Семья Зитаров. Том 1 - Вилис Лацис

Ингус знал: следующий призыв коснется и его, и ему придется служить в военном флоте. О постройке судна теперь нечего было и думать: он совершенно напрасно просидел это лето на берегу. Военный пафос первых дней немного взволновал и его; глядя на то, как один за другим уезжают знакомые парни, Ингус чуть не поддался соблазну отправиться вместе со всеми навстречу неизведанным судьбам и испытаниям. Будучи по натуре мечтателем, он представлял себе войну как какой-то торжественный, овеянный романтикой героический поход: с развевающимися знаменами войска устремляются вперед, только вперед; побежденные города раскрывают перед ними свои ворота; дивизии под звуки марша идут в наступление, грохочут пушки, клубится пороховой дым и гремит всесокрушающее, неотразимое русское «ура». Есть в этом какая-то мощь, красота, словно буря на море. Может быть, его пошлют на броненосец и в море произойдет богатырская схватка с немецким флотом. После победы они войдут в порт на расцвеченных флагами судах и приведут с собой плененную немецкую эскадру. Лучше всего, конечно, служить на подводной лодке: она незаметно подбирается к самому большому дредноуту противника и топит его торпедой. Затем подходит к другому военному кораблю, к третьему, четвертому и безжалостно отправляет их на дно. В неприятельском флоте начинается паника, подводники, выполнив боевое задание, возвращаются в эскадру и сообщают о победе. Адмирал награждает героев орденами и чинами.

Ингус фантазировал и мечтал, но и сам не верил во все это. Он не раз встречал военные корабли в море и имел представление о современных крейсерах и дредноутах. Что такое героизм человека в сравнении с военной машиной? Штыковая атака и крики «ура» разобьются о них, как волны о скалу. И все же на душе у Ингуса было неспокойно, сердце наполнилось тоской.

И вот тут появился Волдис Гандрис, старый товарищ Ингуса по мореходному училищу. Он неожиданно прибыл в Зитары и заставил Ингуса спуститься с заоблачных высей на землю.

— Ну, старина, не собираешься ли ты воевать и положить жизнь за царя-батюшку? — спросил он, едва успев поздороваться. — Не намерен ли гнить в окопах, пока тебя снарядом не разнесет в клочки?

— Если придется пойти, тут уж ничего не поделаешь, — ответил Ингус. — Никто не спросит, хочешь ты или не хочешь.

— Эх, Ингус, неужели мы для того учились, чтобы пойти на съедение окопным вшам? И ради чего? За чью правду, за чьи возвышенные идеалы? Нет, покорно благодарю, я от этой чести отказываюсь.

Волдис в последнее время служил первым штурманом на пароходе. Сейчас путь в Западную Европу был закрыт, и его пароход собирались затопить у входа в Лиепайский порт, чтобы закрыть дорогу вражеским кораблям.

— Жаль, что вся эта заваруха не началась раньше, когда мое судно находилось в Англии, — продолжал Волдис. — Сейчас я свободно разгуливал бы там да посвистывал. Теперь придется немного потрудиться, чтобы вырваться на свежий воздух.

— Что ты думаешь предпринять?

— Я считаю, что мы можем принести пользу отечеству другим путем. Кто-то должен обслуживать суда, на которых будут доставлять стране то, в чем она нуждается. Балтийское море закрыто для навигации. Всю связь с Зaпaднoй Европой придется держать через север. Контора моего пароходства переехала в Архангельск, и всем судам, находящимся вне пределов Балтийского моря, дано распоряжение направляться туда. Если мы не хотим, чтобы нас призвали на военную службу, необходимо сейчас же ехать туда. Моряки, обслуживающие транспортные суда, освобождены от призыва. Работа на судне засчитывается им как военная служба. Понятно? Но нам нужно спешить. У тебя еще время терпит, твой год не призывают, а я на этой неделе должен явиться в призывную комиссию.

Ингус в тот же день посоветовался с родителями насчет предложения Волдиса. Капитан Зитар сразу согласился: он считал это самым разумным. Мать погоревала, что сыну всю войну придется провести вдали от родного дома, но все же на море спокойнее, чем на поле сражения.

Времени оставалось немного, поэтому Ингус сейчас же стал собираться в дорогу. Уложил чемодан, собрал документы и навестил родственников. Наконец наступил последний вечер в семье перед разлукой на долгие годы. Волдис Гандрис весь вечер смешил домашних веселыми рассказами, слегка флиртовал с Эльзой и даже завоевал расположение всегда хмурого Эрнеста. Все было так, как обычно бывает перед уходом моряков в дальнее плавание.

Наутро капитан вручил сыну сто рублей на дорожные расходы, и, когда показался каботажный пароход, младшие братья отвезли Ингуса на лодке в открытое море. Расставаясь, Волдис Гандрис обещал госпоже Зитар заботиться об Ингусе как о брате и, в свою очередь, получил от Эльзы обещание отвечать на его письма.

Скрылась из виду лодка Зитаров, исчезла вдали знакомая дюна у устья реки. Ингус закурил и стал расхаживать по палубе. На пароходе было много пассажиров — все больше рекруты и провожающие их. Не желая, чтобы и его приняли за призывника и начали расспрашивать, Ингус держался в стороне. Волдис уже успел исчезнуть: по-видимому, он находился в буфете или среди пароходной прислуги. И только Ингус собрался его искать, как он, беззаботно улыбаясь, появился из дверей маленького салона.

— Ингус, тебе не скучно? Иди в салон. Я нашел знакомых.

— Ну, ну?

— Вернее, знакомого. Ты этого человека должен знать лучше, чем я.

— Кто же это?

— Увидишь. Спустись вниз, а я пойду поболтаю со штурманом. Он мне вроде другом приходится.

Живой как ртуть, Волдис не мог ни минуты оставаться на месте. Повсюду он находил собеседников. Веселый и общительный, он заражал своей бодростью окружающих. Погруженные в думы призывники забывали о своих заботах, замкнутые одиночки присоединялись к пассажирам, окружавшим Волдиса, как только он появлялся. «Как хорошо, когда человек в любой обстановке умеет найти светлую сторону!» — думал Ингус, прислушиваясь к остротам приятеля.

Знакомый на пароходе… Откуда? Впереди еще несколько часов езды. Придется пойти посмотреть — все будет повеселее. Ингус бросил папироску за борт и спустился в междупалубное помещение, где находились салон и буфет. На палубе стояла невыносимая жара, а внизу, где горячий воздух из машинного отделения проникал в каюты, и совсем нечем было дышать. Людей здесь почти не было. Буфетчица за прилавком читала книгу, у столика какой-то толстый торговец пил лимонад, а в углу, спиной к дверям, сидела молодая женщина. При появлении Ингуса она, взглянув на него, быстро отвернулась и, казалось, погрузилась в глубокое раздумье. Ингус не успел рассмотреть ее лица. Где же знакомый человек, о котором говорил Волдис? Буфетчицу и торговца он видел впервые. Оставалась та женщина в углу. Ингус кашлянул в надежде, что женщина обернется. Но она оставалась неподвижной. Тогда он, подойдя к иллюминатору, равнодушно посмотрел на море и сел напротив женщины, бросив на нее быстрый взгляд. Это была Лилия Кюрзен! Застывшим взглядом смотрела она куда-то через голову Ингуса, словно не замечая его. Но на щеках ее лихорадочно горели красные пятна, а пальцы нервно теребили сумочку. Сердце с силой забилось в груди Ингуса. Он почувствовал, что у него горят кончики ушей, а на лбу выступила испарина. Машинально вытащив носовой платок, он вытер лоб. Уйти, не заметив Лилию, было уже невозможно. Но что делать, как держать себя с ней? Они ведь не чужие. В последний раз перед расставанием даже были такими близкими… такими близкими… Но теперь? Больше года он не писал ей, несмотря на ее полное отчаяния письмо. А за это время могли произойти какие угодно перемены. Поздороваться и уйти? Нет, это было бы по-мальчишески малодушно. Подойти и заговорить, словно ничего особенного не случилось? Для такой роли нужен более опытный мужчина, Ингус еще слишком молод, искренен и непосредствен. Он отчетливо сознавал только одно: чем дольше затягивается молчание, тем глупее становится его положение. Не может быть, чтобы Лилия не заметила его присутствия.

Он робко взглянул на нее. Раз, другой. Тайком, пугливо отводя глаза в сторону, если замечал, что Лилия чувствует его взгляд. Но вот их глаза встретились. Отворачиваться было поздно, да никто из них и не желал этого. Ингус простодушно и искренне улыбнулся, и Лилия ответила ему. От этой спокойной, дружеской улыбки у Ингуса на душе сделалось тепло и хорошо. Он встал и направился к Лилии.

— Здравствуй… Ты тоже в Ригу?

— Здравствуй. Да. Надо съездить.

Ее рукопожатие казалось таким спокойным, что у него исчезли последние сомнения: он встретил друга. Задержав руку Лилии, он сел рядом и некоторое время молчал. У потолка жужжала одинокая муха, за буфетом слышался шелест переворачиваемой страницы, в стакане торговца шипел только что налитый лимонад. Где-то за стеной гудели машины, и весь корпус парохода слегка содрогался, словно от биения громадного сердца. Охваченный странным, сладостным ощущением, Ингус легко пожимал пальцы Лилии, пожимал и отпускал, и оба все время беспричинно улыбались.