УЛЫБКА ДЖУГДЖУРА - ВЛАДИМИР КЛИПЕЛЬ

Вертолет завис над полянкой, снег поднялся столбом, загасив костер, и машина мягко осела на колеса. Пилот открыл дверцу, и мы выпрыгнули в глубокий снег. На поляне лежало около десятка разделанных туш, которые надлежало везти в Нелькан. Сабрский пожимал руки своим товарищам, передавал приветы от родственников. Среди пастухов один был уже лет шестидесяти, вот-вот на пенсию. Как я потом увидел, почти в каждую бригаду подбирали людей так, чтоб там наряду с молодыми был хоть один старый оленевод. Старики лучше знают горы, по которым приходится гонять стадо, у них опыт, а это значит не меньше, чем сила и молодость. Оленей нельзя долго держать в одном месте, они быстро выбивают пастбища. Если в копанине остается ягель, значит, олень наедается. Но как только он станет брать весь мох, надо перегонять стадо в другое место. Опытные оленеводы знают все пастбища, где есть ягель, где оленю легче укрыться от зимней непогоды, а летом от гнуса. Старики лучше «понимают» оленя, что особенно важно при выбраковке, когда в стаде надлежит оставлять самых ценных животных.

Чтоб не быть голословным, сошлюсь на опытного специалиста в оленеводстве Ивана Михайловича Плотникова, проработавшего в этой сфере более сорока лет. Он утверждает, что опытным пастухом оленевод становится не раньше как через шесть-семь лет. Этот его вывод подтвердил и научный сотрудник Евгений Александрович Жиляев, до Нелькана много лет работавший в оленеводстве на Чукотке. Очень многое должен знать и уметь пастух, начиная от умения читать следы и кончая ветеринарными навыками – ведь на его попечении сотни животных. Шесть-семь лет срок вполне достаточный, чтоб освоить любую производственную профессию, даже самую сложную.

Раньше оленеводы кочевали за стадом всей семьей, и такая жизнь для них была более нормальной, чем теперь, когда хозяин дома появляется там не более двух-трех раз в году, накоротке, вроде гостя, и по сути лишен домашнего уюта, полагаясь в быту только на свое умение. А какой мужчина любит женскую работу – стирку, приготовление еды, наведение в палатке чистоты, шитье одежды, обуви? Да и некогда ему этими делами заниматься, он уходит смотреть стадо, отыскивать оленей на два-три дня, а порой и на неделю, захватив с собой лишь оружие да запас еды.

Появляется оленевод в поселке, чтобы провести там отпуск, и все кажется ему непривычным: он успел отвыкнуть от семьи, от текущих домашних забот, не знает, куда себя девать, и уже через неделю начинает с тоской поглядывать на тайгу и тяготиться пребыванием в поселке.

Женщины, в свою очередь, стали откровенно бояться тайги, и мало какая отваживается жить с мужем в палатке и быть ему помощницей В трудах. В поселке для женщин есть работа, есть развлечения, в яслях, садике, школе-интернате воспитываются дети. Потеряв связь с оленем, женщины перестали шить одежду из оленьих кож, тачать обувь из камуса, выделывать шкуры.

Днем позже мне показали в школе выставку детского творчества. Ученики рисовали, выжигали, вышивали и вязали кофточки, свитера из… японских цветных ниток. И не было там почти ни одной поделки из камуса, пыжика, оленьих шкур, как не было и вышивки бисером, до которой эвенкийки раньше были большие охотницы. Нет и резьбы по кости и дереву. Странно мне было, что на глазах учителей – умирало древнее рукоделие, а они даже не делали попыток поддержать его. Да и какое дело до ремесла директору школы – корейцу, если с него за это никто и ничего не спрашивает?!

Вертолет опустился на снег, пастухи принялись живо выгружать из него продукты и комбикорм, а на их место заносить оленьи туши. Массовый забой животных обычно ведется осенью, в сентябре-ноябре, в период наибольшей упитанности оленей, осенью и шкура еще не поражена личинками овода и годится для выделки замши и на различные изделия. Здесь же были забиты на мясо важенки, оставшиеся яловыми, и старые быки-кастраты. Выбраковку вели сами пастухи, забивая наименее ценных оленей.

На пастухах была легкая одежонка – ватники, хлопчатобумажные дешевые брюки, короткие, едва прикрывающие щиколотки торбаса из камуса. Ни на одном не увидел я национальной одежды из оленьих шкур, все было купленное, мало подходящее для жизни в тайге, хотя недостатка в шкурах не ощущалось. Во всем районе нет ни одной мастерской, которая занималась бы пошивом одежды для оленеводов, и только обувь из камуса, без которой оленеводу никак не обойтись, с грехом пополам, кое-как тачают чумработницы (их держат в бригадах, чтобы они ремонтировали одежду и варили еду). Насколько неудобны ватники для тайги, может убедиться всякий, в заснеженном лесу через полчаса вы почувствуете, что промокли, а воротник, рукава смерзлись. Разве сравнишь с ватником легкую, почти невесомую и непродуваемую ветром куртку из летней оленьей шкуры и штаны из выделанной кожи! К сожалению, такую одежду сейчас можно увидеть разве только на картинке или в музее. Кому-кому, а оленеводческому совхозу следовало бы наладить пошив такой одежды для пастухов. Имеют же специфическую рабочую одежду сталевары и пожарники, и никому в голову не приходит мысль поставить к вагранке или прокатному стану человека в ватнике. У пастухов работа не менее ответственная и опасная для здоровья, потому что пятидесятиградусный мороз подобен огню.

Летчики увязали туши веревками, чтоб они не расползались, от винта побежали снежные вихри. Пастухи кинулись по сторонам, снег взметнулся выше лиственниц, и машина оторвалась от земли.

Мое первое свидание с пастухами-оленеводами было слишком коротким, и когда в Нелькане мне сказали, что через час вертолет пойдет в другое стадо – на Маймакан, я опять попросился лететь туда, хотя успел здорово промерзнуть в ботинках.

На этот раз в стадо летел и Лысенков. Он нарядился в полушубок, на ногах у него были унты из выделанной сохатины, за плечами ружье и спальный мешок. Отправляясь в тайгу на час, бери все необходимое на несколько дней. Мало ли что может случиться в полете!

Я снова приник к иллюминатору, чтоб видеть темные высокие ельники по берегам Маи и сосняки на сопках. Отдельные склоны были покрыты одной сосной, высокой, прямоствольной, без подлеска и примесей других пород. Сосны было много, но я понимал, что для промышленных рубок ее недостаточно, потому что не на всяком склоне ее можно брать, чтоб не нарушить защитной, водоохранной роли лесов. Для меня стало ясно, что от тех опустошительных пожаров, о которых писал К. Дитмар, не осталось и следа. За столетие земля полностью залечила раны, и на месте гарей поднялись полноценные леса.

Мы летели вдоль Маи довольно долго, и близ нее повсюду были сосняки. Но далеко от нее они не уходили, и когда вертолет стал забирать в глубину Джугджурского хребта, сосна уступила место лиственнице. Последняя не решалась взбираться на вершины гор, словно замирая перед их открытыми всем ветрам горбинами.