Без ума от графа - Кристина Брук

Гриффин продолжал ее ласкать, Розамунда, уже не в силах сдерживать разгоревшийся внутри ее огонь, стонала, изгибалась и извивалась в его руках от нетерпения. Былая решимость быть твердой и неуступчивой испарилась.

Вдруг она услышала его горячий шепот:

— Я хочу видеть тебя всю. Покажи мне.

Не в силах сопротивляться, не понимая, что делает, Розамунда спустила платье с одного плеча.

— Мало.

Повинуясь, она спустила платье с другой стороны и медленно-медленно начала опускать его вниз, оголяя грудь. Еще несколько дюймов, лиф спустился еще ниже, и она оказалась перед ним наполовину обнаженной.

— Ты прекрасна, — прохрипел он. — А теперь встань.

Его искреннее восхищение ободрило ее. Не возражая и не споря, она выполнила его просьбу. Колени дрожали и отказывались держать ее, сердце так билось, как будто собиралось вырваться из груди, и тут она поняла, почему он попросил ее встать. Когда она стояла, его глаза находились на уровне ее груди, и он мог наслаждаться ее видом.

Розамунду не мучили никакие постыдные или гнусные мысли, напротив, она ничего не чувствовала, кроме охватившего ее радостного возбуждения. Смутное, щемящее ощущение, что, возможно, она еще пожалеет о содеянном, поглотила высоко взметнувшаяся волна страсти.

Гриффин поудобнее уселся на кушетке и не отрываясь смотрел на нее. Хриплым, срывающимся от возбуждения голосом он произнес:

— Обхвати руками груди и приподними их вверх.

В уголке ее сознания слышался внутренний голос: она не способна сделать то, о чем он ее просит. Тем не менее, не чувствуя никакого стыда, нисколько не колеблясь, она выполнила его просьбу. Она была желанной, она была прекрасной, она возбуждала в мужчине такую сильную, откровенную страсть; кроме того, Гриффин вскоре должен был стать ее мужем. Обхватив ладонями груди, Розамунда приподняла их.

Его глаза вспыхнули и загорелись невиданным прежде огнем. Слова, говорившие о его одобрении, не требовались, и без них было совершенно ясно, что он возбужден не меньше, если не больше, чем она.

Склонив голову, он обхватил губами один ее сосок и начал ласкать. Запрокинув голову, она застонала от неведомого, неизъяснимого наслаждения — это ощущение было выше всяких слов. Крепко обхватив ее руками и продолжая действовать губами, языком, он словно втягивал ее в круговорот блаженства, все быстрее и быстрее захватывавшего его.

Нет, он не дремал. Его руки решительно приподняли ее юбку и проскользнули внутрь. Погладив бедра, его пальцы проникли еще дальше, бесстыдно лаская ее самое сокровенное место.

Невозможно было описать наслаждение, охватившее в тот же миг Розамунду. У нее от счастья закружилась голова. Издав сдавленный крик и забыв обо всем, она отдалась овладевшим ею чувствам.

Сладостная дрожь волнами омывала ее всю, от головы до пят. Обхватив его за голову, она только и делала, что тихо и нежно стонала: «Гриффин, о, Гриффин», — с восторгом глядя ему в лицо.

Поняв бесплодность попыток словами передать те ощущения, которые испытывала, Розамунда крепко поцеловала его.

Невинность этого поцелуя после грубой распущенности ошеломила Гриффина. Его затуманенное похотью сознание вдруг очнулось и заявило о себе, напомнив о своих правах.

Боже, о чем он только думал?

По правде говоря, после того как ему удалось завлечь ее сюда, в летний домик, он уже ничего не соображал, находясь в любовном угаре. Он провоцировал ее, возбуждал в ней желание и вместе с тем восхищался ею, превозносил ее и любил, но в грубом, плотском понимании.

Ее поцелуй не стал прелюдией к дальнейшей распущенности, напротив, он оказался барьером на пути разгоравшейся страсти, скорее, он был выражением чистого нежного чувства; он более обладал божественно сладким вкусом, которым обладает спелая ягода земляники, надкусанная и лежащая в собственном соку на языке. Такой поцелуй обольстил его сердце, точно также как его ласки обольстили ее тело.

Нет, так далеко заходить нельзя.

Руки Розамунды, нежно скользнув по его плечам, опустились ему на грудь. Гриффин весь задрожал от желания овладеть ею, сделать то, о чем он так долго мечтал, вместе с тем ее ласка непонятным образом лишала его мужественности, он чувствовал себя зеленым юнцом, беспомощно мнущимся перед девушкой на первом любовном свидании. Неужели вот так и закончится их столь восхитительное ночное свидание?

Он оторвал губы от ее губ и, схватив ее за руки, развел в стороны. Тяжело вздохнув, поднялся.

Она еле слышно вскрикнула, и по ее голосу было заметно, как она недовольна тем, что он прервал свои ласки.

Открыв глаза, она посмотрела ему в лицо.

— Что случилось?

Взглянув в последний раз на ее очаровательное полуобнаженное тело, Гриффин с мрачным видом натянул платье ей на плечи.

— Я воспользовался твоей неопытностью, — сказал он, чувствуя себя героем никудышной пьесы. — Еще немного, и у тебя больше не будет выбора — придется выйти за меня замуж.

Прошло около минуты, пока Розамунда поняла смысл сказанного; наконец дымка чувственной страсти, помутившей сознание, рассеялась. Ее синие глаза прояснились, в них промелькнуло ясное понимание всего того, что происходило между ними.

— Постой, разве ты не знаешь, что я уже все решила? Иначе я бы сюда ни за что не пришла.

Гриффин удивился — о чем она думала, чем руководствовалась, принимая столь важные решения? Но он был не из тех мужчин, которые позволяют женщинам думать.

Умный и находчивый человек извлек бы все выгоды из создавшегося положения. Ему следовало бы тут же воспользоваться ее согласием и немедленно жениться на ней. Ведь у него уже была брачная лицензия, благодаря помощи Девера. Стоило найти сговорчивого священника, и они смогли бы обвенчаться через несколько часов.

Ему следовало бы тут же продолжить с того же места, где они остановились, и в полной мере насладиться ее телом. А утром, когда горечь сожаления начнет жечь ей сердце, он просто поставил бы ее перед свершившимся фактом.

И тогда ему не надо было бы посещать вместе с Розамундой эти чертовы светские развлечения: вечера, рауты — все то, о чем она говорила ему. А неодобрение ее близких он вынес бы легко, ему нечего стыдиться. Кроме того, Девер вынужден был бы выполнять взятые на себя обязательства. Девер не посмел бы выдать Джекс замуж до тех пор, пока она не проведет свой первый сезон в высшем свете, а уж за это время она нашла бы себе жениха.

И главное, Розамунда наконец-то стала бы его женой.

Все эти сложные и тонкие соображения промелькнули в его голове за одно мгновение. И в тот же миг он с негодованием отверг их как эгоистичный, своекорыстный вздор.