Квартира 302 - Георгий Старков

Собака вскинула голову, распрямив язык. Генри не хватило времени вспомнить, что предвещал этот жест – было уже поздно. Еле заметное шевеление шеи твари вниз, и под левой ключицей вонзилось жало, рассекая кость, как стекло режет масло. Генри не потерял сознания, хотя потом полагал, что при такой чудовищной боли надлежит либо вырубиться надолго, либо тут же, на месте, сойти с ума. Впрочем (думал он впоследствии), вполне мог иметь место второй вариант… да просто он сам не заметил этого.

Он закричал, забился, прикованный живой сталью к полу. Крови из раны вытекло мало: она вся уходила по жёлобу в жало. Собака с аппетитом высасывала кровь.

Даже в этот, казалось бы, невозможный миг Генри не утратил способности действовать. Не переставая кричать, он дёрнулся вправо и наконец-то сжал в руке заветную стойку. Она была почти невесомой – может, оттого, что все мышцы руки напряглись до предела, как гитарные струны. Он развернул стержень, направил верхний конец к пирующей собаке. В такой темноте бить наверняка было невозможно, но холод и боль, распространяющиеся от плеча к шее, подстегивали его. Генри резко махнул стержнем, вложив в движение жалкие остатки сил. Он кричал. Он кричал не умолкая.

Язык, медленно поворачивающийся, уткнувшись в его плечо, вдруг замер, обмяк и выплеснул обратно порцию крови. Кровь брызнула из кончика фонтаном во все стороны, обливая лицо, попав в рот, нос и даже глаза. Его кровь. Генри ткнул стержнем снова, уверенный, что тварь успела отскочить. Но она была ещё там – неожиданность? болевой шок? значит, тебе тоже больно, сволочь? – и на сей раз удар получился действительно хорошим. Генри даже послышался восхитительный хруст ломающегося ребра, но это, скорее всего, было уже из разряда мечтаний. Собака зашлась воем, перетекшим в скуление. Проваливаясь в ямы пустоты, с рукой, заходящимся в жесточайших спазмах, Генри повторил триумфальный приём в третий раз. Звук был другим – более гулким, и сопротивление под импровизированной палицей тоже было слабее. Собака повалилась набок, прямо ему на ногу. Магазин залило малиновым светом. Генри рывком сел (положительно не понимая, как ему это удалось). Каждая секунда. Каждая секунда, думал он, вставая сначала на корточки, потом на здоровую правую ногу. Левой он боялся опереться, но… Каждая секунда. Тварь не умерла, тварь жива.

Генри коснулся носком ботинка пола. Сжав зубы, он переводил вес на другую, раненую ногу. Вопреки его ожиданиям, боль была на порядок слабее, чем в пробитой ключице. Это обнадёживало. Не райское блаженство, но всё же… сгодится, чтобы прикончить жёлтую мразь раз и навсегда.

Да.

Он поднял правую ногу, на какой-то миг покачнулся, убеждённый, что больная нога не выдержит и он свалится, как набитый картофелем мешок. Но этого не случилось – и Генри со всей силы, злости и желания обрушил тяжёлый ботинок на череп лежащей собаки. Дамоклов меч сорвался.

8

Гадёныш улепётывал с непостижимой скоростью. В молодые годы Ричард не жаловался на спортивную форму, но на шестом десятке лет он утратил былые навыки. Он мог бы наплевать на погоню и спокойно следовать на крышу, где мальчика всё равно ждал тупик. Но в нём бурлила ярость. Да, такой исход был бы более спокойным, но неправильным. Пожалуй, это было самое подходящее слово. А вот поймать сорванца за шею во время погони – совсем иное. Глядишь, и заговорит по-другому.

Но – не получалось. Полосатая водолазка мелькала меж пролётов, неуклонно увеличивая разрыв. Брейнтри всё чаще спотыкался, хватался за грудь и выкрикивал пустые угрозы. Когда он добрался до верхнего этажа, мальчика и след простыл. Он прислонился к проволочному ограждению и позволил себе перевести дух. Узкая линия решетки заканчивалась небольшой дверью. За проволокой простиралась чёрная бездна, как засасывающий рот – словно архитектор отеля «Южный Эшфилд» начисто забыл о такой простой вещи, как перекрытия между этажами. Ричарда это не волновало. Он знал, что находится в странном месте, знал, что попал сюда по тоннелю, который брал начало у него в туалете. Остальное представало в тумане. Сейчас он жаждал одного – настигнуть шустрого мальчика и вытрясти из него дух. И заодно спросить, что тут творится. Брейнтри был уверен, что сорванец всё знает.

Он пошёл к двери. Под ногами звенела решетка. Он начал протягивать руку, чтобы открыть дверь, но пальцы замерли на полпути.

Он знал эту дверь. Впервые увидел её двадцать семь жарких и холодных лет назад, въезжая в новый дом. С тех пор Ричард проходил через её проём каждый день не менее трёх-четырёх раз. Это была дверь его квартиры – до мельчайших царапин и трещин. Даже белая табличка с номером 207 висела, как всегда, криво. Ричард поправлял её чуть ли не каждую неделю, но табличка с патологическим упрямством кренилась набок при первом удобном случае.

Дверь была приоткрыта. В тонкую щель проникал электрический свет.

Что за чертовщина?

Брейнтри смотрел, не отрываясь. Он впервые почувствовал в душе укол страха – страха тёмного, непонятного, иррационального. Ощущения были ему в новинку.

Подняв револьвер, он как во сне вошёл в квартиру. Вместо пыльной крыши и ночного неба над головой взору предстала гостиная, совмещённая с кухней (кухню он восемь лет назад отгородил стальной решеткой). Ванна слева, а там, в конце короткого коридора – спальня. Обыденная картина, которая стала неотъемлемой частью его жизни за эти годы.

Тем страшнее – и непонятнее – было обнаружить в самом центре этой идиллии, на полу гостиной, страшную гостью. От неё веяло холодом и ужасом, как от дыры над унитазом, куда Ричард сдуру полез. Теперь он понимал, что сдуру.

Перед ним стоял электрический стул. Цвет металла резал глаза. Зажимы для рук и ног, клеммы, провода – всё, как полагается. Толстый чёрный кабель тянулся к стене, где впивался в пятачок розетки. Стул был пуст.

Брейнтри поборол первое, самое естественное желание – пуститься наутёк, бежать и сделать вид, что ничего не было. Чёрта с два. Это была его квартира, он прожил здесь половину жизни, и он был вправе отвоевать её у… кого бы там ни было. Тем более что цепочка грязных следов описывала круг вокруг стула и красноречиво вела к окну. Точнее, к левой занавеске, которая по странному стечению обстоятельств выступала вперёд.

Он всё понял. Девять из десяти человек непременно крикнули бы в таком случае: «Выходи с поднятыми руками!» или подобную глупость, давая вторженцу сигнал к действию. Ричард Брейнтри был тем единственным, который поступал иначе. Он сцепил зубы, задержал дыхание и нажал на крючок.

9

Расплющив голову собаки в невразумительную кашицу, Генри позволил себе рухнуть на пол и отползти назад к двери, туда, где есть свет и нет чудовищ.