Нужный образ - Джеймс Хоран

— Мошенник, который создал политическую машину, Кел, — настаивал Люк. — Одну из крупнейших в стране, и всю из меньшинств.

— Он действует так же, как и те, в конце девятнадцатого века, — произнес Келли. — Создал бюрократический аппарат и дал им контролировать город. Но эти, так называемые «практичные» политики используют этот аппарат исключительно в своих целях. Что, спрашивается, сделал Таммани-Холл во времена Планкетта или Твида? Построил пару угрюмых зданий? Проблема ирландцев заключалась в том, что они не знали, что делать с властью, которую получали. Они никогда не рассматривали политику как инструмент социальных изменений. То же самое с Маллади и его бандой.

— Я говорил вам в Вашингтоне, возможно, вам придется принять помощь Маллади, — заговорил Джош. — Вы просто не можете игнорировать тот факт, что этот человек контролирует политическую организацию, которая диктует условия не только в штате, но и в стране.

— В стране осталось не так уж и много политических боссов, — заявил Келли. — И чем скорее их не будет вовсе, тем лучше.

Теперь пришло время высказаться такому старику, как я, что я и сделал.

— Есть одна вещь, которую вам надо всегда помнить, Келли, — произнес я. — Нью-Йорк — это волшебный город и в социальном плане, и географическом, экономическом, культурном и даже политическом.

— То, что Нью-Йорк волшебный город, Финн, — сказал Келли, — вовсе не аргумент.

— Ладно. Но за этим волшебством, это еще и очень перемешанный город, если уж так говорить. Однажды ночью добрые граждане Нью-Йорка девятнадцатого века отправились на свои перины, а когда проснулись, то оказалось, что их прекрасный город оккупирован врагом, какой-то ордой. Они сходили с грузовых судов, провонявших до небес, женщины в черных платьях и шалях с четками в руках, мужчинах в старомодных штанах, курящие глиняные трубки и всегда готовые к драке. Это были ирландцы, и после того, как они кончили рыть каналы и строить железные дороги, они принялись за политику. История, как они добрались до вершины, не из тех, что рассказывают внукам у камина, как и то, что они сделали, когда туда попали. Они брали взятки, были могущественны и порочны. Но они правили здесь многие годы. Потом пришла иная орда. В этот раз — итальянцы. И они тоже хотели своего — и получили. И, в конце концов, ирландцы и итальянцы заключили мир. Они не мешали друг другу. Однажды они пошли спать, а когда выглянули в окно, оказалось, что демократический город изменился. В прошлом приходили белые, теперь это были черные. «Сладкие шоколадки», как говорит Маллади, и они цепляются за каждую грязную дыру и чулан в Гарлеме и Вест-Сайде до самого Бэттери. Через некоторое время им надоело жить в чуланах для щеток и получать пинки от каждого подгулявшего ирландца и мусорщика сицилийца, так что они взбунтовались, и мы получили черную революцию. Они обнаружили, что могут голосовать и отшвырнуть кого-нибудь другого в сторону, особенно мелких боссов. Это было тогда, когда они поняли, как сильны.

Кажется, я говорил в основном только для Келли, и он внимательно смотрел на меня.

— Но кто-то должен был сказать им, что у них есть серьезный вес в каждом голосовании, и этим человеком был Маллади. Когда город загонял их в чуланы и ничего не менял в потогонной системе, при которой им платили меньше, чем китайским кули, Барни жил среди них. Он помогал им, подбадривал их, объединял их. Если парня с Девятнадцатой улицы бил полицейский, вмешивались люди Барни. Если миссис Гонзалес хотела вызволить бабушку из Гаваны, ребята Маллади везли ее в Иммиграционное бюро, чтобы быть уверенными, что какой-нибудь чиновник не станет обращаться с ней, как с грязью.

К чему привело такое демонстративное дружелюбие Барни? К простой вещи. Он создал машину, и она состоит из черных, коричневых, желтых. У него есть кубинцы, которым Кастро позволил уехать, живущие в конурах Хелл-Китчен, где когда-то жили ирландцы. Среди них есть пуэрториканцы; через Бродвей у него были негры, спящие в постелях, которые никогда не успевали остыть, потому что их использовали в несколько смен.

— Как может ирландец договориться с латиноамериканцами? — удивленно спросил Люк.

— А он не договаривался, — сказал я. — Он для этого слишком умен. Он их колдун, а его страна Оз{58} — это клуб. У него есть лакеи — кубинцы, пуэрториканцы и негры, которые выполняют его приказания. Они контролируют каждую этническую группу. Они его Таммани-Холл. Когда он свистит, они подпрыгивают, то же делают все, кем они руководят, иначе помощь им будет прекращена. Поэтому он контролирует машину столь сильную, что в Олбани заползают под стол при открытии легислатуры, Сити-Холл запирает дверь, только заслышав его имя, и даже в Вашингтоне торопятся схватить трубку телефона, если услышат, что звонит Маллади.

— Но как Маллади… — начал Келли.

— Я знаю ваш вопрос. В нем же и ответ, — произнес я. — Барни Маллади умный человек, умнее, чем прежние знаменитые ирландцы и итальянцы, которые ныне курят лучшие сигары и едят бифштексы, так как забыли вкус обычного тушеного мяса с луком. Годами черные и коричневые были лишь тенями, которые ничего не значили. Теперь они имеют значение, и каждый политик от Бруклина до Детройта винит себя за то, что не был столь же умен, как Барни Маллади. О-оо, а ведь предупреждений было немало! Вы читали когда-нибудь книгу доктора Кларка о гетто? Много лет назад Кларк предупреждал белых лидеров, что крупным блоком голосов, важным сегментом в этом городе и других американских городах должны стать черные и коричневые меньшинства. Тот, кто будет контролировать этот блок избирателей, будет контролировать выборы в городе, штате и даже президентские выборы.

— Но вот что я хочу понять, — сказал Люк. — Как белый мог добиться у них такой власти?

— Вы помните, что после того как провалились программы по борьбе с бедностью, были широко распространены волнения. Кажется, каждой весной некоторым губернаторам предлагали вызвать на подмогу Национальную Гвардию. Да, рассказывали, что федеральное правительство выделяло миллионы штатам, но как-то получалось, что все это не работало, и люди в гетто были еще в худшем положении, чем раньше. Они читали о миллионах и спрашивали, куда пошли деньги, почему они все еще живут в таких местах, почему их дети должны ходить во второсортные школы и так далее. Они даже отвернулись от своих лидеров, которые только кричали и организовывали пикеты, но ничего стоящего, похоже, не делали, чтобы помочь конкретному человеку. Поэтому и выдвинулся Барни. Он не давал никаких обещаний, не устраивал пикетов, он дал им результаты. Но он был проницательным. Он не сразу показал свое лицо; Барни был доволен положением человека за сценой, управляя своими черными и коричневыми марионетками. Он был неутомим; он никогда не гордился тем, что заботился о беднейших семьях, испытывавших трудности. Думаю, его можно было бы канонизировать за то, что он сделал в ранний период, если бы он не делал все это для самого себя.

— Это ужасный вред, — сказал Келли. — Маллади объединил этих людей в своих собственных интересах с помощью нищеты и страданий.

— Философия Маллади заключается в использовании непризнанных бедняков и в том, как держать их в узде.

— Человек, который использует бедных, — подлый человек, — сказал Келли.

Люк взорвался:

— Ради бога, Кел!

— Я понял, что такое Маллади в ту ночь, — гневно заявил Келли. — И я считаю, что этот ублюдок должен сидеть в тюрьме!

— Зачем тревожиться о Маллади? — грубо проговорил сенатор. — Я позабочусь о нем.

— А что ты сделаешь, папа? — утомленно спросил Келли. — Купишь его?

— Давайте пока оставим Маллади, — нетерпеливо сказал Люк, — и вернемся к кампании. Здесь есть, о чем поговорить.

— Правильно, — поддержал сенатор. — Мы и так соревнуемся со временем.

— Но Маллади очень важен, — упрямо сказал Келли.

— Он важен, Келли, — заявил Джош, — но есть более важные вещи, которые надо обсудить. Мы даже не коснулись программы для штата.

— Займемся этим, — согласился сенатор. — А то мы весь вечер будем спорить об этом старом мошеннике. У вас что-нибудь есть в голове, Майклз?

— Большие чудеса. При отсутствии организации, еще большие.

— Тогда нам надо зажечь большие свечи, — решительно заявил Люк.

— Как насчет плана, Майклз? — поинтересовался сенатор. — Есть он у вас?

Джош молча открыл свой атташе-кейс и вытащил копию плана кампании, который мы составили.

— Давайте быстро пройдемся по нему, — сказал он. — Финн и я заполним его детали позже. Прежде всего мы наберем Шенноновский Внутренний Круг, так сказать. Он будет состоять из молодых, энергичных профессоров-идеалистов, юристов и либералов. Некоторые из них уже работали на Новые Рубежи[22] и имеют опыт. Они должны быть тщательно отобраны. Все молодые и любящие бросать вызов. Каждый эксперт по какой-либо проблеме — от гражданских прав до налогов. Они будут снабжать нас материалом для речей и будут полезны для представительства.