Мэри Джейн - Джессика Аня Блау
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Теперь можно полежать на полу? – спросила Иззи.
– Нет. Мне еще нужно тут все отмыть. Спой мне что-нибудь, пока я мою пол.
– Что тебе спеть?
– Свою самую любимую из всех любимых песен.
Я загрузила небитую посуду в посудомоечную машину, затем поставила ведро для швабры в раковину и налила в него немного «Мистера Пропера». Иззи постучала пальцем себе по лбу. Она вполголоса напевала начальные такты разных песен, как будто листала каталог в поисках нужного названия. Я повернула кран и наполнила ведро водой.
– Мэри Джейн! Я придумала песню!
Я вытащила ведро из раковины и поставила его на пол.
– Дать тебе отбивку?
– Да! Стой. Что такое отбивка?
– Ты поймешь, когда я это сделаю.
– Ладно. Тогда давай. – Иззи посмотрела на меня со всей серьезностью, ожидая отбивку.
– И раз, и два, и три, и… – Я подала Иззи знак, и она запела одну из песен Джимми с альбома, который мы с ней успели заслушать до дыр. В тех местах, где голос Джимми превращался в сыпучий щебень, Иззи тоже пыталась придать своему голосу хрипотцы.
Я мыла пол и подпевала в припевах. Когда песня закончилась, Иззи сделала глубокий вдох, задрав плечи до ушей, и начала все сначала. Она спела песню еще раз, пока я выливала воду и снова наполняла ведро для второй помывки. В этом доме все ходили босиком – промывать полы дважды было жизненно необходимо.
Мы пели песню Джимми, и я вторила наигранному хрипу Иззи в припевах, когда в кухню вошел сам Джимми. Он был в обрезанных шортах, без рубашки и обуви. Я заставила себя отвести взгляд от татуировки дятла Вуди на его бедре, но уперлась в ожерелье из кожи и перьев, лежащее на его мохнатой груди. Я подняла голову выше и напоролась на электрический взгляд Джимми.
Джимми был наркоманом в татуировках, который не далее как вчера употреблял героин и, возможно, устроил погром на этой кухне. Однако все его замечательные качества, включая красоту и харизму, действовали на меня по-прежнему сильно. Теперь я прекрасно понимала, почему Шеба так сильно любила его.
– Ох, Господи Боже, Мэри Джейн. – Джимми отвернулся от меня и уставился на пол. На раковину. На Иззи, сидящую на столе. И, наконец, снова посмотрел на меня и на швабру в моей руке. Из электрического его взгляд стал скорее печальным. Даже его пергидрольные волосы выглядели тоскливо и свисали ему на глаза, словно растрепанные ветром.
– Как вы? – спросила я.
– Боже, Мэри Джейн. Иззи. А-а, черт! – Джимми стукнул себя ладонью по голове.
Иззи переводила свои огромные глаза с Джимми на меня и обратно на Джимми. Я положила швабру в ведро и прислонила ручку к столешнице. Я не знала, что делать. Что говорить. Все это: наркотики, ссоры с битьем посуды, а теперь и душераздирающее раскаяние – было для меня совершенно ново.
– О, Мэри Джейн. – Теперь Джимми плакал. Самые настоящие слезы катились по его щекам. Он сделал шаг мне навстречу, притянул меня к себе и зарыдал, уткнувшись лицом мне в макушку. Я никогда не видела, чтобы мужчина плакал. Даже в кино.
Плечи Джимми безудержно тряслись, из него вырывались всхлипывающие звуки. Он пытался что-то сказать, но раз за разом его душили слезы. Иззи спрыгнула со стола и подбежала к нам. Она обняла одной рукой меня, другой Джимми и спрятала голову между нашими ногами.
– Мне так жаль, – всхлипнул Джимми.
– Все хорошо, Джимми, все хорошо. Мы не злимся! – успокаивала его Иззи.
Я тоже пыталась что-то сказать, но у меня в горле словно застрял большущий ком хлебного мякиша.
– Вы не должны были этого видеть, – сквозь всхлипы пробились слова Джимми.
– ДЖИММИ! Мы не злимся! Мы любим тебя. Мы не сердимся. – Иззи говорила за нас обеих. Я все еще не могла выдавить ни слова.
Джимми еще больше зашелся в рыданиях, и по моему лицу тоже покатились слезы. Я старалась не издавать ни звука, но к горлу против моей воли начала подступать легкая икота.
– Все хорошо. Все хорошо. – Иззи успокаивающе гладила наши ноги своими ладошками.
– Все нормально, правда, – выговорила я наконец.
Джимми оторвал свою голову от моей и обхватил мое лицо своими ладонями.
– Ну вот, теперь и ты из-за меня плачешь.
– Я в порядке, – всхлипнула я. – Сама не знаю, почему я плачу. – Я слабо усмехнулась.
Джимми посмотрел на меня и покачал головой. Плакать он перестал. Продолжая потирать наши ноги, Иззи всматривалась в наши лица. Я шмыгала носом, нервно посмеивалась и все еще плакала.
– Мне так стыдно, ужасно стыдно. Я сорвался и потерял контроль.
– ДЖИММИ, МЫ НА ТЕБЯ НЕ СЕРДИМСЯ! – закричала Иззи. – Лучше пойдем есть «Смеющуюся корову», а Мэри Джейн напоит тебя молоком!
Джимми посмотрел на Иззи сверху вниз и рассмеялся. Тогда и я рассмеялась по-настоящему. Джимми подхватил Иззи на руки, расцеловал ее в щеки и понес к столу.
– Позволь мне домыть пол, – сказал он мне.
– Я почти закончила. Честное слово, все в порядке. – Я схватилась за швабру и быстро прошлась по последним оставшимся углам, а Джимми и Иззи уселись на банкетке и ели плавленый сыр. То, что произошло прошлой ночью, было нестерпимо ужасно. Но сейчас, отплакав и отсмеявшись, я чувствовала необъяснимый прилив счастья.
– Попроси Мэри Джейн подержать тебе коробку. У нее хорошо получается.
– Ох, Иззи, мы в Западной Вирджинии только из коробки молоко и пили. Я в этом деле профи. – Джимми взял коробку и отхлебнул немного молока. Затем он поднес коробку к губам Иззи под таким углом, чтобы молоко не пролилось ей на подбородок.
Я опорожнила ведро в раковину, сняла перчатки, а затем опустилась на банкетку рядом с Иззи. Я взяла коробку с молоком, поднесла ее ко рту и пила, пила, пила.
– Посмотри, как у Мэри Джейн хорошо получается! – Иззи ткнула в меня пальцем.
Я кивнула, не прекращая пить. Мне казалось, я нарушаю какой-то закон. И от этого хотелось улыбаться.
В течение следующего часа в кухне собрались и все остальные. Шеба заявила, что, поскольку я навела такой порядок, на сегодня с меня снимаются все кулинарные обязанности. Иззи спросила, что же мы будем есть, если я не буду готовить, на что доктор Коун ответил: «Разве ты не помнишь, как мы питались до того, как Мэри Джейн стала членом нашей семьи?» Слова «стала членом
