Огонь на солнце - Джордж Эффинджер

— Настоящий шифр действителен, — решил он наконец. После долгой паузы появились данные.

Когда я увидел оглавление больничного файла, я заказал поиск файла Бухатты. Скоро я нашел то, что искал. Точное совпадение с записями Шакнахая. Сердце Бухатты и его легкие были удалены почти немедленно после смерти и пересажены с последующим вживлением в тело Элво Чами. Я полагал, что информация Шакнахая так же точна и в отношении прочих жертв неразгаданных убийств. Через несколько секунд я увидел список из пяти имен, начиная с Чами, Али Масуд и кончая Чами, Зайд.

— Ваш выбор, — спросил компьютер.

— Чами Элва.

Когда файл развернулся на экране, я внимательно изучил его. Чами был средний, абсолютно незапоминающийся человек, не богач и не бедняк. Женат. Семеро детей: пять сыновей и две дочери. Проживал в довольно зажиточном районе на северо-востоке Будайена. Медицинские записи ничего не могли поведать о его разногласиях с законом, но в многочисленных анкетах и справках содержался весьма важный факт: Элво Чами владел небольшим магазинчиком в Будайене, на Одиннадцатой улице, что находится севернее Улицы. Я хорошо знал этот магазинчик. Чами продавал дешевые восточные ковры в одной части магазина, а другую сдавал пожилой чете пакистанцев, торговавших медными украшениями для туристов. Самым интересным было то, что здание магазинчика принадлежало Фридлендер Бею. Чами, скорее всего, служил у него привратником: на втором этаже находился игорный дом, в котором делались крупные ставки.

Следующим номером я разыскал Бланку Матаро, транссексуалку, чей труп обнаружили мы с Шакнахаем. Ее тело было увезено в другую больницу, где произвели трансплантацию почек и печени для тяжело больной женщины, с которой Бланка никогда не встречалась. В этом тоже на первый взгляд не было ничего необычного — многие завещали свои органы в случае внезапной смерчи, — если не одно обстоятельство: реципиентка, видимо, по странному совпадению оказалась племянницей Умара Абдул-Кави.

Полтора часа я читал досье других лиц из списка Шакнахая. Кроме Чами, двое убитых — Бланка и Андреа Свобик — были так или иначе связаны с Папочкой. Зато я смог доказать, к своему удовольствию, что остальные четверо явно имели отношение к Реда Абу Адилю. Я готов был биться об заклад на крупную сумму, что все упомянутые в списке также имели к нему отношение, но больше это меня не интересовало. Ни Абу Адиль, ни Фридлендер Бей никогда не предстанут перед судом.

Итак, что же я выяснил? Первое: в городе за последние несколько недель произошло по крайней мере четыре нераскрытых убийства. Второе: все жертвы были убиты одинаково — выстрелом из статического ружья с близкого расстояния. Третье: у всех жертв были изъяты здоровые органы и все они значились в списке добровольных доноров после своей смерти. Четвертое: четыре жертвы и четыре реципиента имели прямое отношение либо к Абу Адилю, либо к Папочке.

Я убедился, что предположения Шакнахая подтвердились, хотя Хайяр все равно будет отрицать взаимосвязь этих убийств. Я могу обратить его внимание на тот факт, что все жертвы были застрелены из статического ружья, не повреждавшего внутренние органы, но Хайяр, конечно же, отмахнется от этого. Кроме того, я был уверен, что Хайяр давно знал об этом, именно поэтому он и поручил мне расследовать дело Он Чонга вместо обстоятельств гибели Шакнахая. Моими противниками были люди влиятельные. Но Бог всегда на стороне правого дела, и следовательно, сейчас он был на моей стороне.

— Снова поиск? — спросила машина.

Я заколебался. Мне следовало проверить еще одно имя, но вникать в подробности я уже не хотел. Шакнахай просил меня выяснить, куда его органы отправят после смерти. Кажется, я уже догадывался куда. Частица тела Иржи Шакнахая жила в каком-нибудь служащем, друге или родственнике Абу Адиля или Фридлендер Бея. Мне была неприятна сама мысль об этом, и поэтому я ответил компьютеру:

— Работа закончена. — Уставясь в погасший экран монитора, я задумался, что делать дальше. Я уже боролся с искушением купить у кого-нибудь в участке пару сонниенок, когда у меня на полке зазвонил телефон. Сняв трубку, я откинулся на спинку стула. — Алло.

— Мархаба, — услышал я хриплый голос Моргана.

Это было единственное знакомое ему арабское слово. Я выхватил из коробки англоязычный дэдди и быстренько вставил его.

— Как жизнь, парень? — спросил Морган.

— Нормально, хвала Аллаху. Какие новости?

— Помнишь, я обещал тебе, что в среду узнаю, где прячется Яварски?

— Да, а я еще тогда подивился твоей расторопности.

— Похоже, я действительно переоценил свои силы. — Голос его упал.

— Я был уверен, что Яварски хорошо заметет свои следы.

— Думаю, ему помогли. Я подскочил на стуле.

— Что ты имеешь в виду?

Последовала пауза, прежде чем Морган заговорил снова:

— На улицах идут разговоры о смерти Шакнахая. Многим было бы наплевать, что убили какого-то копа, но нет ни одного человека, который имел бы зуб на Шакнахая. А Яварски кровожаден, как клоп, и никто из тех, кого я знаю, не шевельнул бы пальцем, чтобы помочь ему.

Я зажмурился и потер лоб.

— Тогда почему же мы его до сих пор не поймали?

— Я уже близок к тому. Сдается мне, что полицейские сами прячут эту сволочь.

— Где? И зачем? — Чири ручалась за Моргана, но тут я просто не мог ему поверить.

— Спроси лейтенанта Хайяра. Он пил с Яварски в «Серебряной пальме» пару недель назад.

Говоря словами великого юмориста христианского времени Марка Твена, это было выше моих умственных способностей.

— Как же мог Хайяр, высокий полицейский чин, променять своего коллегу на маньяка и беглого каторжника?

Я почувствовал, как Морган пожал плечами.

— А ты не допускаешь, что Хайяр тоже замешан в этом деле?

Я грустно усмехнулся и услышал в ответ невеселый смех Моргана.

— Не смешно, — заметил я. — Я все время подозревал, что Хайяр темнит, но никогда не видел его вместе с Яварски. Эта новость проливает свет на кое-какие вопросы.

— На какие же?

— На «Дело Феникса». Я сам еще не все выяснил. Постарайся достать Яварски, ладно? Ты узнал о нем хоть что-нибудь?

— Есть кое-что, — откликнулся Морган. — Он ждал приведения смертного приговора к исполнению в камере хартумской тюрьмы. Кто-то тайком принес ему револьвер. И вот однажды Яварски запросто вышел в коридор и наткнулся на двух невооруженных охранников. Застрелив их, он ворвался в тюремную канцелярию и стал палить во все стороны как ненормальный, пока кто-то не передал ему ключи. Так он преспокойно вышел на улицу через парадные двери, где уже собралась толпа людей, слышавших выстрелы. Он протолкался сквозь толпу и прошел полквартала до ждавшей его машины. Так Яварски слинял, и о нем не было слышно, пока он снова не появился в городе.

— И когда это случилось?

— Он гулял по городу месяц с небольшим. Ну, может, полтора. За это время он совершил два налета и два убийства. Его кто-то узнал в кабаке Мелула и вызвал полицию. Хайяр послал тебя с Шакнахаем. Остальное тебе известно.

— Интересно, — сказал я, — в самом деле его кто-то узнал или Хайяр просто подставил нас?

— Все может быть, парень. Когда мы поймаем Яварски, мы спросим его об этом.

— Верно, — мрачно согласился я. — Спасибо, Морган. Продолжай в том же духе.

— Я достану его, парень. Мне охота заработать остальные деньжата. Позаботься о своей безопасности.

— Заметано. — И я снова повесил телефон на пояс.

Мне помогало то, что я знал больше моих противников. Мои глаза были открыты, и хотя я еще не видел, в каком направлении продвигаюсь, но уже понимал, к каким секретным делам получил доступ. Не надо только быть идиотом, доверяющим всякому встречному-поперечному. Остается надеяться только на самого себя.

Смена закончилась. Я пригнал машину к «комнате отдыха полиции» и забрал сержанта Каталину, который к тому времени был пьян в стельку. Я высадил его у дверей участка, передал автомобиль ночной смене и стал ждать Кмузу. Рабочий день был окончен, но у меня на сегодня оставалось еще немало дел.

Глава 11

Фуад Иль-Манхус был не самым умным среди известных мне людей. Более того, достаточно было взглянуть на Фуада, чтобы утвердиться в мысли: этот парень — идиот. Он был похож на сказочного героя, которому джинн обещал исполнить три желания; и вот сперва он пожелал тарелку бобов, затем ложку, а третьим желанием было помыть тарелку с ложкой.

Он был высоким, но таким худым и изможденным, что смахивал на беженца из концентрационных лагерей Бенгази. Один мой приятель мог обхватить предплечье Фуада большим и указательным пальцами. Суставы Фуада были огромными, распухшими, словно от какой-то ужасной болезни костей или авитаминоза. Он был шатен с длинными пыльными волосами, собранними в высокую прическу типа «помпадур», и носил очки с толстыми стеклами в массивной пластмассовой оправе. Наверно, Фуаду никогда не удавалось скопить денег на покупку себе новых глаз, даже дешевых гватемальских, с поддельными линзами фирмы «Никон». Выражение его лица было вечно растерянным и смущенным, точно у музыканта, отстававшего от оркестра на полтора такта.