Три льва - Михаил Голденков

— Я делаю то, что должен был сделать, — непонятно выразился Боноллиус, все еще буравя Кмитича глазами, мутно мерцавшими двумя холодными серыми льдинками. — Бегите отсюда быстрее, пан канонир!

Кмитича словно молнией прошибло. Глядя в глаза старого боевого товарища, он все понял. «По-сту-пок!» Боноллиус так мечтал это сделать, и вот сделал… Никому не сказав… поджег арсенал с порохом, чтобы взорвать замок!

— Когда? — бледнея, спросил Кмитич.

— С секунды на секунду, — сжав зубы процедил инженер. — Бегите же, черт бы вас побрал! Сейчас тут все взлетит на воздух! Я не хочу, чтобы…

— Вы сошли с ума! — Кмитич все еще в ужасе смотрел на Боноллиуса. — Вы хотите погубить людей, Якубе! Зачем? Это ошибка! Вы сделали страшную ошибку, но не поступок!..

Кмитич скинул руку Боноллиуса со своего плеча и громко крикнул в сторону старосты и «маленького рыцаря»:

— Потоцкий! Володыевский! Уводите людей со двора немедля! Сейчас взорвется порох! Арсенал горит! Все бегите!

Володыевский тут же все понял, два раза ему повторять не пришлось. Он шустро вскочил на коня, пришпорил его и прокричал:

— Уходим! Все уходим со двора! Сейчас взорвется порох!

— Текаемо, хлопцы! — крикнул громко кто-то. Кажется, сам Потоцкий…

Люди ринулись в сторону вала Новой крепости.

— Идиот! Вам уже ничего не… — Боноллиус не договорил. Бабахнуло так, что подпрыгнула сама земля. Но Кмитич успел толкнуть инженера на брусчатку, навалившись сам на него сверху. На голову и спину посыпались какие-то обломки, что-то, наверное, кирпич, больно ударило по локтю… Кмитич вскочил, в ушах свистело, он бешено озирался, ища глазами Володыевского и старосту. Конь «маленького рыцаря» был еле виден сквозь туман дыма и пыли. Несчастное животное, хромая и испуганно ржа, ковыляло уже на валу Новой крепости. Но Володыевского в седле не было…

— Ложись! — крикнул с земли Боноллиус. — Еще не все…

Тут же тяжело ухнуло во второй раз. Вновь содрогнулась вся земля. Кмитича отшвырнуло, как щепку, и он погрузился во мрак…

Глава 13 В «гостях»

Кмитич открыл глаза. Над ним склонилось лицо, похоже, женское. Только пара светлых глаз, остальная часть лица закрыта чадрой. «Неужто ангел? Вроде на турчанку похож», — кажется, мысли сами шевелились в гудевшей больной голове.

— Воды, — еле прошептали сухие бумажные губы оршанского князя. «Ангел» понял слова Кмитича, и к губам его прикоснулась чаша с прохладным чуть горьковатым пахучим питьем. Кмитич жадно выпил всю чашу и вновь, уронив голову во что-то мягкое, погрузился в нездоровый сон… Он шел по черному лесу в поисках папарать-кветки, шел, раздвигая густые кусты, но привычного матового света, льющегося меж листьев папоратника, не видел.

— Микола! — стал звать он старшего брата, идущего где-то сзади. Обернулся… Микола шел след в след и также остановился, выжидательно глядя на Кмитича-младшего. Странно. Это был вовсе и не Микола, а Боноллиус. В руке он держал факел.

— Бегите, пан канонир, — сказал Боноллиус, усмехаясь своими тонкими губами…

Кмитич вновь открыл глаза. На этот раз над ним никого не было, что-то прохладное и приятное покоилось на его голове. Повязка? Страшно хотелось пить. Он со стоном повернул голову. Прямо перед лицом на каком-то подносе стояла знакомая чаша с питьем. Кмитич с трудом протянул к чаше руку, обхватил ее дрожащими пальцами и, разлив треть содержимого чаши, вновь выпил чуть горьковатую жидкость. И вновь провалился в сон…

Ему снились кошмары. То он вновь стоял на смоленских мурах возле пушки, то вновь поджигал порох в осажденном казаками минском замке, то его опять привязывали к кресту каратели Чернова…

Однажды, открыв глаза, он вновь увидел перед собой голубые глаза, но то было явно видение из сна — Елена Белова в своей партизанской волчьей шапке-маске. Шапка растворилась, остались одни глаза. Теперь это было уже знакомое лицо голубоглазой женщины в чадре и золотистой шапочке, и вновь приятная прохлада на голове, вновь утоляющее жажду горьковатое питье, правда, на этот раз густое, намного гуще, чем прежде. И Кмитич снова провалился в глубокий сон…

Кмитич проснулся. Голова больше не болела. Ум был ясен и чист. Князь помнил все, что с ним произошло — Каменец, Боноллиус, взрыв… «Где я? В госпитале?» — подумал Кмитич, вдыхая незнакомые пряные запахи, глядя на замысловатый лепной потолок с полумесяцами и звездами. «Неужто турецкие хоромы?» — испугался полковник и, медленно поднявшись, сел. Голова резко закружилась. Он застонал, немного посидел с опущенной головой… Огляделся. Кмитич находился в достаточно просторной комнате, где из мебели были лишь диваны вдоль стен и подушки. Рядом с диваном, на котором сидел Кмитич, стоял поднос с чашей пахучего густого напоя. Кмитич взял чашку и немного отпил. Густой отвар не понять чего… Кмитич оглядел себя. Облачен он был в темно-оранжевую парчовую, явно турецкого покроя одежду, расписанную темно-зеленым узором. На голове была плотная повязка. «Ранило в голову», — сообразил Кмитич, осторожно пробуя повязку рукой. Сухая… Ему стало все ясно — он в плену. Видимо, после взрыва всех, кто выжил, забрал визирь… Но кто выжил? Где Володыевский, где Потоцкий? Живы ли? Где Боноллиус? Успели ли уехать Михал с Мальгожатой? Все эти вопросы разрывали Кмитича. Встав было, он тут же ощутил слабость и со стоном опустился на диван. И никого вокруг, чтобы спросить. «А ведь на обычного пленного я как-то совсем не похож, — подумал Кмитич, — в самом деле, словно в гостях. Может, это и не турецкий плен вовсе? А женщина в чадре? Ничего не понимаю…»

Был день. Это Кмитич определил по маленьким зарешеченным окошкам, в которые посмотреть не было никакой возможности, разве что если собрать все диваны и навалить один на другой. Но слабость не позволяла даже мечтать заняться этим… Вдруг двери открылись, и в комнату вошли люди: два янычара, с широкими саблями, тут же вставшие по бокам двери, старичок с длинной седой бородкой и молодой парень. На старичке и парне были большие круглые белые тюрбаны, шаровары, туфли с закрученными вверх носками, чтобы не попирать носком обуви прах предков. Это были определенно турки. Парень оказался переводчиком. Он достаточно сносно говорил по-литвински, лишь с легким акцентом — звук «д» в его произношении не звенел, как у литвинов. «Сын какой-нибудь нашей невольницы, ни разу не бывавший на родине», — подумал Кмитич, внимательно взглянув на парня. Тот и в самом деле по внешности мог быть как турком, так и литвином, например, из Брестского воеводства, где черноволосых людей с карими глазами можно было часто встретить. Старичок оказался лекарем. Он внимательно осматривал и ощупывал Кмитича. Переводчик коротко переводил команды старичка и совершенно не реагировал на вопросы князя, который беспрестанно спрашивал: