Эликсир бессмертия для вождя. Секретные лаборатории на службе власти - Игорь Атаманенко

Н. С. старался уничтожить материалы, свидетельствовавшие о его инквизиторской деятельности на Украине. В течение трёх месяцев, предшествовавших ХХ съезду КПСС, два военно-транспортных самолёта каждую неделю доставляли из Киева в Москву материалы с грифом «Совершенно секретно». Документы с одной, по сути, резолюцией: «Расстрелять; ликвидировать как врага народа; уничтожить как гидру контрреволюции». А подпись одна — Н. Хрущёв.

Розенталь внимательно посмотрел на Казаченко и упавшим голосом, нет, не произнёс — выдохнул:

— Я устал говорить о политике и политиках… вернёмся к главной теме и цели нашего общения… Но и здесь без упоминания о подвижнической деятельности Лаврентия Павловича нам не обойтись… Словом, благодаря именно ему, впервые жизнеспособность и утилитарность моих экстравагантных для непросвещенного ума исследований была продемонстрирована Вождю в феврале 1950 года, когда в Москву для подписания Договора о дружбе, союзе и взаимопомощи прибыла китайская делегация во главе с Мао Цзэдуном…

Часть пятая. Через экскременты — к истине

Глава первая. Информация не пахнет

— Я возглавлял одну из лабораторий, которые попали в орбиту наркомата внутренних дел. Тогда он уже был переименован в Министерство госбезопасности.

Работа с Мао, вернее с его экскрементами, стала звёздным часом для всего коллектива моей лаборатории и… для товарища Арсения. Думаю, что и для всего МГБ тоже…

Товарищ Величко получил орден, мы — благодарности в личное дело и денежные премии…

Заметив, как заулыбался при этих словах Казаченко, рассказчик настороженно спросил:

— Вам разве не доводилось слышать об этом от товарища Арсения?

— Конечно, Аркадий Соломонович… Но улыбки я не сдержал по другой причине. Вспомнил определение, которое моим коллегам дал один маститый автор международных бестселлеров:

«Контрразведка для непосвященных — это пара лаборантов в белых халатах, исследующих цыплячьи внутренности».

Вот я и подумал, знай писатель о сути проводимых вами по заданию МГБ исследованиях, он представил бы контрразведчиков в роли ассенизаторов по уши в дерьме…

— Увы, но вы абсолютно правы… К сожалению, люди начинают морщиться от одного упоминания слова «экскременты». Ханжество! А ведь поход в туалет для опорожнения так же, как и сон, — одно из удовольствий, которое не вызывает впоследствии угрызений совести.

Статистика утверждает, что треть своей жизни человек проводит в постели, и упоминание о ней никого не коробит. А как только заходит речь о посещении туалета, чистоплюи начинают морщиться!

Кому-нибудь приходило в голову, сколько времени мы проводим в туалете? Год! Непрерывно целый год — из семидесяти прожитых — мы сидим на унитазе… Именно там мы оставляем после себя самый весомый след в жизни! Вы только представьте: десятки тысяч тонн экскрементов спускает каждый из нас в унитаз за семьдесят лет земного существования. Парадоксально, но факт. И будь владыка мира ты, иль смерд — вынь да положь!..

Кстати, идею об исследовании экскретов, выводимых через прямую кишку, с целью определения психологических особенностей человека выдвинул именно я! Впрочем, вам наверняка это известно от товарища Арсения… А вы сами разве не читали мою книгу по этому вопросу? Не может быть, чтобы в КГБ не было хотя бы одного экземпляра…

Ах, да, конечно! ФБР конфисковало весь тираж прямо в типографии, и книги в продажу не поступали… Но у меня чудом сохранился сигнальный экземпляр… Его не нашли даже во время обыска… Он лежал в прихожей на полке для шляп…

Профессор замолчал и, покачиваясь из стороны в сторону, неотрывно смотрел на Казаченко. Пауза затягивалась. Вдруг Розенталь опёрся о стол обеими руками, нагнулся и, почти касаясь губами лица Олега, прошептал:

— Вы даже представить себе не можете такого, Олег Юрьевич… я принёс его… — Профессор запустил руку во внутренний карман пиджака и вынул потрёпанную брошюрку.

«Эффекты любите, Аркадий Соломонович! — чуть не закричал Казаченко. — Надо же! Два часа кряду морочить мне голову интимными подробностями частной жизни американских президентов, озвучить целый трактат по истории геронтологии, а о книге не обмолвиться ни словом… Ай да кудесник этот чокнутый профессор!»

Олег бессознательно протянул обе руки к книге, но тут же их отдёрнул. Решил дождаться, когда Розенталь созреет и сам вручит ему опус. Но профессор, судя по всему, не торопился расставаться со своим бесценным трудом. Не выпуская книгу из рук, он, как ни в чём не бывало продолжил монолог.

— Впрочем, всё то, что я изложил впоследствии в этой книге, в своё время в подробностях знал товарищ Величко… Он был хорошо осведомлён об исследованиях и поэтому мог бы доходчиво вам рассказать, что из чего появляется. Разумеется, не так, как это сделал бы ученый, и всё же…

Кроме того, наверняка в ваших архивах сохранились материалы наших научных изысканий. Вы разве не обращались туда?

Казаченко понял, что уклончивыми ответами более не отделаться, да и пора положить конец постоянным апелляциям ученого к имени покойного Величко и к архивам КГБ.

— Наши архивы настолько обширны, что однажды сунувшись туда, мы поняли, что проще послать кого-нибудь в командировку для встречи с вами, чем копаться в этих египетских пирамидах — хранилищах — там ведь чёрт ногу сломит!

Что касается товарища Арсения, то, к сожалению, у него после черепно-мозговой травмы устойчивая парамнезия, если конкретно — псевдореминисценция… Так что он бы и рад помочь, но не в состоянии что-либо вспомнить…

«Интересно, — подумал Олег, — проглотит Розенталь этот бред? Не могу же я в самом деле признаться сидящему передо мной учёному, да он и не поверит, что великий реформатор Никита Хрущёв настолько преуспел в инквизиторской реорганизации ненавистного ему МГБ, что ликвидировал целые Службы и секретные лаборатории, уничтожив оперативные и научные разработки, — многолетний труд талантливых коллективов, а сотрудников либо уволил по сокращению штатов, либо они оказались в эмиграции, как вы, Аркадий Соломонович!»

— Боже мой, какое несчастье, а ещё говорят, что Бог проклял человека, наделив его памятью. Нет! Отбирая её, Господь накладывает свою епитимью…

Розенталь помолчал секунду, затем безо всякого перехода произнёс:

— В общем, история вопроса вкратце такова. Наш Институт беспрепятственно получал из-за рубежа научно-техническую литературу на иностранных языках. И однажды я наткнулся на заметку, в которой подробно был описан процесс приготовления бумаги из… помёта слона. Слон даёт 20 кг помёта в один присест, а это — ни много ни мало две тысячи листов высококачественной бумаги.

Вы будете недоумевать: при чём здесь бумага из слоновьего помёта и изучение личностного потенциала человека, и будете правы. Да-да, ни при чём!

Я экстраполировал изготовление бумаги из помёта на проблемы, которыми занималась моя лаборатория. Другими словами, включились в работу ассоциативные связи мозга, и я под другим рациональным углом взглянул на человеческие испражнения и… И понял, что из человеческих экскрементов бумаги не сделаешь, но они несут в себе бесценную информацию, о которой их хозяин либо не подозревает вовсе, либо вынужден скрывать её от окружающих.

Я попытался выяснить, как могут быть связаны результаты деятельности кишечника человека с его сознанием. Я поставил перед собой сверхзадачу: проникнуть в психологию человека через чёрный ход, через прямую кишку…

И ещё я вспомнил слова одного из основоположников иммунологии и химиотерапии, лауреата Нобелевской премии Пауля Эрлиха. Он сказал:

«Мечты являются результатом функции нашего мозга, а функции мозга есть не что иное, как то же самое окисление… Мечты — это нечто вроде фосфоресценции мозга…»

— Но с этих позиций, дорогой Аркадий Соломонович, «Джоконда» — просто двести граммов краски, размозжённой по квадратному метру текстиля!

— Конечно, Олег Юрьевич, с точки зрения поклонников чистого искусства, все мы, естествоиспытатели, задирающие юбки природе-матери, — законченные циники. Но с другой стороны, живём-то все мы, эстеты и лаборанты, в одном мире — материальном. Так что, никуда нам от некоторой доли цинизма не деться… Те люди, которые по долгу службы, как товарищ Арсений, например, давали оценку моему труду, считают, что я даже преуспел… Во всяком случае, в результате проведенных мною исследований сегодня мои коллеги уверенно заявляют, что биохимия не только определяет бытие, но и сознание! Вы сами не раз сдавали кал на анализы и знаете, зачем его берут. Да, для выявления различных заболеваний и не только тех, которыми вы страдаете на момент забора пробы, но и которые вы перенесли… Исследованием упомянутого базового материала можно также выявить предрасположенность конкретного человека к определённым заболеваниям. Ведь с точки зрения естествоиспытателей человеческое тело — это коллекция химикалиев. Более трёх четвертей нашего веса приходится на воду, остальное — жир, сахар и протеин, а это — не что иное, как химические элементы. Наличие или отсутствие, недостаток или избыток каких-либо химических компонентов и приводит ко всяким заболеваниям, в том числе и психоневрологического профиля…