УЛЫБКА ДЖУГДЖУРА - ВЛАДИМИР КЛИПЕЛЬ

Пролетев в вершину ключа, пилоты перевалили через гряду сопок и пошли над другой речушкой. Скоро в густых черных ельниках они что-то заметили. Снизились еще. База. Три домика совсем затерялись в густом лесу, и заметить их с высоты было мудрено. Заходили на посадку, как в узкий темный коридор, из-за высоких черных ельников, окаймлявших берега речки. Лед на речке гладкий и ровный, как хороший каток, припорошенный небольшим снежком. Это в морозные ночи вода через трещины растекается по всей речке, подновляя лед.

Самолет коснулся лыжами льда, прокатился немного и стал напротив домиков базы. Мы высыпали на лед, началась разгрузка, потому что вечерело, а самолету еще предстоял обратный путь в Нелькан. Солнце скрылось за сопками, синь разливалась по снегам и ельникам, и только дальняя высокая сопка еще густо розовела, отражая свет заходящего солнца. Освобожденный самолетик взревел, развернулся на обратный путь и побежал по узкому коридору реки на взлет. Мигнув над ельниками бортовыми огоньками, он унесся в загустевшую синь неба, и потревоженный было покой поглотил затихающий рокот его мотора, и тишина стала такой звеняще-ровной, как озерная гладь, в которую ненароком скатился было камешек с кручи.

База на Нельбачане – это три жилых дома и склад, да еще баня на берегу речки. На базе постоянно живет заведующий – Юрий Оненка – двадцатисемилетний, бравого вида нанаец, да еще временно три плотника из Нелькана, заканчивающие строительство двух домов. Вокруг базы – в семи, двенадцати и в пятидесяти километрах – находятся оленьи стада. Назначение базы – приблизить обслуживание к оленеводам. Здесь оленеводы могут помыться в бане, получить газеты и журналы, приобрести необходимые им продукты, товары, материалы, одежду, а при случае и посмотреть кино или просто пожить с семьей в доме, когда этого пожелают. Десять-пятнадцать километров до стада для оленеводов не расстояние. Ради этой цели только на строительство базы в Нельбачане совхоз израсходовал около восьмидесяти тысяч рублей. Таких баз в совхозе три.

До образования совхоза в районе были артели, занимавшиеся оленеводством и понемногу землепашеством. Оленеводы жили по деревням – в Курун-Уряхе, Ковалькане, Тотте, Нелькане, Джигде, Ципанде, Аиме, Маймакане, рассредоточившись по всему бассейну Маи. Конечно, транспортные связи между деревнями отсутствовали или носили чисто случайный характер. Когда совхоз организовывали, артельные угодья просто суммировали и на этом основании составили земельный баланс совхоза, хотя между артельными угодьями, чересполосицей, лежали угодья гослесфонда и госземфонда. Большая рассредоточенность угодий – на сотни километров, при невозможности сообщения между ними по кратчайшему пути, – вынудили совхоз сгруппировать хозяйство в четырех населенных пунктах. Нелькан избрали для центральной усадьбы, Джигду – для овощеводства и животноводческих ферм, а в Курун-Уряхе и Аиме создали отделения. Все остальные деревни бросили, и теперь там никто не живет. В Ципанде остались старики – пенсионеры да связисты. За счет такого переустройства стало возможным развернуть в Нелькане и Джигде большое строительство нового жилья и наладить сносное снабжение. Казалось, что путь избран правильный и надолго обеспечит ритмичную работу совхоза. Но люди, до этого жившие охотничьим промыслом и оленеводством, ныне покидают эту привычную сферу труда. Молодежь не хочет идти в оленеводы, а на стариках и пожилых людях совхоз долго не продержится, это все понимают прекрасно. Во всех бригадах ощущается нехватка пастухов, а взять их негде. Русские могут охотиться, строить, работать со скотом, на машинах, но в оленеводство не идут. Я их понимаю, для них, как и для меня, все олени на одно лицо, а настоящий оленевод знает их чуть ли не всех. К этому нужна привычка с детства. Оказывается, раньше, когда были небольшие деревни, оленеводы могли чаще бывать дома, потому что пасли стада не столь далеко. И в совхозе пришли к выводу: надо строить базы, снова приблизить дом к оленеводу. Но будет ли это прежний дом – с семьей, детишками, привычным уютом? Едва ли. Дом будет, но семья, ради свидания с которой оленевод и выходил временами в деревню, все равно останется в Нелькане и Джигде. А если на базу приедут жены с ребятишками, там потребуются и продавец, и пекарь, и лекарь, и не заменит ли тогда база в Нельбачане исчезнувшие Тотту и Ковалькан?

Разговорившись с Плотниковым-старшим, я спросил его об этом. Он ответил, что сказать наперед затруднительно, возможно, что расходы на строительство баз и окажутся напрасными. Плотников-младший на подобный вопрос ответил более определенно: «Нет, я на такой базе жить не собираюсь, лучше останусь в палатке. Вот разве Иван Михалыч, – он кивнул на отца, – туда когда заглянет».

Но, может быть, оленеводы станут посещать базы ради бани? Амосов-младший, смеясь, ответил, что возвращаться разогретым после бани в палатку – это верная простуда.

– Нам в палатке помыться легче, хоть сейчас поставим, печку растопим, снегу натопить сколько угодно можно, – отвечал он.

На базе находилось несколько человек оленеводов, среди них один старше других, с маленькой девочкой. Ребенок был присмотренный, прилично одетый, черные, как смородинки, глазенки поблескивали весело, заинтересованно, а из тугих щечек, казалось, вот-вот брызнет сок, такие они были румяные и загорелые. Девочку звали Верой.

– Сколько тебе лет, Вера? – спросил я ее.

– Не знаю, – засмущавшись, ответила она. – Спроси папу…

Дитя природы, она не знала, что ей третий годик, но зато бесстрашно бегала в корале среди оленей, каждый из которых мог и ударить ее рогами, и затоптать. Иные даже наставляли на нее рога, но она взмахивала прутиком, и олень уступал, отходил. Она знала оленей «в лицо» и говорила: вот это папкин олень, этот – дяди Трифона, этот ездовой, он уже старенький… Своей слабой ручонкой она уже кидала маут, правда, не на оленя, потому что удержать оленя у нее не хватило бы сил.

Ее отец – Роман Гаврилович Амосов, мужчина крепкий, коренастый, с румяным лицом, выбирал товары и складывал в сумки из выделанной оленьей шкуры – сайруки, или батомки, по-эвенкийски. Летом их используют как вьючные сумки. Шьют их и из летней оленьей шкуры с коротким волосом, они очень вместительны и не промокают под дождем. Он укладывал туда и трикотажное белье для себя, и валеночки для дочери и жены, и летние резиновые сапожки, и полотенца, и брюки, и ситцы, и казалось, конца товарам не будет. Юрий Оненка едва успевал ему подавать вещи, вытаскивая их из кип, разложенных по всем углам. Глядя, как он отмеривает ситцы, я, смеясь, говорил, что из него не получится купца, потому что он не натягивает материал, когда отмеряет. Какой он купец, если из десяти метров не натянет для себя полметра ткани?…