Таня Гроттер и трон Древнира - Дмитрий Емец

Это был победный крик Тани и Баб-Ягуна, их прощание с миром лопухоидов!

Много чудесного да и нечудесного повидали на своем веку глухие Брянские леса, но никогда над ними не собиралось в одно время столько магов. Опоздавших почти не было, разве что Шурасик, вздумавший напоследок прочитать все без исключения книги в Российской государственной библиотеке, но дошедший только до буквы «Р», да Гуня Гломов, ухитрившийся снова попасть в милицию за драку и разбитое стекло. Правда, из милиции он сбежал, выдернув из окна решетку и связав двух сержантов телефонным шнуром.

Убедившись, что все собрались, Зубодериха выбросила несколько искр, давая сигнал, что можно отправляться. Так как Поклепа с ними не было, обратный перелет прошел куда приятнее, чем перелет из Тибидохса в мир лопухоидов.

Вначале на Торопыгус угорелус неслась наиболее скоростная и нетерпеливая группа, состоящая в основном из команды Тибидохса по драконболу. Впереди Таня на контрабасе и Баб-Ягун на ревущем пылесосе, и, почти не отставая, Гробыня Склепова, Кузя Тузиков, Лиза Зализина, Катя Лоткова, Рита Шито-Крыто, Семь-Пень-Дыр и пристроившийся к ним Гуня Гломов. Жора Жикин, пытавшийся поставить рекорды скорости, упал со швабры в океан и умерил свой пыл.

За драконбольной командой с приличным отставанием на Тикалус плетутс летела основная группа, и, наконец, в самом конце на Пилотус камикадзис тащились зубодробильные вертолетки, пикирующие экипажи и групповые скамьи для тех первокурсников, кто плохо держался в воздухе. Замыкала ее Великая Зуби, ухитрявшаяся читать на лету Мартина Хайдеггера в пересказе Чумы-дель-Торт.

Чем ближе был Буян, тем сильнее проявлялось нетерпение. Тане казалось, что они еле тащатся, хотя ветер давно уже прижимал ее к контрабасу, не позволяя даже поднять головы. Наконец она ощутила, что момент наступил. Сердце забилось быстро и радостно.

– Грааль Гардарика! – крикнула она одновременно с Баб-Ягуном.

Перстень Феофила Гроттера, проворчав: «Молодо-зелено!», выбросил искру.

Они прошли семь радуг. А потом из океанской пены выступил остров, на который со стороны океана молочными полосками наползал туман. Сквозь туман проглядывала каменная черепаха Тибидохса с острыми выступами башен на панцире.

«ТИБИДОХС – ШКОЛА МАГИИ ДЛЯ ТРУДНОВОСПИТУЕМЫХ ЮНЫХ ВОЛШЕБНИКОВ. БЕЛОЕ И ЧЕРНОЕ ОТДЕЛЕНИЯ», – сияли алые буквы над воротами.

Медузия, Тарарах, Сарданапал, профессор Клопп и Фудзий стояли на преподавательском балкончике. Абдулла крутился поблизости, пряча за спиной подозрительно толстый свиток. И на этот раз, учитывая, что конкурирующий оратор остался в Москве, имел хороший шанс дочитать свое приветствие до конца.

Заклинание перехода срабатывало ежеминутно, одного за другим доставляя вернувшихся учеников.

На стенах уже громыхал оркестр циклопов, а чуть в стороне, прямо в воздухе, силясь перекричать его, грохотал сводный хор привидений, перед которым в черном фраке с бабочкой парил жених Недолеченной Дамы поручик Ржевский.

– Ничего, что пришлось выбрать большой размер? Нормальный фрак на его ножи не налезал. А теперь некоторые негодяи дразнят его горбуном! Вот уж подлая ложь – у Ржевского офицерская выправка! – с гордостью сказала Недолеченная Дама.

Перед подъемным мостом с дубиной на плече, сурово зыркая безумным глазом, прогуливался Пельменник.

– Стой – кто летит! Пароль! – потребовал он, загораживая дорогу.

В следующий миг циклоп был сшиблен с ног и сброшен в ров сотней пронесшихся по мосту учеников.

– Пароль: «Двадцать две жабы!» Проход разрешаю! – важно сказал Пельменник вынырнувшему рядом водяному, к щеке которого прилип лист кувшинки. Циклоп давно уже придерживался принципа, что, когда сидишь в луже, главное – сохранить лицо.

Водяной покрутил пальцем у виска, выпустил изо рта струйку воды и нырнул.

Глава 11

МОЛОДИЛЬНЫЕ ЯБЛОКИ

Для вернувшихся в Тибидохс учеников начался новый виток жизни на Буяне. В первый же вечер Медузия и Сарданапал устроили всем разнос за нарушения правил пребывания у лопухоидов, но, если разобраться, разнос не был особенно суровым. Сказывалось отсутствие Поклеп Поклепыча и его тетрадки проступков.

Спустя несколько дней перстень Поклепа все же был найден, все дела в мире у лопухоидов улажены, и завуч явился в Тибидохс, злой, как гарпия, и коварный, аки змей. Он рвал и метал, но устраивать повторный разнос с визгами, истериками и тотальным зомбированием Сарданапал не разрешил: все уже готовились к экзаменам.

Качалка, балдахин и котел были помещены на чердак к профессору Клоппу. Известно было, что для охраны этих уникальных реликвий Клопп не применял обычных фиолетовых и красных завес, а использовал какое-то другое, уникальное средство защиты. Что это за средство, Клопп, разумеется, никому не говорил, но так многозначительно ухмылялся, что всем невольно становилось не по себе.

Спящий Красавец как виновник похищения был переставлен вместе с хрустальным гробом к Зубодерихе, которой Сарданапал велел не спускать с него глаз.

– А ну как Зуби в него влюбится? – с сомнением спросил академик у Медузии.

– В такого крокодила? Исключено! И потом, она уже влюблена! – успокоила его доцент Горгонова.

Пожизненно-посмертный глава Тибидохса самодовольно крякнул и разгладил усы. Медузии это не понравилось. На самом деле она имела в виду увлеченность Зубодерихи средневековой литературой.

А над учениками Тибидохса уже нависла черная туча экзаменов, хуже которых могли быть только пересдачи и отработки на каникулах.

Разумеется, во время учебного года к экзаменам никто толком не готовился, и теперь головы учеников буквально распухали от огромного объема срочно впихиваемой информации. В читалку при библиотеке ухитрялась одновременно втолкнуться вся школа, и если бы не пятое измерение, несколько сот юных волшебников никак не поместились бы в небольшом зале с семью столами…

То и дело было слышно, как утомившиеся ученики бормочут заклинания Кофейникус возбуждалус и Пихалус экзаменостис. Джинн Абдулла, которому велено было блокировать эти заклинания, ничего не предпринимал, и только бородавки зловеще бродили по его лицу.

Библиотечному джинну хорошо было известно, что после семикратного употребления кофейникуса страшно ноют виски, а после Пихалус экзаменостис ученики становятся как зомби. Они способны от первой до последней буквы оттарабанить любой самый сложный билет, тупо уставившись в лоб преподавателю, но всякий непредугадываемый вопрос, даже самый элементарный, вроде «Какого цвета бывают искры?» или «Кто такой Древнир?», приводит к непредсказуемым и крайне неприятным последствиям.

Перед обедом Таня, недавно выписавшийся Ванька Валялкин и Баб-Ягун изучали новое расписание, вывешенное в Зале Двух Стихий.

– Смотри, опять все переставили! Сразу видно, что Поклеп притащился и качает права. Завтра нежитеведение у Горгоновой. А уже через три дня практическая магия у Клоппа! Вот уж кто точно меня зарубит! Когда я с черного отделения на белое переводился, Клопп чуть не треснул! Он меня просто люто ненавидит! – сказал Баб-Ягун.

– Не зарубит. Лучше билеты учи! – сказал Ванька.

– Ты кому это говоришь, маечник! – завопил Ягун. – Ты хоть его вопросы читал? Да меня от одних названий выворачивает! Например: «Перхоть ведьмака как основа магических зелий» или «Слюни вурдалака и декокт омерзения»… И, знаешь, из чего Клопп заставляет тянуть билеты? Из глотки у мерзкой ящерицы!

– Это не ящерица. Это такой африканский божок. Я слышал, он как-то оттяпал руку одному ученику четвертого года. Якобы потому, что тот, засовывая руку ему в пасть, мысленно обозвал его уродом! – сказала Таня.

Она не спала уже две ночи, готовясь к нежитеведению. Самые хитрые шпоры у Медузии не срабатывали. Заклинания Горгонова блокировала еще на подлете, а схватить у нее пару можно было стремительнее, чем воскликнуть Дрыгус-брыгус. Хочешь не хочешь, приходилось выкладываться на полную катушку.

На другое утро до завтрака все проснувшиеся, а по большей части не ложившиеся еще ученики третьего года столпились перед кабинетом Медузии.

– Один входит, другой выходит. Никаких шпор, никакого вспомогательного чародейства! Кто будет галдеть в коридоре – трижды пожалеет, что не родился лопухоидом! – строго сказала выглянувшая из кабинета Медузия и потребовала первых шестерых добровольцев.

Добровольцев оказалось немало. Среди них – Таня и Ванька Валялкин, решившие, что лучше сразу отмучиться, чем весь день трепать себе нервы и спрашивать у всех выходящих: «Как ты? Свирепствует?» Зато Баб-Ягун решил отправиться последним и взять Медузию измором.

– Мамочка моя бабуся! Уж я-то знаю: надо тогда отвечать, когда преподаватель от усталости под стол сползает. Помните, как я в прошлом году Зубодериху подловил? Пришел последним. Она уже едва живая сидит, а я ей: «Ура, наконец-то мой любимый предмет! Можно к двум вопросам еще один дополнительный получить?» Зуби мне с перепугу пятерку влепила и бегом за дверь. А я-то и на трояк с натяжкой знал… – рассуждал Ягун, но мало кто его слушал. У каждого была своя система.