Огонь на солнце - Джордж Эффинджер

— Ладно, с этим разобрались.

Мы спустились по лестнице и остановились на пороге приемной. Говорящие Камни стояли по обеим сторонам двери. Они угрожающе поглядели на Кмузу. Кмузу сверкнул глазами в ответ. Я проигнорировал их всех и вошел в дом.

Как только я ступил на порог, чернокожая женщина вскочила с места.

— Я требую объяснений! — закричала она. — Предупреждаю вас, что я законный посол правительства Республики Сонгей.

Я прервал ее речь, остановив женщину строгим взглядом.

— Мадам Оквит, — сказал я, — я подтверждаю информацию, полученную вами ранее. Вы действительно обратились не по адресу. Но я берусь устроить ваше дело, передав документы из этого конверта шейху Реда Абу Адилю — человеку, принимавшему участие в основании Королевства Сету. Он окажет вам необходимую помощь.

— А какую плату вы просите за посреднические, услуги? — выпалила Оквит.

— Платы не надо, — пожал я плечами. — Это жест дружбы по отношению к новой исламской республике.

— Наша страна очень молода. Мы не верим в дружбу на словах.

— Ваше право. — Я снова пожал плечами. — Неудивительно, что король Сегу не доверял вам. — Я повернулся и вышел из комнаты.

Мы с Кмузу быстро зашагали по коридору к большой деревянной входной двери. За нами по выложенному плиткой полу раздавались торопливые шаги Оквит.

— Подождите! — закричала она. В ее голосе я расслышал примирительные интонации.

Я остановился и повернулся к ней.

— Да» мадам? — отозвадся я.

— Этот шейх… он действительно мне поможет? Или он просто какой-нибудь особенно изворотливый мошенник?

Я холодно улыбнулся ей: — Не понимаю причин вашего недоверия. Ситуация ваша безнадежна, и Абу Адиль ухудшить ее не может. Терять вам нечего. Вы можете только приобрести.

— Мы не богаты, — сказала Оквит. — После того как король Олуйими довел народ до нищеты и промотал наше небольшое национальное достояние, у нас еще осталось немного золота…

Кмузу поднял руку. Должен заметить, что он редко вмешивается в чужие разговоры.

— Шейх Реда заинтересован не столько в вашем богатстве, сколько в могуществе, — заявил он.

— Могуществе? — переспросила Оквит. — Какое могущество ему нужно?

— Он упрочит ваше положение, — объяснил Кмузу, — и попутно воспользуется кое-какой информацией.

Я почувствовал, что она заколебалась.

— Тогда я настаиваю на том, чтобы именно вы отвезли меня к этому человеку. Это мое право.

Мы с Кмузу переглянулись. Каждый из нас знал, что в ее положении наивно думать о каких бы то ни было правах.

— Хорошо, — сказал я. — Но я первым переговорю с Абу Адилем.

Она поглядела на меня с подозрением:

— Это зачем?

— Затем, что так надо.

Мы с Кмузу вышли. Он направился к машине, а я тем временем грелся на солнышке. Через минуту ко мне присоединилась мадам Оквит. Вид у нее был разгневанный, но она молчала.

На заднем сиденье седана я открыл дипломат и, выбрав из коробки модди Крутого Парня, подаренный Саидом, подключил его. Модди внушил мне правдоподобную иллюзию — теперь никто не мог помешать мне: ни Абу Адиль, ни Хайяр, ни Кмузу, ни Фридлендер Бей.

Оквит села рядом со мной, отодвинувшись как можно дальше, сцепив руки на коленях и глядя в окно. Ее мнение на мой счет было мне глубоко безразлично. Я снова открыл тетрадь Шакнахая в коричневой виниловой обложке. На первой странице было крупно выведено: «Дело Феникса». Ниже следовало несколько записей:

«Исхак Абдул-Хади Бухатта — Элво Чами (сердце, легкие)

Андреа Свобик — Фатима Хамдан (желудок, кишечник, печень)

Аббас Карами — Набил Абу Халиф (почки, печень)

Бланко Матаро».

Шакнахай бью уверен, что между четверкой имен в левой половине листа была какая-то связь, но, по словам Хайяра, это были всего лишь «незавершенные дела». Под именами Шакнахай написал три арабские буквы: «Алиф», «Лами», «Мим», соответствующие латинским «А», «Эль», «Эм».

Что бы это значило? Может, акроним? Я мог бы найти сотню организаций, сокращенное название которых было бы «A.Л.M.». Или же «А» и «Л» означали определенный артикль, а «М» — первую букву фамилии какого-нибудь аль-Манура или аль-Магреби. А может быть, Шакнахай использовал сокращение: Альмани (немецкий), или алмаз (бриллиант), или еще что-нибудь в этом роде. Я призадумался, смогу ли я вообще без знания шифра Шакнахая понять обозначение этих трех букв.

Я вставил кассету в аудиосистему автомобиля, положил тетрадь и конверт Темы Оквит в дипломат и закрыл его. И пока Умм Халтум, леди двадцатого века, пела свои погребальные песни, я представил себе, что она оплакивает Иржи Шакнахая, разделяя печаль Индихар и ее детей. Оквит все еще смотрела в окно, игнорируя меня. Тем временем Кмузу вел автомобиль по узким извилистым улочкам Хамидийи, кварталу трущоб, охраняющих подступы к особняку Реда Абу Адиля.

После получаса езды мы въехали в поместье. Кмузу остался в машине, прикидываясь задремавшим шофером. Мы с Оквит выбрались из автомобиля и направились по выложенной плиткой дорожке к дому. В прошлый раз, когда мы были здесь с Шакнахаем, меня потрясли роскошный сад и красота дома. Сегодня я не замечал ничего. Я постучал в резнуто деревянную дверь, и слуга немедленно открыл мне, высокомерно оглядев, но не проронив ни слова.

— У нас дело к шейху Реда, — произнес я, протискиваясь мимо него. — От Фридлендер Бея.

Благодаря модди Саида, я вел себя напористо и бесцеремонно, но, казалось, слугу это ничуть не задевало. Он закрыл дверь за Темой Оквит и, обогнав меня, пошел дальше, по коридору с высокими потолками, возглавляя шествие. Мы шли за ним. Он остановился перед закрытой дверью в конце длинного прохладного коридора. Как и в прошлый раз, в доме Абу Адиля пахло розами. Слуга, так ничего и не сказав, ушел, наградив меня напоследок еще одним высокомерным взглядом.

— Подождите здесь, — сказал я, повернувшись к Оквит.

Она заспорила:

— Не нравится мне все это.

— Плохо, что не нравится. — Я не знал, что меня ожидает за дверью, но, чтобы не стоять в томительном ожидании с ней в коридоре, взялся за дверную ручку и вошел в комнату.

Ни Реда Абу Адиль, ни его секретарь Умар Аб-дул-Кави не слышали, как я вошел. Абу Адиль, как и в прошлый раз, возлежал на своем ложе. Над больным склонился Умар. Я не мог разобрать, чем он там занят.

— Пусть Аллах дарует вам здоровье, — громко произнес я, привлекая к себе внимание.

Умар быстро выпрямился и обернулся ко мне: — Как вы сюда попали?

— Ваш слуга проводил меня сюда. Умар кивнул:

— Это Камаль. Я поговорю с ним. — Он подошел ко мне поближе. — Извините, не припомню вашего имени.

— Марид Одран. Я работаю на Фридлендер Бея. — Ах да! — сказал Умар. Выражение его лица немного смягчилось. — В прошлый раз вы приходили как полицейский.

— Я не полицейский в полном смысле этого слова. Я только представляю интересы Фридлендер Бея в полиции.

Чуть заметная усмешка мелькнула на губах Умара:

— Как вам будет угодно. Вы и в данный момент представляете его интересы?

— Его и ваши интересы.

Слабой рукой Абу Адиль тронул рукав Умара. Умар наклонился, чтобы выслушать еле слышный шепот старика, затем снова выпрямился.

— Шейх Реда просит вас чувствовать себя как дома, — сказал Умар. — Если бы вы предупредили нас о своем визите, мы сделали бы все необходимые приготовления.

Я поискал взглядом стул и сел.

— Сегодня в дом Фридлендер Бея пришла очень расстроенная женщина, — начал я. — Она представляет революционное правительство славного Королевства Сегу. — Я открыл дипломат, достал конверт Республики Сонгей и передал его Умару.

Умар взглянул на конверт с любопытством.

— Так быстро? Я думал, Олуйими продержится дольше. После того как переведешь весь государственный капитал в иностранные банки, нет смысла больше держаться за трон.

— Я пришел поговорить о другом. — Модди Халф-Хаджа мешал мне быть вежливым с Умаром. — По вашему соглашению с Фридлендер Беем эта страна подпадает под вашу юрисдикцию. Всю необходимую информацию вы обнаружите в конверте. Дама ждет в коридоре. По-моему, это настоящий головорез в женском обличье. Я рад, что иметь с ней дело предстоит вам, а не мне.

Умар покачал головой:

— Вечно они стараются навязать нам что-нибудь. А ведь как много могли бы мы для них сделать, если бы нас не беспокоили по пустякам.

Я смотрел, как он вертит конверт в руках над столом. Слабый сдавленный стон раздался из постели Абу Адиля, но слишком много настоящих страданий видел я в жизни, чтобы жалеть человека, страдающего от причуд Прокси Хелл. Я снова поглядел на Умара.

— Не можете ли вы немного растормошить вашего хозяина? — спросил я. — Мадам Оквит хочет поговорить с ним. Она полагает, что в ее руках находится судьба исламского мира.