Ловцы книг - Фрай Макс

– Не знаю, – неохотно признался Анн Хари. – Я чужие находки читаю только если надо помочь с переводом. Остальное не успеваю, откладываю на потом.

– Ладно, неважно. Та Ола вернётся, возьму у него оригинал. Сам перечитаю и тебе обязательно дам.

– Думаешь, надо?

– Уверен, что да. Я люблю книги из ТХ-19 и прочитал их гору, но ничего подобного до сих пор не встречал. Там главное – атмосфера. Не «что происходит», а «как». Пока я читал, мне казалось, эта книга не про людей ТХ-19, а про нас. Я сам в юности примерно так же мотался по свету, один и с друзьями, по делу и просто так, всё равно куда, потому что весь мир прекрасен, хочется самому всё увидеть, потрогать и обонять. И по дороге с нами тоже случались весёлые, страшные и просто дурацкие чудеса. Я читал и думал – ну надо же, они там в ТХ-19, оказывается, точно такие как мы!

– Это всё-таки вряд ли, – сухо сказал Анн Хари.

– Да я в курсе. Собственно, поэтому так удивлён. У меня впервые в жизни возникло ощущение настоящей душевной близости и родства с персонажами книги ТХ-19. И теперь я хочу узнать, как там было в оригинале. Переводчик передал настоящую атмосферу, или создал её сам? Ты знаешь, так иногда бывает…

– Знаю, – согласился Анн Хари. – Скорее часто, чем иногда. И это к лучшему. А то было бы чересчур тяжело читать. Авторский текст перевирать нельзя, но атмосфера-то создаётся порядком слов, интонацией, ритмом. Я сам всегда нарочно слегка её изменяю. Чтобы читателей не раздавила тяжесть оригинала. Это, знаешь, как ребёнка в тёмном парке обнять – заранее, не дожидаясь, пока испугается. Зачем ему этот опыт глупого страха? Пусть лучше побыстрее войдёт во вкус и полюбит гулять по ночам.

– Отлично ты по-русски болтаешь, – заметил ШиКоНах, пропуская его на веранду. – А говоришь, тяжёлый язык. В чём заключается тяжесть? Чего ты ругался? Просто для удовольствия?

– Ну, обругать тебя вслух я и правда давно мечтал, – признался Анн Хари. – Буквально с первого дня знакомства. Невыносимо было столько лет тебя не ругать! А тяжёлый язык не в том смысле, что я говорю на нём плохо, или чего-то не понимаю. Учат-то всех всему одинаково, закладывают в сознание не просто слова и правила, а полноценный опыт носителя языка. Просто от языков славянской группы у меня быстро портится настроение. Сам себе становлюсь не рад. Но у остальных Ловцов всё нормально. То есть дело в каких-то моих тараканах, а не в самих языках. Ну ничего не поделаешь, у каждого свой заскок. Я поэтому со славянскими никогда не работаю, хотя много теряю, интересных книг в этом секторе дофига… Ладно, неважно. Просто я почему-то сразу подумал, ты выбрал русский язык специально, чтобы мне насолить. Хотя на самом деле я тебе никогда не рассказывал, что есть такая проблема. Зачем тебе мои профессиональные заморочки, ты не Ловец. Удивительно, с чего я вдруг взял, что ты знаешь…

– Нет, – возразил ШиКоНах. – Удивительно тут другое. Что ты решил, будто я нарочно выбрал для наших разговоров язык, от которого у тебя портится настроение. Откуда вообще взялась такая причудливая концепция? За кого ты все эти годы меня принимал?

– Слушай, не знаю, – честно сказал Анн Хари. – Прости. Вот только сейчас сам понял, как это дико. Как будто мы с тобой это не мы, а какие-то посторонние люди из ТХ-19, которые любят мучить друг друга просто так, потому что могут, хотя бы по мелочам. Это называется «профдеформация». Смешное слово. Но точное. Когда опыт так сильно тебя искажает, что разрушает самую суть, надо уходить из профессии. Я как раз по дороге думал, что пора мне в отставку. И уже очень хочется. Но пока не могу.

ШиКоНах обнял его, силой усадил в старое кресло и, как ребёнка, погладил по голове. Сказал:

– Ладно тебе. Раз не можешь, значит пока не пора. Ты мне лучше скажи, от чего у тебя настроение поднимается? Для равновесия. Потому что ты мне задолжал сказку на ночь. И рассказывать её придётся по-русски. Сам виноват, что не сказал человеческим голосом про славянскую группу. Учить какой-нибудь новый язык – ещё два сеанса, как минимум. Скорее три. С перерывами! Не хочу. Ну его к лешему. Я и так слишком долго ждал.

– От тебя оно вполне поднимается, – почти невольно улыбнулся Анн Хари. – От самого возмутительного факта твоего ещё более возмутительного бытия. Так что может всё будет нормально. Главное, не предлагай мне вина. Такие сказки только на трезвую голову можно рассказывать. Сам поймёшь, почему.

– Да я вообще не особо гостеприимный хозяин. Грайти с утра остался, подогрею, и хватит с тебя, – ухмыльнулся ШиКоНах. И тут же добавил: – Вот чем прекрасны потусторонние языки! Можно вслух говорить о себе и других разные абсурдные вещи. Хороший способ шутить.

– Именно! Рад, что ты оценил. Я давно тебе говорил, что потусторонние языки – отличная штука. Но ты наотрез отказывался их учить.

– Ну слушай. Чего только не бывает. Раз в жизни даже я могу оказаться неправ.

– Раз в жизни! – с чувством повторил Анн Хари. – Раз в жизни! Вот же зараза самодовольная. Гад и засранец. Нет слов.

– А это что, не слова сейчас были? – невозмутимо спросил ШиКоНах и удалился на кухню. Крикнул оттуда: – Ты счастливчик! Кроме остывшего грайти у меня остались прекрасные чёрствые корки от позавчерашнего пирога!

– Я в Грас-Кане допился до прошлой жизни. То ли действительно вспомнил, то ли просто примстилось, сам никак не пойму, – сказал Анн Хари после того, как они выпили грайти, сварили кофе и тоже выпили – со свежайшим, явно специально испечённым к его приходу сливовым пирогом.

То есть откладывать исповедь было уже совсем некуда, больше не отговоришься, что невозможно рассказывать серьёзные вещи с набитым ртом.

– Ну так это вполне обычное дело, – заверил его ШиКоНах. – Многие помнят свою прошлую жизнь. Одни с раннего детства, другие уже взрослыми вспоминают. Конечно не каждый второй, а примерно один из нескольких сотен. Но согласись, в сумме ничего так число.

– Наверное. Я не знаю. Мне всё равно, что там помнят другие. Может, у них крепкая психика, или прошлая жизнь была похожа на нынешнюю. Или им тоже трудно, но это мне ничем не поможет. С собой-то каждый справляется сам. Я пока не особо справляюсь. На нетвёрдую троечку. Говорю себе, что просто спьяну приснилось, полная ерунда. С этой концепцией жить легко и приятно. Но…

– Но при этом ты знаешь, что на самом деле не приснилось, а вспомнил?

– Не то чтобы именно знаю, хотя… Ну, наверное да.

– На твоём месте я бы особо не парился, – сочувственно сказал ему друг. – Жизнь – это то, что происходит с сознанием. В этом смысле нет разницы между снами и тем, что случается наяву.

– Да, наверное. Теоретически. А на практике всё-таки есть. Мне, понимаешь, приснилась – ладно, предположим, что вспомнилась – совсем хреновая жизнь. И не где-нибудь, а в ТХ-19. Сколько раз там бывал, неизменно думал: какое же счастье, что я здесь не родился. А оказалось, родился. Спасибо, конечно, что когда-то давно, а не прямо сейчас. Жизнь получилась короткая и бессмысленная, как у всех там. Но при этом я, то есть, он… Короче, тот нелепый, несчастный, глупый, злой, потерянный человек, которым я был, или всё-таки не был, придумал Грас-Кан. Грезил им с детства. Он мне снился. И за окном мерещился иногда. Город-счастье. Вечный праздник, где всегда хорошо. Проснувшись, я записывал всё, что помнил, но этого было слишком мало, я начал сам сочинять. Придумывал, как там всё устроено. Рисовал его улицы и дома. Даже поступил в художественное училище, специально, чтобы научиться хорошо рисовать мой волшебный город, само по себе рисование меня совершенно не интересовало, как и все остальные занятия и дела. Причём, понимаешь. Обычно в ТХ-19 люди, повзрослев, выбрасывают детские фантазии из головы. А я – наоборот, хотел свой Грас-Кан всё сильнее. Даже если мне там оказаться не светит, чтобы он хоть где-нибудь по-настоящему был. Но его нигде не было. Я ненавидел весь мир за то, что в нём нет моего Грас-Кана. И себя – за то что родился не там… Вот примерно на этом месте мне надо бы выпить водки. Залпом, стакан. Упасть под стол и заплакать. Но ты мне, пожалуйста, не давай.