Гевара по прозвищу Че - Пако Тайбо II

Маленькая группа выступала в роли комитета по организации проводов. Мельба Эрнандес, Пьедад Солис и Эль Куате смотрели на небольшую яхту, заполненную людьми. Добровольцы спешили на судно, чуть ли не отпихивая друг друга, потому что прошел слух, что не все из них годятся и многим придется остаться на суше. После стольких месяцев ожидания никто не хотел выбыть из игры.

Припасы были размещены под тентом; там же разместился Фидель, взявший на себя вахту в первые несколько часов. В половине второго ночи на 25 ноября загудели два двигателя «Гранмы». Судно с выключенными огнями отошло от импровизированного причала. Северный шторм, «норте», вызвал сильное волнение в Мексиканском заливе, шел непрерывный дождь, и малым судам выход в море был запрещен.

На переполненном судне находились восемьдесят два человека. Они стояли, прижимаясь друг к другу, пытаясь укрыться от холода последней ночи, проводимой на территории Мексики.

Санчес Амая, один из участников экспедиции, сказал: «На палубе было некуда ступить». Они пребывали в смешанном состоянии неловкости, опасения и надежды. И они были «хорошими», не в строго правильном испанском или мексиканском смысле, а в кубинском смысле, то есть, храбрыми и дерзкими. И они были действительно «хороши» в своем намерении свергнуть военную диктатуру руками восьмидесяти двух человек, плохо вооруженных, отправившихся в путь на переполненной хрупкой маленькой лодочке. Два исполненных сомнений года подготовки к невероятному предприятию закончились. В таких случаях принято говорить: «Все в руце божьей».

Впереди их поджидали тридцать пять тысяч вооруженных людей — столько насчитывала приведенная в готовность полиция, не считая тайных агентов. А кроме полиции, была еще армия, оснащенная танками, десятью военными кораблями, пятнадцатью судами береговой охраны и семьюдесятью восемью истребителями и транспортными самолетами.

Ну а пока что «Гранма» танцевала на волнах, смело противостоя всем фуриям северного ветра. Мексика уходила за корму. Со временем Че и его товарищи будут добром поминать эту страну. В памяти у них в первую очередь будут возникать готовность людей прийти на помощь и их улыбки, а не полицейские пытки и взяточничество, долгие прогулки по авениде Инсурхентес и вкусные такое, а не холод и одиночество. Че будет рассказывать о солидарности с ними экс-президента Карденаса, прекрасных пирамидах майя и даже о старой Марии, а не о высоких стенах тюрьмы «Мигеле Шульц».{5}

8. «Гранма» черпает воду. 

Яхта двинулась вниз по течению и уже через полчаса вышла из устья реки. Она погрузилась в воду значительно ниже ватерлинии, корма чуть возвышалась над поверхностью, а палуба была сплошь забита кое-как рассевшимися людьми. Много лет спустя Фидель Кастро рассказывал:

«Мы испытывали «Гранму» в спокойных водах и всего с несколькими членами команды |на борту. Никто не подумал толком о том, что, если на лодку погрузить восемьдесят два человека, которые вместе весят несколько тонн, плюс оружие, воду, топливо, продовольствие... это должно сильно перегрузить лодку. Она была не просто перегружена, она чуть ли не тонула. Судно представляло собой жалкую скорлупку, подпрыгивавшую на волнах в Мексиканском заливе».

Это была не единственная проблема экспедиции. Несмотря на все меры по обеспечению безопасности и принятые предосторожности, таинственный и все еще неизвестный осведомитель, внедрившийся в Движение 26 июля, смог отправить первое сообщение. Несмотря на свою неопределенность, оно тем не менее вызвало тревогу у руководства войск диктатуры. Депеша, достигшая высших чинов кубинской армии, гласила: «Лодка с большим количеством людей и оружия вышла сегодня из мексиканского порта».

Рейс только начался, а у доктора Гевары уже появилась работа.

«Мы принялись лихорадочно искать антигистамины для борьбы с морской болезнью, но ничего не нашли. Уже минут через пять после того, как были спеты кубинский национальный гимн и гимн Движения 26 июля, лодка представляла собой смешное и трагическое зрелище. Люди с встревоженными лицами хватались за животы. Некоторые уткнулись головами в ведра, другие в самых причудливых позах неподвижно лежали на палубе в испачканной рвотой одежде. Кроме двух или трех моряков и четырех-пяти из числа остальных, все восемьдесят два человека на борту страдали от морской болезни».

Перед рассветом было принято решение: как можно скорее покинуть мексиканские территориальные воды, чтобы избежать встречи с береговой охраной. Рулевой взял курс на восток, но с трудом выдерживал его из-за ураганного ветра.

Рассвет 26 ноября был облачным, на переполненную палубу яхты обрушивался ливень. Лодка делала 7,2 узла вместо ожидае мых десяти. Ближе к вечеру люди стали страдать от голода сильнее, чем от морской болезни; были открыты мешки с апельсинами, лежавшие на корме. Гевара уговаривал тех, кому было хуже всех от морской болезни, выпить хотя бы немного жидкости. Ему самому было хуже некуда — тяжелый приступ астмы. Хесус Монтане рассказывал: «Экспедиция была вынуждена отправиться в сильной спешке... И Че не удалось собрать медикаменты, необходимые для того, чтобы справляться со своими приступами... Мы были все поражены стоицизмом и самопожертвованием, с которым он переносил страдания. Никто не слышал от него ни единой жалобы. И лишь благодаря тому, что товарищ Фаустино Перес, словно по наитию, захватил с собой несколько ампул адреналина, удалось несколько облегчить Че самые тяжелые мгновения приступа». Мореплаватели плохо представляли себе, где они находятся. Они шли вдоль полуострова Юкатан, держась примерно в сорока милях от побережья, чтобы избежать встречи с мексиканскими властями. По мнению Рене Родригеса, считавшегося кинооператором, «но без камеры и пленки, так как у нас не было денег ни на то, ни на другое», ближайшей точкой кубинского побережья был Пинар-дель-Рио; с ним были согласны еще несколько человек.

Волнение утихло, и Фидель, решив воспользоваться относительно спокойной погодой, приказал установить оптические прицелы и проверить автоматы. «Никто даже головы не поворачивал туда, где находился ближайший берег, — мишень поместили на баке, а стрелки расположились на корме». В разгар стрельб руководитель группы заметил новую цель — нескольких дельфинов, плававших поблизости от судна, и приказал стрелять по ним. Но тут начался ропот. Эфихенио Амейхейрас, бывший водитель такси в Гаване и в Мехико, стрелявший тогда из своего автомата «томпсон», заметил: «Я был из числа тех, кто доказывал, что нельзя стрелять в дельфинов, так как моряки говорят, что это очень плохая примета».