Рассветный шквал - Владислав Русанов

— Все, Гелка, идем. Прощайся с печкой — она по тебе скучать будет.

Девка улыбнулась. Значит, успокоилась после испуга, раз шутки понимает.

Одеваться мне особо не пришлось — спал одетый. Намотал портянки да сунул ноги в сапоги. Встал, прицепил нож на пояс. Оружие! Аж самого себя забояться можно.

Кисет с самоцветами еще со вчерашнего дня висел у меня за пазухой. Чтоб не забыть утром в суматохе. Слишком большие надежды я на него возлагал.

Два мешка, собранные загодя, стояли в углу у двери. Один — поменьше — Гелке. Там всякая кухонная справа (ложки, миски, соль, пара мешочков с травяной смесью для заварки — донник, цветки боярышника и ромашки, листья и сушеные ягоды земляники), нитки, иголки, запас ее одежки. Другой — побольше будет — для меня. Главное, что я туда напихал, — это запас провизии. Мука, остаток сала, выменянного у торговцев в прошлом месяце, копченые вертишейки, тушки которых пришлось изрядно покромсать, чтобы унести как можно больше мяса. Туда же сложил охотничью и рыбацкую снасть — кто знает, на какой долгий срок растянется дорога. Может, придется на подножный корм переходить. Два меховых одеяла скручу и привяжу сверху. Туда ж и котелок. Не большой, как у походных кашеваров, а маленький — кипятку на двоих подогреть.

— Готова, что ли?

Что без толку долго рассиживаться? Но Гелка думала о другом.

— Молчун, — в ее голосе слышалась настороженность, — там что-то делается. Послушай…

Вот это на меня похоже. Ушел весь в свои мысли и, хоть небо на землю падай, пока не ткнут локтем в бок, не вернусь. Как еще до сорокового десятка дожил таким ротозеем?

Я прислушался. Потом рывком отрыл дверь и выбежал наружу.

Делалось. Лучше б за сто лиг от нас такое делалось. Где-нибудь за краем мира.

На рассвете в холмах воздух прозрачный и легкий, как нигде, звуки разносятся легко. Со стороны площади доносился звон железа и бессвязные выкрики.

— Давно началось? — спросил я не оборачиваясь, потому что знал — Гелка выбежала следом.

— Вот только. Тебя будила — тихо было.

Значит, на рассвете, Белый? Умный ты мужик…

И смелый. Не уронил-таки чести приискового головы. Пошел с оружием против находников.

Жалко парней. Положат сиды их всех. Как есть положат. Да Этлен один справится. Ему ничья подмога не понадобится. Ну разве что трупы в кучу складывать.

Все на прииске это, скорее всего, понимали. Никто не торопился на подмогу, захватив кайло или лом. Тропинки между участками, именуемые по обыкновению улицами, были тихи и пустынны, но не думаю, чтобы кто-нибудь спал.

Жадно насторожив уши, словно траппер ловушку-плашку, я вслушивался в звуки боя, которые постепенно приближались к нам. Неужели сиды до сих пор не справились с десятком сорвиголов? Наверное, гоняются сейчас за уцелевшими, добивая раненых. Теперь уж и не знаю, уговорит ли Этлен феанни взять с собой одного из посмевших напасть исподтишка салэх? Скорее нет, чем да.

Неожиданно, перекрывая возгласы и перестук металла, над боем взвился пронзительный крик на старшей речи.

— Аш, Этлен! Аш! Сзади, Этлен! Сзади!

Голос высокий, немножко с хрипотцой. Не иначе Мак Кехта. И совсем близко.

В ответ с чистого, абсолютно ясного, безоблачного, предвещавшего обычную уже нестерпимую дневную духоту неба ударила молния. Яркая, голубоватая, она развернулась кривым трезубцем к земле, жадно выискивая жертву.

Треск. В воздухе запахло грозой.

Это еще что за шутки? Магия? Здесь, на Красной Лошади?

Мне показалось, что я схожу с ума.

Снова крик. Теперь Этлен — его голос я запомнил на всю жизнь.

— Дубтах, ашерлии марух! Дубтах, убей колдуна! — Значит, взаправду появился нежданно-негаданно чародей. Телохранитель попусту трепать языком не будет.

Если так, то преимущество перворожденных может оказаться призрачным. Пара-тройка хороших молний, огненный шар…

Стой, Молчун! Ты что же это за сидов переживаешь больше, чем за своих собратьев, людей? Ты еще в драку ввяжись на стороне остроухих. Тебе таких навешают, о сегодняшнем сне вспоминать будешь с тоской, как о первой любви. Если вообще в живых оставят.

Удирать нужно, пока не поздно. Благо мешки уже готовы. Бегом в холмы, пока смертные и бессмертные друг другу глотки рвут.

— Гелка! Ты готова? — Я обернулся к девочке. — Уходить будем…

Я хотел попробовать объяснить ей, что для нас теперь все равно, кто победит. Люди ли, сиды… Хорошего не дождешься ни от одних, ни от других.

Не успел. Точнее, помешали мне.

Прямо из-за отвала Пегаша, который совсем недолго побыл собственностью Сотника, выбежал Коннад. На руках он нес безжизненно обмякшую фигурку Мак Кехты. Я сразу узнал ее по выбившимся из-под койфа волосам, отливавшим золотом. Позади них, отстав на пять-шесть шагов, прихрамывал Этлен.

Хромал старик, видно, из-за какой-то старой раны, поскольку никаких следов крови на нем не было. Телохранитель оглядывался назад, ожидая близкую погоню. И она не замедлила. Трое воинов с обнаженными мечами в никогда ранее не виденной мною одежде — коричневая накидка поверх кольчуги, на груди пламенел герб Трегетрена, на левом плече скрученная в узел простая конопляная веревка — и один наш с луком.

Мечники быстро настигали перворожденных. Молча, с выражением неотвратимости на суровых лицах. Лучник (вроде бы Жихарь, если я правильно разглядел, любимый ученик Хвоста) остановился и натянул тетиву.

Стрела свистнула и улетела в пожухлый бурьян, отклоненная клинком Этлена. Прежде чем Жихарь успел выстрелить во второй раз, телохранитель Мак Кехты сшибся с преследователями в рукопашной.

На мой взгляд, они были хорошими воинами. Умелыми и беспощадными. Не хуже, по крайней мере, людей капитана Эвана. И атаковали перворожденного одновременно с трех сторон, не давая свести дело к последовательным единоборствам.

Я не ошибся, сказав «были». Ни опыт, ни мастерство их не спасли. Два клинка в руках Этлена, казалось, обладали собственным разумом. Чтобы описать схватку в подробностях, нужно разбираться в воинском искусстве больше, чем я. Всего дважды звякнула сталь, отводя оружие нападавших в сторону. По моему слабому разумению, сиду понадобилось не более трех взмахов меча — по одному на каждого петельщика. Вспомнил наконец-то, что это за форма — гвардия Трегетрена. Вот только почему так далеко на севере? Ведь это же добрых три сотни лиг от их столицы.

Впрочем, в какой-то мере петельщики свое дело сделали. Отвлекли телохранителя и дали возможность Жихарю выпустить еще две стрелы. Одна из них со зловещим гудением пролетела поверх крыши моей хижины, а вторая догнала-таки убегающего Коннада. Догнала и, ударив в спину, бросила его на колени прямо на мой лоток. Тот самый, сидя на котором я совсем недавно беседовал с Белым.

Мак Кехта замерла на земле будто сломанная кукла. С ее губ на подбородок стекала тонкая струйка крови. Совсем как в том сне. Юноша попытался подняться. Оперенное древко торчало из его спины на ладонь ниже левой лопатки. Для человека рана в девяти случаях из десятка смертельная. А для перворожденного?

Какая сила, а вернее, дурь толкнула меня вперед? Не знаю. Упавшей Мак Кехты мы достигли одновременно с Этленом, который задержался ненадолго, расправляясь с Жихарем. Жалко, добрый парень был, на рожке играл — заслушаешься. Зря ввязался. Не для нас, простых старателей, эта война.

— Живая? — выдохнул телохранитель.

Еще говорит довольно ровно. Я бы после такой драки только рот разевал, глотая воздух.

— А что с ней? — вопрос на вопрос. Откуда ж мне знать, если я только что их увидел.

Этлен понял.

— Ушибло о стену…

Похоже на то — кожа бледная… Но теплая. И дышит. Я протянул руку и пальцем нащупал живчик на хрупкой шее. Бьется довольно ровно. Жить будет. Зрачки поглядеть бы…

Старик вдруг схватил меня за рукав:

— Вытащи ее, Эшт! Спаси ее! — Я опешил.

— Куда ж я вытащу? Да и не далеко уйду… — Совсем рядом, буквально за соседним участком, загомонили людские голоса.

— Сенлайх уводит их в другую сторону. — Цепкие пальцы не отпускали многострадальную рубаху. — Спаси ее. Если феанни погибнет, мне незачем больше жить.

Я хотел объяснить ему, что никуда мы не уйдем без лошадей. Выследят, найдут и все равно прикончат. За свою жизнь я как-то не сильно переживал — ни роду, ни племени, — а вот Гелка… Рисковать ею я не мог.

— Этлен…

Куда там! К нам снова бежали двое петельщиков. Один на ходу вкладывал бельт в желобок самострела. Второй размахивал чудным оружием — мне такого видеть не приводилось ни в Империи, ни, тем более, здесь. Стальная цепь, почти в сажень длиной, с гранеными наконечниками на двух концах. Держал он ее не посередине. Короткий конец свисал между пальцев левой руки, а длинный вился в воздухе подобно жалящей во все стороны гадюке (говорят, в Болотной стране такие водятся — кидаются на все, что шевелится, а ядовитые — ужас).