Импровизация - Мэри Портман

— Надеюсь, ты за это заплатишь?

Алекс по-прежнему не отвечал. Ни словом, ни звуком. Он встал, во всей своей красе подошел к Долли, решительно подхватил ее на руки и положил на кровать.

Она сопротивлялась, продолжая цепляться за кусок простыни, прикрывающий верхнюю часть ее тела. Полосы ткани частично обвивали ее ноги, делая Долли похожей на наполовину распеленатую мумию.

И тут до нее дошло, что он замыслил. Об этом говорили пламя, горевшее в его глазах, раздувающиеся ноздри, плотно сжатые губы и выпяченный подбородок. Как и член, напрягшийся и рванувшийся ввысь, едва Алекс снова сел на край кровати.

Он взял ее правую лодыжку, дважды обернул обрывком ткани и привязал свободный конец к изножью кровати. За лодыжкой последовало правое запястье. Алекс забинтовал его еще одной белой полосой, обмотал конец вокруг столбика кровати и крепко затянул.

Затем он встал и пошел к изножью, даже не удосужившись оглянуться и проверить, не вырвалась ли она из пут. Как будто знал, что она не станет шевелиться и будет делать то, что он хочет, потому что настала пора играть по его правилам.

Прошла еще минута, и она оказалась распятой. Долли не промолвила ни единого слова. Неиспользованные обрывки простыни лежали у нее на животе и ногах, образуя странный узор. Как ни странно, ее грудь оставалась прикрытой. Но выражение лица Алекса, стоявшего в ногах кровати и обозревавшего свою работу, подсказывало, что такое положение продлится недолго.

Внешне Долли оставалась спокойной, но в глубине души сгорала от желания узнать, что он задумал. Там, где путы прилегали к ее телу, отчаянно покалывало кожу. А прохладный воздух и взгляд Алекса дразнили те части тела, которые остались обнаженными.

Она не пыталась освободиться. В голове не было ни одной мысли. Даже насмешливой реплики, которая могла бы помешать ему. Долли хотелось только одного: раздвинуть ноги еще шире и поднять бедра. Оставалось только ждать, пока ее желание не достигнет предела.

Алекс сел в ногах кровати. Матрас прогнулся под его весом. Тепло его тела накрыло Долли как одеяло из тонкой шерсти, которым укрывают младенцев, и она почувствовала, что ее узы распустились. Но речь шла не о полосках ткани, которые привязывали к столбикам кровати ее руки и ноги; чтобы сбросить их, достаточно было повернуть щиколотку или запястье. Только и всего.

Нет. То были узы, связывающие Долли с ребяческой невинностью, которая служила буфером между ее чувствами и неизбежным жизненным злом. Теперь они были ей не нужны. Она смотрела на Алекса снизу вверх и видела его глазами взрослой. Сейчас… сейчас он овладеет ею, и все изменится. Она наконец станет женщиной, занимающейся любовью со своим мужчиной.

Алекс пополз по ее телу. Когда Долли встретила его взгляд, на ее глаза навернулись слезы. Ужасно хотелось обнять его за шею, прижать к себе и прошептать на ухо слова, которые не следовало говорить.

Но она не могла сделать это, потому что была связана. Не столько кусками простыни, сколько страхом, что он откроет рот и разрушит очарование.

Алекс встал над ней на колени, дразня прикосновением кожи к коже, и провел пальцем по ее носу.

— Мне не нравится выражение твоего лица.

Она крепко зажмурилась.

— Так лучше?

— Нет. Не лучше. — Он выждал несколько секунд. — Эй, Долли…

— Давай. Делай со мной что хочешь, — сказала она, не открывая глаз.

— Сделаю, — ответил он, и Долли пронзил трепет. — Но не пошевелю и пальцем, пока ты не откроешь глаза.

— Ты замучаешься стоять в такой позе.

Его локти упирались в матрас под руками Долли, привязанными к изголовью кровати, а колени находились между ее растянутыми углом ляжками.

Он наклонился, обдал теплым дыханием ее щеку, подбородок и шею, а потом повторил этот маршрут, лизнув ее кончиком языка.

— Долли, это моя игра. По моим правилам. Если не откроешь глаза, играть не будем.

Возбуждение и ожидание заставили ее затаить дыхание. Долли вздрогнула, потому что ничего не могла с собой поделать. Слова Алекса, его язык и требовательное прикосновение члена к промежности сводили ее с ума.

Она открыла один глаз.

Он ждал. Смотрел на нее сверху вниз и ждал.

— Теперь другой.

Она открыла второй глаз.

— Ну что, ты доволен?

Уголки его рта тронула порочная улыбка.

— Мужчине всегда нравится, когда женщина следует его указаниям.

Я последую за тобой куда угодно, хотела сказать Долли, но сдержалась.

— Что дальше?

— Дальше я покажу тебе, как нужно играть.

— Для этого ты и разорвал простыню?

— Мне требовалось твое внимание. Я не хотел, чтобы ты ушла. Хотел, чтобы ты осталась со мной.

Хотел, чтобы она осталась с ним… В смысле «сейчас»? В данный момент? В постели, которая не принадлежит ни одному из них? Или хотел, чтобы об их связи узнали все? Чтобы она стала постоянной?

Она попыталась поднять руки, а потом ноги.

— Ты добился своего. Я никуда не ухожу.

— Вот и хорошо, — сказал он и сел на корточки. Потом взял ее лодыжки, придвинул ступни к бедрам и заставил согнуть колени, насколько позволяли путы.

Проделав эту операцию, он взял куски простыни, оставшиеся неиспользованными, и забинтовал ее ляжки, как столбы с бело-красной спиральной окраской, изображаемые на вывесках американских парикмахеров, намеренно оставив обнаженной их большую часть. Правда, каковы были его намерения, оставалось только догадываться. Другими кусками он накрыл ее грудь и живот.

Улыбка Алекса могла напугать ее до смерти. И напугала. Потому что он дерзко улыбался одними глазами. Рот был ему нужен, чтобы говорить и дразнить. Или делать то, что он делал сейчас, слегка проводя языком по частям ляжек, оставшимся обнаженными, и вздувшимся от прилива крови краям половых губ.

Если бы на ней были трусики, ей пришлось бы сменить их. Рот Алекса льнул к ее коже. Одна ляжка, другая, но никакого контакта с местами, которые отчаянно хотели его. Язык не касался середины ее тела, изгибался и жадно лизал ее плоть, губы высасывали из нее душу…

Да, да! Именно этого она и хотела. Туда, туда, ближе, еще ближе, пожалуйста. А теперь глубже. Еще глубже! Да, так, правильно, прямо туда… Алекс следовал ее молчаливым указаниям, и она старалась приподнять бедра, чтобы ему было удобнее. Долли хотелось обхватить руками его голову, прижать ее крепче, но руки были связаны. Черт побери! Она тихонько всхлипнула.

Алекс поднял голову. Его взгляд был порочным и насмешливым.

— Ну что, наигралась?

— Больше не могу, — призналась Долли. Она не желала сдерживать страсть и хотела как можно скорее насладиться волшебным искусством этого мужчины.

— Хорошо. Значит, я сделал свое дело.

Долли хотелось расквасить ему физиономию. Кричать. Испытать оргазм. Несколько раз подряд Время у них есть. Зачем он заставляет ее ждать?

— Сейчас ты кончишь и осрамишься.

— Гм… Я никогда не кончаю в такой позе. — Он впервые отказал Долли в просьбе и снял кусок простыни с верхней части ее тела. Потом наклонился и прижал к животу Долли свой упругий член, дав ей ощутить его размеры.

Но не сделал ничего другого. Только смотрел ей в лицо. Локти Алекса, упиравшиеся в матрас под ее плечами, принимали на себя большую часть тяжести его тела. Восставший член лежал между ее ляжками и дразнил Долли, демонстрируя возмутительное терпение.

— Если таковы правила твоей игры, то она не производит на меня сильного впечатления.

— Сейчас произведет. — Он развязал путы на ее запястье, взял руку Долли, опустил ее, положил на свой член, заставил согнуть пальцы, стиснул их и начал водить взад и вперед. Облегчало движения выделение прозрачной смазки, предвещавшее скорый оргазм.

Долли принимала темп Алекса и не сводила с него глаз. По его лицу можно было изучать, что такое мужское возбуждение Глаза его полыхали, губы слегка раскрылись, дыхание стало частым, тяжелым и со свистом вырывалось из груди, прижатой к ее боку.

— О’кей. Это действительно произвело на меня впечатление.

Он покачал головой.

— Нет. Этого недостаточно.

— Тогда произведи впечатление, развязав меня. — Она хотела обхватить его руками, обвить ногами и руководить его движениями. Нельзя сказать, чтобы он нуждался в руководстве. Но связанные руки и ноги сводили Долли с ума. — Алекс, пожалуйста…

Член Алекса вонзился в ее ладонь.

— Что — пожалуйста?

— Пожалуйста, развяжи мою другую руку.

— Ты прекрасно справляешься и одной, — с трудом выдавил он, потом зарылся лицом в ее шею и застонал. Казалось, этот звук исходит из самой глубины его тела, потому что ладонь Долли явственно ощущала его.

А потом, все еще упираясь лбом в шею Долли, он протянул руку вниз, дернул путы и освободил ее.

Почувствовав свободу, она обеими руками погладила его спину, не пытаясь скрыть свою страсть. Потом обхватила его ягодицы и заставила Алекса опуститься между ее ляжками. Заерзав, она одной рукой прижала к себе его пах, а другую снова просунула между их телами.