Коршун и горлица (Орел и голубка) - Джейн Фэйзер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Айка же не позволяла себе даже думать о, том, что такой исход событий возможен. Войдя в залу, она ненадолго остановилась в дверях. Абул был окружен яркими, как бабочки, женщинами. Все они говорили с ним прерывающимися от волнения голосами и явно боролись за то, чтобы овладеть его вниманием. Абул как бы почувствовал присутствие Айки. Почему? Из‑за особых дуновений воздуха, насыщенных благовониями и намерениями?
Он повернул голову и улыбнулся ей. Это стоило ему некоторых усилий, но он был признанным дипломатом и умел притворяться тогда, когда этого требовали интересы дела. Айка подошла к нему.
— Мой господин Абул, — сказала она, — какую же честь ты нам оказал.
— Ты преувеличиваешь, Айка, — и он поднялся с дивана. Другие женщины тактично отошли в сторону.
— В вашем обществе я поистине отдыхаю душой, — Абул слегка наклонился и поцеловал Айку в щеку. В нос ему ударили смешанный аромат духов, пудры и румян. Как же он жаждал почувствовать тот, другой запах чисто вымытой кожи и пушистых волос! Но та женщина, которая могла дать ему все это, была сегодня для него недоступна — он должен заняться этой.
Я хочу остаться с тобой наедине, — сказал он.
Щеки Айки порозовели от радости.
— Здесь приятно в такую ночь, господин мой, — она приглашающе улыбнулась ему и против своей воли он почувствовал желание.
Они были мужем и женой в течение одиннадцати лет и за все это время ни разу не было случая, чтобы она не удовлетворила его. Здравый смысл сказал Абулу, что он только совместит приятное с полезным, если поддастся сейчас чарам Айки.
Вчера Айка готовилась провести с мужем ночь, полную сладострастия, но ее постигло разочарование оттого, что ночь эта будет принадлежать не ей. Сегодня все должно быть не так. Абул чувствовал себя растерянным от магии ночи и от чувственных дуновений, исходящих от жены. «Пожалуй, будет только хорошо, если на некоторое время он отвлечется от своей сопротивляющейся гордости», — подумал он.
Айка хотела помочь ему раздеться, но он остановил ее.
— Я желал бы посмотреть на тебя, Айка, — и он облокотился на подушки, глядя на то, как раздевается его жена. В том, как она это делала, присутствовал некий артистизм. По мере того как обнажалось ее тело, желание в нем все больше крепло.
Абул потянулся к ней и она опустилась рядом с ним на подушки. Руки ее столь же умело принялись раздевать его. Лаская его, она щекотала каждый его нерв. Он целиком подчинялся ей, представив в ее распоряжение всего себя, и Айка почувствовала триумф — она всегда знала, что только таким способом может наладить отношения с ним. Никто не умел ласкать его так, как она. Только теперь она поняла, какую большую ошибку совершила недавно, отказавшись разделить с ним ложе. Только через его постель она сможет добиться для себя и Бобдила того будущего, о котором мечтала. Айка склонила голову, и перед тем, как взять в рот древко его страсти, покрыла его поцелуями. Через некоторое время Абул застонал. Тогда Айка двинулась вверх по его телу. В данном случае для нее было неважно то, что сама она не получила удовольствия. Сегодня она и не возбудила себя, а Абул не сделал никакой попытки включить ее в свои собственные удовольствия. Но иногда должно быть и так — в этом не было ничего предосудительного. Главным для нее сегодня было то, что он все‑таки пришел в ее апартаменты. Если она ухитрится удержать его до утра, триумф ее будет полным. С этими мыслями она лежала рядом с ним, в то время как он спал сном пресыщенного мужчины.
Абул проснулся с ужасным чувством тревоги.
Минуту он лежал, уставившись в темноту, не понимая, где находится. Потом он почувствовал рядом с собой тело Айки — мягкое, слишком мягкое.
Запах ее духов заставил его поморщиться, может быть, он показался ему таким неприятным, потому что был на ее коже чересчур долго? Его охватило отвращение к себе. Он презирал себя не потому, что это случилось, а потому, что это понравилось ему.
Ведь как женщину, он Айку больше не желал. Сегодня он использовал ее только по социальным мотивам, но тем не менее она сумела ему угодить, и это было ужасно. Он представил себе Сариту, как она спит сейчас в башне одна, между хрустящими простынями, со свежей кожей, с рассыпавшимися волосами; вспомнил, как она спала прошлой ночью рядом с ним сном усталого ребенка. Абул, как ужаленный, вскочил с мягкого дивана. Свежесть утреннего воздуха не отразилась на его настроении, когда он, одевшись, выскользнул из женских апартаментов.
Похоже было на то, что Айка крепко спит — она дышала ровно и не открыла глаз до тех пор, пока не смолкли его шаги на лестнице. Когда Абул встал с дивана, первым ее желанием было вернуть его — с помощью мольбы или чувственных телодвижений. Но мудрость, присущая ей, сказала, чтобы она не двигалась, и сделала вид, что спит.
Почему‑то из‑за той спешки, с которой Абул покинул ее, Айку охватило беспокойство. И если бы он отказался внять ее мольбам, она бы потеряла свое лицо окончательно, так что уж лучше было дать ему уйти. Тревога в душе Айки не утихла; значит, несмотря на видимое примирение, между ними существовала какая‑то пропасть. Что же было не так? В чем она ошиблась? Перед ее мысленным взором снова встал образ христианки Сариты.
Имела ли она какое‑либо отношение к неожиданному уходу Абула? Неужели он покинул постель жены в такой спешке для того, чтобы пойти к новой любовнице? Может быть, та, другая, более искусна в любовных утехах? Несомненно, она обладает преимуществом новизны, но знать лучше, чем она, Айка, как угодить калифу, она может вряд ли. Но в этот момент она вспомнила, что до сей поры женщина сопротивлялась Абулу и даже пыталась убежать из Альгамбры. Она слышала о том, что женщина потерпела в этом фиаско, и о том, что Абул был очень разгневан тем, что она сделала такую попытку. Может быть, он был, кроме того, и заинтригован этим? Айка сбросила шелковое одеяло и встала. Альгамбра спала — спали все, кроме сторожевых на башне. «Интересно, — пришло в голову Айке, — почему он держит испанку отдельно? Ведь, если он хочет взять ее в свой гарем, тогда ее место в женских апартаментах под бдительным оком султанши. А если просто намеревается поиграть с ней, как с рабыней, то почему проявляет столь церемонное к ней отношение, будто она пленница из высокородной семьи? Он сказал, что делает это из‑за того, что она испанка, но одно это не может являться причиной для оказания ей такого приема». Большинство женщин, живущих в гареме, в той или иной степени знакомы с испанским языком, так что во всем этом была какая‑то загадка. А они всегда таили в себе некую угрозу, особенно, если они касались жизни женской части населения Альгамбры. Это была вотчина султанши, и ее авторитет с появлением секретов в данной области может быть расшатан. Поэтому Айка решила, что ей необходимо немедленно и всерьез заняться христианкой.