Первая, вторая. третья - Лариса Соболева

Всеволод Федорович притянул Светлану к себе, чмокнул в лоб, он смотрел на «родную кровь» с любовью, он был счастлив. М‑да, его Лиза свинья и дура, раз не ценила такого родителя и доставляла ему массу огорчений.

— Прости, Лиза, но Эндрю совсем не знает русского языка, — оправдался он.

Светлана закивала, мол, я не сержусь, продолжайте, после чего приложилась щекой к тыльной стороне ладони Всеволода Федоровича и преданно на него уставилась. Да она сгорала от любопытства, что папа Лизы затеял, а он затеял, во всяком случае, не доверяет Роди, и это хорошо. Плохо одно и главное: Всеволод Федорович не видит дерзкого подлога, очевидно, фокус с заменой родной дочери на двойника в нормальную голову не придет, только в больную и нафаршированную гнусностями.

— Я доволен переменами в дочери, — заговорил Всеволод Федорович по‑английски, — и тем, что ее семейная жизнь наладилась. Но мне хотелось бы увериться, что ее слова четыре месяца назад были типичным женским неврозом после рядовой ссоры.

— Думаете, ваш зять обманывает дочь и вас?

— А разве это исключено?

— Психоаналитики ничего не исключают.

К этому времени Родион спустился к печке с навесом от дождя, понюхал дым, поднимавшийся из мангала, и тихонько шепнул Марату на эмоциональном подъеме:

— Старик балдеет. Все идет на ять!

— Не дергайся, Роди, не дергайся, — почти не раскрывая рта, сказал Марат, бегая зоркими глазами по террасе. — И не расслабляйся, будь начеку. Слишком много поставлено на карту, включая наши задницы. Старик — ладно, но его секретари умней деда. Я хребтом чувствую их, они все время на стреме, будто в стаю волков попали.

— Не преувеличиваешь?

— Не разделяю твоей эйфории. Неси шампуры. Если только замечу с их стороны шебуршание, уничтожу.

— Погоди… — Родион взглянул на дисплей, скорчил недовольную мину. — Черт, Влада. Да?

— Хочу с тобой увидеться. Только не говори «нет».

— Не сегодня. Завтра вырвусь.

— Завтра… — Она расстроилась. — Когда?

— Ближе к вечеру. Все. Завтра жди.

Марат, конечно, знал, и кто такая Влада, и что у нее за дела с Роди, сам отвозил его на случку — как он нарек их свидания, потому процедил раздраженным тоном:

— Бабы сейчас на нашем пути — лишняя обуза.

— Ты ведь ходишь к проституткам.

— Им заплатил — и адье. А твоя Влада тащится от тебя, это плохо. Она уже оборзела, на презентации глаз с тебя не сводила.

— Разберусь с ней. — Родион взял блюдо с мясом и понес на террасу. — Прошу всех к столу! Поторопитесь, а то шашлык остынет. Это блюдо нужно есть только горячим.

Расселись, тарелки и приборы звякали, словно до этого всех морили голодом, шампуры разносил Гена. Светлана с дикарским восторгом выдавливала на тарелку кетчуп — шашлыки она считала лучшим блюдом мира, так что же, отказывать себе в удовольствии только потому, что их жарил садюга? Как вдруг старший урядник:

— Лиза, тебе нельзя острого, береги горло. — Глядя на него, она выдавила из бутылочки добрую половину кетчупа, который растекся по всей тарелке лужей, не меньше. Роди посетовал: — Ну, вот, видите, Всеволод Федорович, ваша дочь не слушается докторов.

— Оставь ее, — сказал тот. — Ты же знаешь, как Лизонька любит острое. — И Светлана любит, какое совпадение! — Сегодня можно.

— Берите бокалы, рюмки… — распоряжался Роди на правах хозяина. — Марат! Марат, быстро к нам, у меня тост. Все взяли? Давайте выпьем за то, чтоб мой тесть попал на страницы журнала «Форбс» в числе первой десятки богатейших людей планеты.

Он полагал, тост придется по душе тестю, подобные пожелания любят даже бедные люди без малейшей перспективы уплотнить кошелек в ближайшее столетие. А Всеволод Федорович как‑то странно покосился, покривился и нехотя промямлил:

— А я не стремлюсь на страницы ни газет, ни журналов, даже названия их не знаю. Я как Корейко. Читал?

— «Золотого теленка»? Конечно. То есть вы предпочитаете подполье?

— Предпочитаю. Не люблю хвастовства, шумихи, показухи, эти слабости притягивают к персоне мошенников. А я хочу сделать подарок. Лиза… мне непривычно видеть тебя тихой, скромной, домашней женщиной, считал, что твой муж мне лгал, описывая перемены в моей дочери. Не лгал. Поэтому держи награду.

Виталий откуда‑то выудил плоскую коробку, открыл и отдал Светлане. Нет, получив такой подарок, можно в обморок упасть, но цеплять на себя — боже упаси. Ожерелье и серьги. Стра‑ашно дорогие, к тому же невероятно красивые… Только не Светлане сделан подарок, она и отнеслась к нему соответствующе: чмокнула «отца» в щеку и поставила коробку на край стола.

— Э, нет, надень, — потребовал Всеволод Федорович, беря воздушное ожерелье. — А это что на тебе?

Светлана ладонью накрыла кольцо Захара, дав понять, что не снимет его ни за что, она видела замешательство Всеволода Федоровича, который наверняка ждал бешеной благодарности и плясок дочери на радостях.

— Вот‑вот, скажите вы ей, чтоб сняла, мне неловко бывает. Я понимаю, память, то да се, но зачем же дешевку таскать постоянно? Пусть бы лежала в шкатулке.

— Память? — заинтересовался Всеволод Федорович. — О ком?

— Да старушка какая‑то подарила.

— Если колечко так много значит для тебя, пускай висит, — разрешил Всеволод Федорович, застегивая колье на шее Светланы.

Восторги, аплодисменты… А она думала: «Хочу домой, к бабушке. Хочу к Захару. Когда все это кончится? Конечно, конец наступит, но какой?» Стол круглый, жующие физии хорошо видны, кроме тех, кто по бокам. Светлана подняла глаза и встретилась взглядом с Эндрю, направленным на нее, Виталий на ухо ему явно переводил, о чем шла речь за столом. Иностранец опустил веки, он резал мясо, отправлял в рот, не наклоняясь к тарелке, с абсолютно прямой спиной, снова посмотрел точно на Светлану. «Если ты психоаналитик, включи подсознание, — внушала она Эндрю, — или шурупик в мозгах. Ну же, догадайся, кто есть кто. Ты умный, у тебя получится».

Стемнело…

Большой Гоша с Феликсом оценивали ограду, насколько та высока. К этому дому они вернулись по одной причине: убедиться, что здесь живут не те люди, которые увезли Светлану. Таких «неопознанных» точек у ребят получилось четыре. Собственно, как убедишься, не зная похитителей в лицо? Для начала сфотографировать. Тепло, людям хочется побыть на воздухе, само собой они выходят вечерком во двор подышать, пройтись, а то и посидеть под навесом, чтоб, если пойдет дождь, не промокнуть. Это кайф. А когда нос учуял аромат жареного на углях мяса, решено было заглянуть. Покрутились у ворот, прикладывая к щелям глаза, да ничего толком не увидели, но неразборчивые голоса слышали. Тогда‑то Феликс отошел от стены, примеряясь, рядом встал мощный Большой Гоша, спросив:

— Залезть хочешь?

— Вроде того, — неуверенно сказал Феликс.

— А камер тут нет, ты смотрел? — сообразил Большой Гоша.

Недурная мысль. Феликс пробежался вдоль стены, камеру заметил, но направленную на ворота. Значит, их видели. Ну и ладно. Может, он и не думал лезть наверх, но мысль подал Большой Гоша, посему решение Феликсом было принято:

— Становись под стену, я влезу тебе на плечи и посмотрю.

Большой Гоша исполнительный — жуть, маму до сих пор слушается. Он стал спиной к стене, руки сложил, чтоб на них стала нога, чуть присел. Но когда Феликс делал разгон, выпрямился и ладонями остановил его.

— Что такое? — полушепотом спросил Феликс.

— Кроссовки сними. У меня рубашка чистая, мама гладила. И без разгона. Я тебя так подниму.

Тот послушно стащил кроссовки, стал на руки Гоши, который без усилий немного приподнял его — чем не цирковой трюк? После чего молодой человек, ухватившись за край стены, поставил на могучие плечи сначала одну ногу, затем вторую и уже без усилий заглянул во двор. На террасе ужинала компания и, поскольку она была неплохо освещена, Феликс разглядел каждого в отдельности, задержал глаза на Светлане. Не настолько он ее знал, чтоб сказать: ура, она! Похожа. И не похожа. Но это уже кое‑что, дальше — Захару разбираться. Феликс посмотрел вниз, Большой Гоша стоял, как смотровая вышка, скрестив на груди руки.

— Фотик дай, — попросил Феликс.

Большой Гоша запрокинул голову, переспросил:

— А?

— Аппарат подай. Снять…

Фотоаппарат висел на Гоше, он без проблем снял его с шеи, наклонив голову, а подать не смог, пришлось Феликсу присесть, держась одной рукой за край стены. Но вот он снова выпрямился, положил фотоаппарат на стену, настроил и несколько раз щелкнул компанию за столом. По сигналу Большой Гоша подставил сложенные ладони, юноша нащупал их ногой, затем схватился за Гошину голову и наконец спрыгнул.

— Поехали к компу, посмотрим, что получилось.

17

В показаниях свидетелей не имелось ничего, за что можно было бы зацепиться и построить дальнейшую стратегию. Но в «Эстер» Стриж поехал только лишь потому, что вышибала убеждал, будто Лиза часто общалась с официанткой, а он к клиентам обязан дышать ровно. Если учитывать, что часто общаются люди близкие по духу, то официантка должна знать больше, чем рассказала следователю. Как это пропустили и не раскрутили? Должно быть, всему виной рационализм: поиски пропавших людей — бесперспективное дело.