Караул устал - Василий Павлович Щепетнёв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вокруг еда есть, стоит только поискать, но для этого нужно остановить поезд. А — нельзя. Это ж не тройка Чичикова, где съехал с дороги — и попадаешь то к Манилову, то к Собакевичу, а то и к Коробочке. Нет, хочется поскорее добраться до конечного пункта, который называть нельзя, во избежание.
Ну, ничего. Перловка — тоже хорошо.
Поезд стал тормозить. Вот не люблю я этого. Не люблю непредвиденных остановок.
— Остановимся в Посконово. Взрыв на заводе, много раненых, приказ забрать всех, — доложил новость Ващенко.
Не люблю.
И тут в дверь постучали.
— Михаил Владленович, декларацию заполнять нужно, — сказал Женя.
Женя? Ах, да, я ведь возвращаюсь на Родину, а санитарный поезд просто приснился. Облако, туман, дунь — и исчезнет. Вовремя же я проснулся. Даже радостно стало, легко и радостно.
— Скоро граница? — спросил очевидное.
— Совсем скоро. Брест, однако!
Стал заполнять декларацию. Легко и непринужденно. Ничего ценного не вывозил, ничего ценного и не ввожу. Ни золота, ни бриллиантов, и наличных денег самая малость. Не за земными сокровищами ездил в Польшу, а ради укрепления взаимопонимания братских народов.
Минут через пятнадцать зашли польские пограничники. Вежливые, а увидели, что я читаю, так и вовсе приветливыми стали. Спросили, нравится ли мне пан Володыёвский. Герой, сказал я. Великий герой.
Вся проверка заняла минуты три.
Потом пришли наши люди. Суровые, неулыбчивые, таких на Сенкевиче-Мицкевиче не проведёшь. Но Женя показал старшему удостоверение, и всё закончилось, не начавшись. У меня, правда, автографы попросили.
Пожалуйста, не жалко. Популяризация шахмат везде и всегда.
Теперь переобуемся, то бишь поменяем вагонные тележки — и тогда уже в Москву помчимся беспрепятственно.
А спать я погожу. Пусть на той стороне разбираются с ранеными без меня.
Моё время не пришло.
Глава 13
31 мая, четверг
Будни Лунного Зверя
Кино снимать — это не хиханьки да хаханьки.
Кино снимать — это производство.
На встрече со зрителями, будь то в сельском клубе или на телевидении, актёры любят рассказывать о всяких смешных эпизодах, случившихся во время съёмок, о нелепицах, нестыковках и прочих забавных происшествиях.
Но это потом, когда фильм закончен, принят комиссией и вышел на экраны страны, они забавные. А когда съёмка в процессе, ничего забавного в том, что актёр напился, подрался и ему наставили «фонарей», нет. Равно как нет забавного в пищевом отравлении съёмочной группы, когда никто не может отойти от сортира дальше, чем на тридцать шагов, или в том, что реквизит, отправленный в Чернозёмск, вдруг оказывается во Владивостоке — ну, и так далее. Не смешно это во время съёмок. Не смешно.
И потому очень важно, чтобы подобных ситуаций было как можно меньше, а лучше — чтобы и вовсе не было. Актёры пусть потом придумают сами. Или закажут тексты выступлений у специально на то существующих людей, авторов юмористического толка.
Не менее важно помнить, что деньги любят счёт, а казённые деньги — отчёт. На каждую израсходованную государственную копейку должен быть документ, неопровержимо доказывающий, что деньги пошли на предусмотренные сметой расходы, а не куда-нибудь ещё.
Разумеется, жизнь беднее любых схем, и по бедности постоянно клянчит деньги — то двадцать пять рублей, то сто, то восемьсот. На починить автобус, на купить средства от комаров, на баню, на срочную поездку в Москву для консультации с консультантами.
— Гладко было на бумаге, девочки, да забыли про овраги, — говорил покровительственно режиссёр фильма, Владимир Высоцкий.
Не на тех напал!
У них за спиной опыт сельхозотрядов, у них опыт «Поиска», у них ускоренные бухгалтерские курсы. И много чего ещё за спиной. В том числе и товарищ Стельбов, который в негласной табели о рангах теперь четвёртый человек в стране, подписывает некрологи сразу после Суслова, Гришина, и Черненко.
— У каждого оврага, Владимир Семёнович, есть фамилия, имя, отчество. А иногда и статья, — мило улыбаясь, ответила Надежда.
Нет, к Владимиру Семёновичу они со всем почтением. Даже перебор почтения: так обращаются с уважаемым аксакалом, человеком, безусловно, важным, но стареньким. Или с фарфоровой вазой эпохи Минь. Попытки Высоцкого завязать отношения более тесные были встречены с восхищением, но — вам, Владимир Семёнович, нужно беречься, ваше здоровье — достояние страны. И потому ночные купания в реке противопоказаны категорически.
Да, дисциплина у советских киноактёров ещё та. Слабая у них дисциплина. Укрепить бы надо.
И девочки её укрепили. Когда известный актёр А. пришел на съёмочную площадку навеселе, Лиса его уволила.
Взяла, — и уволила.
Как?
Очень просто. Выход на рабочее место в нетрезвом состоянии — причина для увольнения стопроцентно законная.
— Я артист! Мое место в буфете! Вы чужды искусству! Вам не понять душу артиста! — заявил увольняемый.
— Это уж как вам будет угодно. В буфете, так в буфете. Буфетчик — профессия древняя, почтенная. Но в этом фильме вы сниматься не будете.
За актёра стали просить товарищи. Написали письмо, что-де у человека тонкая натура, оступился, бывает, но они готовы взять его на поруки.
— Хорошо, — сказала Лиса. — Если вы письменно возьмёте на себя ответственность за его поведение…
— Возьмем, возьмем… — зашумели актёры.
— В том числе и финансовую, — невозмутимо продолжила Лиса. — Мы внесём в договор дополнение о солидарной ответственности за ущерб. Ваш коллега сорвал съёмочный день, комиссия оценит ущерб, к примеру, в две тысячи рублей. Или в пять тысяч, не суть. Все подписанты погасят его, то есть ущерб, из собственных премиальных. Согласны?
Отвечать своим карманом желающих не нашлось, петицию
