты его вразумишь?

- Не надо со мной ничего делать, ты, ведьма проклятущая! Я тебя и близко не подпущу, а ты, охотник, иди своей дорогой и рта не раскрывай! Не пущу! Мне потом с господами дейвасами никакой охоты нет разговаривать, объясняя…

- …Что ведьма снова сбежала от вашего бдительного ока? – подхватил Совий, глядя на Бреготу честными глазами.

- Чего? Опять? Да чтоб тебя навьи сожрали, вот ведь и вправду ведьма! – Брегота в отчаянии хлопнул шапкой оземь и плюнул вслед Ясмене, уже бегущей легким шагом в сторону леса. Совий смутно подозревал, что она не только отвлекающим маневром в его лице пользуется, но и колдовством, но молчал. Лишь любовался, как просыпающееся солнышко раскрашивает белую макушку всеми оттенками золота и думал, что впервые с момента, как оказался в Приречье, хотел бы послушать музыку не ради воспоминаний.

Отец встретил его на пороге. В кузнице уже ревел огонь, плюясь из дверного проема снопами рыжих искр. Совий протянул руку, ловя особо ретивые огоньки на ладонь. Они с возмущенным шипением гасли, оставляя на коже маленькие красные точки. А ведь когда-то все было совершенно иначе.

Бур поздоровался с сыном и одобрительно ухмыльнулся добыче. Охотник из Совия и правда получился отличный – за все время лишь две зимы они провели без мяса.

В самую первую мальчишка с осени и до весны лежал на печи, не вставая и не произнося ни слова. Бур каждое утро обмазывал прожженные до костей руки холодящей мазью. Менял повязки несколько раз в день. Все деньги отдавал знахарям, добираясь до них, порой, сквозь  тьму и метель, в которую даже звери по норам прятались. Делал все, лишь бы не пришлось отнимать приемышу руки, лишая его даже той крупицы надежды, которая поддерживала в нем призрак жизни.

Как будто мало было того, что Бур оставил службу при княжеском дворе, чтобы сдержать слово, данное когда-то кровному отцу Совия – спасти и защитить.

Только весной, когда из леса запахло березовым соком и живицей, мальчик открыл полуослепшие глаза, глубоко вздохнул и попросил Бура помочь ему выйти на крыльцо. Там он долго сидел, глядя на мир, оказавшийся куда более жестоким, чем мальчик мог представить, и обещал. Молча, про себя, не проронив вслух ни слова. Но тем важнее и тверже были его клятвы. Не предавать себя. Выполнять обещания. Не поднимать руку на невинных.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Ему пришлось учиться всему заново – потерянному, без привычного жара под кожей, избалованному, выросшему в семье, стоящей по правую руку от князя. Его учили воинскому делу, но Совий был уверен, что справится и без оружия.

Потому вторую зиму им с Буром тоже пришлось затянуть ремни. Из бывшего воеводы и бывшего дейваса охотники получились не самые лучшие. Их спасла только любовь Бура к кузнечному ремеслу, которое тому пришлось оставить, когда его призвал к себе князь. Буревестник развозил свои изделия по окрестным селам, снабдил всех приреченцев, но денег с того получил немного. А Совий учился.