Китай: укрощение драконов. Духовные поиски и сакральный экстаз - Алексей Маслов

…???…

Илл. 44. В погребения эпохи Хань закладывались точные копии самых обыденных предметов. Модель колодца (выс. 44 см) из погребения Шаогоу. Лоян, провинция Хэнань

…???…

Илл. 45. Погребальный наряд длиной 182 см из нефритовых пластин, скрепленных золотыми нитями. Такой тип погребальных одежд связан с представлением о том, что нефрит сохраняет нетленность тела и не позволяет душам распадаться после смерти хозяина. Использование священных свойств нефрита сохранилось до наших дней. II–I вв. до н. э. Хэбэй

В-третьих, постепенно уходила в прошлое практика мистического экстаза, порождавшая столь причудливые формы и видения. Мир стал менее страшен и более реалистичен. Но одновременно и менее «прозрачен». Формы этого мира просто механически переносились на загробное существование без реальной попытки проникнуть в инобытие.

Мир загробный отныне стал отражением мира живых. Раньше мир живых был как бы отражением деяний и велений духов. Теперь же загробный мир начинают парадоксальным образом «волновать» те же эмоции, чувства и ценности, что и обычных людей, например карьера, здоровье, богатство, удача. Все это отразилось на характере погребений, в которые теперь помещались изображения из жизни самого усопшего и даже небольшие скульптурки того, что он любил при жизни, например музыкантов, акробатов или танцовщиц.

…???…

Илл. 46. Водная беседка из глины, покрытой глазурью, — погребальный объект.

На верхней террасе беседки располагаются лучники, танцоры, музыканты, играющие на цитре; внизу — лошади и другой скот; в центре беседки — господин, который как бы переносит каждодневную жизнь князя в загробный мир.

Илл. 47. Модель колесницы из погребения эпохи Ханъ. I–II ев

Одно из таких погребений было обнаружено во Внутренней Монголии в районе Хэлингера. Оно принадлежало высокопоставленному чиновнику, умершему в 170 г. Усыпальницу украшают роскошные и вполне реалистичные изображения, выполненные в цвете и повествующие об этапах его жизненной карьеры. Здесь и его первое назначение на должность, и встречи с людьми, и выездки в колесницах, и, наконец, возведение его в чин одного из руководителей области Ухуань.

Погребальная утварь теперь представлена десятками различных фигурок, выполненных в максимально реалистичной манере. Такие вещи получили название минци — «народные изделия» — и встречаются в погребениях тысячами. Слуги и танцовщицы, музыканты и акробаты, возницы и чиновники, — все они оказались выполненными в виде бронзовых или терракотовых погребальных фигурок. И лошади — в ханьских погребениях встречаются сотни изображений и статуэток длинноногих лошадей, за которыми император У-ди посылал целые военные походы в район Ферганы. Он же на манер жителей южных окраин ввел в обиход устройство конюшен. И кони, и конюшни оказались перенесены в виде терракотовых фигурок в загробный мир. В максимально изящной манере из глины делались точнейшие копии беседок и миниатюрные пагоды, сторожевые башни и павильоны для отдохновения. Поскольку погребальная утварь помещалась в могилы не только состоятельных чиновников, но и людей рангом ниже, то здесь нашли свое отражение и реалии деревенской жизни: амбары для зерна, печи, загоны для скота, свинарники и даже модели крестьянских домов.

В могилах в провинции Сычуань обнаружены десятки эстампов на глине, изображающих повседневный быт крестьян и чиновников: охоту на гусей, сбор урожая, перетирание соли.

Это уже было искусство в чистом, классическом виде — теперь сам предмет представлял собой некую эстетическую категорию, созданную уже не столько для установления контактов с духами иного мира, сколько ради отражения, повторения и напоминания о мире бытия. Примечательно и то, что подавляющее большинство минци делалось из глины, и тем самым они представляли значительно более дешевую замену бронзовой утвари прошлого. К тому же из глины можно было изготовить фигуры значительно точнее и сделать их значительно эмоциональнее, чем из бронзы.

Тем не менее, хотя большинство подобных минци помещались в могилы, даже в ту эпоху все эти глиняные поделки рассматривались скорее как имитация «истинной» погребальной утвари, что еще больше роднит их с «чистым искусством» более поздних эпох.

…???…

Илл. 48. Бронзовый позолоченный фонарь в виде служанки (выс. 48 см). 11-1 вв. до н. э. Из погребения в г. Манчэн, провинция Хэбэй

Илл. 49. Композиция из погребения, избражающая 21 фигурку акробатов, танцоров шкантов. II в. до н. э. Цзинань, провинция Шаньдун

Илл. 50. Модель дома и двора из погребения, один из типичных примеров погребальных объектов эпохи Ханъ, воспроизводящих в миниатюре реальную жизнь и нивелирующих разницу между миром живых и миром мертвых. I–II вв. Гуанчжоу

Все эти вещи должны были, с одной стороны, моделировать древнюю погребальную утварь, а с другой стороны, отвечать вполне раскованному и секуляризированному духу времени. Глиняные фигурки покрывались даже легкой зеленоватой глазурью, призванной имитировать благородную патину бронзы, стекло заменяло здесь древние резные украшения из нефрита, а расписная утварь — древнюю посуду, покрытую глазурью.

Несмотря на живость сюжетов, все это придавало некую искусственность погребальному ритуалу, сведенному отныне к типовым формам имитации неких архаических церемониалов, восходящих к древним правителям.

Глава 3. Медиумы и их видения

Всю историю китайской цивилизации от древности до наших дней пронизывает идея «посредничества» между миром людей и миром духов. Кто же выступал в роли таких посредников? Прежде всего все китайские правители и императоры, в частности, рассматривались не как «управляющие территориями», но исключительно как медиумы, передающие через себя на своих подданных сакральную благодать Неба (Ээ). Даже известная фраза Конфуция о том, что он «не создает, но лишь передает», в этом контексте воспринимается не как высказывание мудреца-философа, следующего древним обычаям, но как слова медиума, «предоставляющего» свою телесную оболочку для «передачи» велений высших духов. По сути, это одна из форм шаманизма в самом классическом виде, позже вышедшая на уровень философии, — именно та, которую Мирча Элиаде характеризовал как «технику сакрального экстаза».

В этой части мы попытаемся показать исток представлений о медиумизме в Китае на рубеже конца I тыс. до н. э. — II–III вв. н. э. Это в дальнейшем позволит несколько иначе взглянуть и на то явление, которое обычно именуется китайской философией, и на саму структуру сакральной власти в Китае на протяжении нескольких тысячелетий.

Истоки экстатического миропереживания, очевидно, уходят вглубь эпохи неолита. И хотя от того времени до нас не дошло ни текстов, ни, тем более, подробных описаний ритуалов или верований, все же по многим артефактам — изображениям на бронзовых сосудах, керамике, костях и камнях — мы можем частично реконструировать духовно-символический мир той эпохи. Духовный мир ранних китайцев был окутан мистикой, причудливые образы, смотрящие на нас с древних кувшинов и сосудов, до сих пор нередко могут внушать трепет своим непередаваемым духом сакрального и природного.

Примечательно, что по своим антропологическим чертам изображения духов абсолютно не похожи на древних китайцев. Скорее наоборот, они представляют полную их противоположность.

Что это: намеренное желание подчеркнуть запредельность, абсолютную непохожесть мира духовного на мир земной и профанный? А может быть, отражение каких-то иных жителей на территории древнего Китая, которые были обожествлены и позже вошли в традиционный китайский пантеон в виде духов? Впрочем, оба этих предположения смыкаются в своем крайнем воплощении: уже с самых истоков китайской культуры духовное воспринималось как мир иной и одновременно очень близкий, не столько враждебный, сколько незнакомый, населенный похожими, но все же несколько иными существами.

Цивилизацию эпохи Шан-Инь можно охарактеризовать двумя словами: поклонение и жертвоприношения. Вокруг этих двух начал, по-видимому, строилась вся жизнь древнекитайского общества. Нам остается лишь догадываться об их глубинной сути, поскольку мы можем реконструировать тот период лишь по причудливым изображениям и узорам на бронзовых сосудах, благо их обнаружено немало, и по разрозненным надписям на костях, которые появляются в поздний период Шан, да к тому же до конца не расшифрованы.