Нечестивый союз - Сюзанна Грегори

Жалость, гнев, испуг и отвращение, овладевшие душой доктора, лишали его сознание ясности. Он сделал над собой усилие и попытался рассуждать логически. Если женщина лежит в том самом гробу, в котором якобы был похоронен Николас, значит, она убита около месяца назад. Состояние тела подтверждало предположение Бартоломью. Именно так и должна выглядеть покойница, пролежавшая месяц в сухой и плотной земле. Дождь, наполнивший могилу водой, был первым за несколько недель. Бартоломью перевел взгляд на ноги женщины. Разглядеть крошечный кровавый круг на гниющей коже было невозможно, к тому же струи дождя в любом случае смыли бы следы крови. Огонек лампы тревожно замигал, и в следующее мгновение порыв ветра погасил его. Кинрик выругался по-валлийски и попытался зажечь лампу вновь. Однако дождь припустил сильнее, и промокший фитиль никак не желал гореть.

Пока Кинрик возился с лампой, Бартоломью понуро ждал, стоя по щиколотку в воде. Отвратительный запах становился все более невыносимым, и доктор с трудом удерживался от желания выбраться из могилы.

— Мы остались без света, — виноватым голосом сообщил Кинрик, нагнувшись над ямой. — Я ничего не могу поделать с проклятой лампой.

— Как мы поступим, отец Катберт? — спросил Бартоломью, повернувшись к священнику. — Осматривать эту женщину нам ни к чему. Я полагаю, нам следует предать ее земле и оставить с миром.

— Думаю, мы должны извлечь тело из могилы, — возразил отец Катберт. — В противном случае канцлер непременно потребует, чтобы мы сделали это следующей ночью. Необходимо опознать покойницу и выявить причины ее смерти.

— Увы, ее уже невозможно опознать, — вздохнул Бартоломью. — Тело слишком долго пролежало под землей. Что касается причины смерти, она очевидна. Несчастная умерла, потому что ей перерезали горло. Не надо быть особо сведущим в медицине, чтобы это определить.

— И все же придется ее вытащить, Мэтт, — заявил Майкл. — Отец Катберт прав — если сейчас мы оставим тело в могиле, на следующую ночь нам придется извлекать его по приказанию канцлера. А мне, честно говоря, изрядно надоела возня с покойниками.

Кинрик протянул Бартоломью резец.

— Проделайте в гробе дырку, — посоветовал он. — Большая часть воды вытечет, и нам будет легче его поднять.

Майкл бросил другу веревку, и Бартоломью принялся возиться в темноте, обвязывая ее вокруг гроба. Джонстан меж тем отправился под навес, чтобы зажечь там вторую лампу. Наконец Бартоломью удалось надежно закрепить веревку. Майкл и Кинрик начали тянуть. Жидкая грязь громко хлюпнула и выпустила гроб; извергая потоки воды, он двинулся наверх. Бартоломью поддерживал и направлял, пока домовина не оказалась на краю могилы.

Руки у доктора так устали, что он был не в состоянии выбраться из могилы. Он беспомощно метался по дну, пока Майкл не схватил его за руку и не дернул с такой силой, что Бартоломью выскочил из ямы, точно пробка из бутылки. Кинрик накрыл гроб крышкой и резцом расширил дыру в днище, дабы выпустить оставшуюся воду. Джонстан наблюдал за действиями валлийца, стоя чуть поодаль.

— Проклятая маска нагнала на меня страху, — с содроганием признался он. — В том, что вместо Николаса мы обнаружили женщину, тоже хорошего мало. Но все же это не так жутко. А покойница в маске выглядела точно посланница преисподней.

С этими словами Джонстан осенил себя крестным знамением и отвернулся.

— Сейчас я отопру церковь, и мы поместим тело в подвал, подальше от посторонних глаз, — предложил отец Катберт; пережитое потрясение не лишило его практической сметки. — Что касается отвратительной маски, то до прихода канцлера я спрячу ее в одном из склепов. И у кого только поднялась рука совершить подобное кощунство — надеть такую мерзость на труп?

На этот вопрос будет нелегко найти ответ, подумал Бартоломью. Да и на другие, не менее важные вопросы: как зовут убитую и кто она такая? И куда исчезло тело Николаса? Возможно, он вовсе не умер, а скрывается где-нибудь? Бартоломью отчаянно хотелось протереть глаза, но он взглянул на свои грязные руки и счел за благо отказаться от этого намерения. Сегодняшнее предприятие, столь тягостное и мучительное, не принесло никакой пользы расследованию. Они с Майклом не разрешили ни единой загадки, зато столкнулись с множеством новых.

К тому времени, как они отнесли тело женщины в церковный подвал и засыпали могилу, небо заметно посветлело. Майкл, бледный от волнения и усталости, вместе с Джонстаном отправился к канцлеру докладывать о произошедшем. Отец Катберт вернулся в церковь, чтобы помолиться об упокоении души убитой. Бартоломью уныло оглядел свою мокрую и грязную одежду. С рассветом дождь немного утих, но небо по-прежнему закрывали тучи, и наступавший день обещал быть пасмурным и холодным.

Вернувшись в колледж, Бартоломью и Кинрик тщательно вымылись, вылив на себя несколько ведер воды. Затем доктор переоделся, сгреб в охапку все вещи, в которых залезал в могилу, и бросил в очаг для сожжения мусора, пылавший в каморке за кухней. У Бартоломью осталась единственная рубашка, и он очень надеялся, что грядущий день уже не угрожает ее чистоте и целости. Сегодня Агата должна постирать его одежду, с которой в последнее время он обращался без должной бережности. Дрожа после холодного умывания, они с Кинриком вошли в кухню, и валлиец поставил на огонь кастрюлю с остатками вчерашнего супа. Когда колокол возвестил начало утренней мессы, Бартоломью крепко спал у камина в кресле Агаты. Дородная прачка, войдя в кухню, лишь улыбнулась и не стала его будить.

Майкл вернулся после разговора с де Ветерсетом и сообщил, что намерен сегодня продолжить чтение летописи, составленной Николасом. Бартоломью посвятил утро занятиям со студентами и имел приятную возможность убедиться, что некоторые юнцы взялись наконец за ум. Впрочем, найти общий язык с братом Бонифацием доктору по-прежнему не удавалось. Судя по всему, молодой монах успел побеседовать со своим наставником — фанатичным отцом Уильямом, который лишь укрепил юношу в его желании искоренять вездесущую ересь. Перед началом лекции Бонифаций громогласно заявил, что будущим докторам не следует овладевать хирургическими навыками, ибо это противоречит Божьему промыслу. В результате между студентами вспыхнул жаркий спор. Балбек и Грей защищали точку зрения Бартоломью, Бонифаций и его товарищи неколебимо стояли на своем. Бартоломью не принял участия в дискуссии, ибо полагал, что доводы логики и здравого смысла бессильны против невежества и косности. Он лишь устало прислушивался к возбужденным голосам студентов.

Ибн-Ибрагим, учитель Бартоломью, предупреждал его, что некоторые выбранные им способы лечения могут вызвать враждебность и неприятие. Однако столь откровенное недоверие со стороны собственных студентов явилось для Бартоломью полной неожиданностью. Пока юнцы с пеной у рта наскакивали друг на друга, доктор думал о различиях между арабской и христианской медициной. Мысль о том, что он совершает ошибку, следуя заветам Ибн-Ибрагима, все чаще приходила Мэттью на ум. Прежде он наивно надеялся, что успехи, которых он достиг в лечении ран и тяжких недугов, говорят сами за себя. Ему казалось, что коллеги, приверженцы традиционных методов, неизбежно должны признать — методы эти уступают тем, что исповедует Бартоломью. Однако брат Бонифаций заявлял, что успехом Бартоломью обязан дьяволу, ибо действует по наущению врага рода человеческого. Грей и Балбек, напротив, утверждали, что дар исцеления Бартоломью получил от Бога — словно знания и навыки, которыми их наставник с усердием овладевал, не значили ровным счетом ничего.

Прислушиваясь к гневным тирадам Бонифация, Бартоломью решил обратиться к мастеру с заявлением, что он не в состоянии учить тех, кто не желает учиться. Впрочем, после черной смерти количество студентов во всех колледжах резко сократилось, по-прежнему много было лишь желающих овладеть ремеслом законника. Поэтому Майкл-хауз, также испытывавший нехватку студентов, никак не мог отказаться от францисканцев.

После обеда, прошедшего в безмолвии, Бартоломью отправился в церковь Святой Марии на поиски Майкла. Церковные служки сообщили доктору, что им не удалось отыскать ни Джанетту, ни родственников Фруассара. Известие это, как ни странно, обрадовало Бартоломью. Расследование не могло продолжаться, пока они с Майклом не побеседуют с этими людьми. Промедление, вызванное их отсутствием, позволяло доктору уделить больше времени занятиям.

Он уже собирался вернуться в Майкл-хауз, как вдруг лицом к лицу столкнулся с де Ветерсетом. Канцлер желал незамедлительно увидеть убитую женщину. С трудом скрыв гримасу досады, Бартоломью последовал за ним в церковный подвал, расположенный под алтарем. Дверь в подземелье оказалась запертой. Канцлер приказал Гилберту отпереть ее и первым спуститься вниз по влажным ступенькам. Гилберт, несмотря на всю свою исполнительность, замешкался, устремив на дверь исполненный страха взгляд. Де Ветерсет сурово посмотрел на клерка и уже собирался повторить распоряжение, но неожиданно сменил гнев на милость и снисходительно похлопал Гилберта по плечу.