Семь дней творения - Марк Леви

Двери приемного отделения снова открылись. Лукас и Пильгес ввели Матильду. К ним поспешила медсестра с инвалидным креслом.

— Не надо! — остановил ее Пильгес. — Она пригрозила, что удерет, если ее посадят в кресло.

Сестра зачитала наизусть правила госпитализации, и Матильде пришлось согласиться с условиями страхования и нехотя опуститься в кресло.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила ее София.

— Как кокетка во всеоружии!

Интерн увез Матильду на осмотр. София пообещала ее дождаться.

— Лучше не задерживайтесь! — сказал у нее за спиной Пильгес. София обернулась. — Лукас все рассказал мне в машине.

— Что он вам рассказал?!

— Что кое-какие делишки с недвижимостью ему не дороже друзей. Поймите, София, у меня серьезные опасения, что над вами обоими нависла смертельная угроза. Когда я увидел вашего друга в ресторане несколько дней назад, я подумал, что он — правительственный служащий, а оказалось, он приходил к вам. Два взрыва газа за одну неделю, в двух местах, где находитесь вы, — для совпадения это многовато.

— В первый раз, в ресторане, это действительно больше походило на случайность, — сказал Лукас с другого конца зала.

— Возможно, — согласился инспектор. — Во всяком случае, там потрудился настоящий профессионал, мы не нашли ни одной улики, которая указывала бы на покушение. Эти взрывы устроили настоящие демоны во плоти. Не вижу, что может их остановить и помешать добиться своего. Вас придется защищать. Помогите мне убедить вашу подружку оказать мне в этом помощь.

— Это будет нелегко.

— Поторопитесь, пока не запылал весь город! А пока я обеспечу вам безопасность хотя бы на одну ночь. Директор отеля «Шератон» в аэропорту задолжал мне несколько рейсов лифта, вот и пришло время нажать на кнопку! Он сумеет обеспечить вам самый конфиденциальный прием. Я ему позвоню и отвезу вас туда. Попрощайтесь с Матильдой.

София отодвинула занавеску и заглянула в медицинский кабинет.

— Какие новости? — спросила она, подойдя к Матильде.

— Самые банальные! — ответила та. — Мне наложат новенький гипс и будут за мной наблюдать, чтобы я опять не наглоталась ядовитого дыма. Бедняги, если бы они знали, сколько яда я успела наглотаться за свою непутевую жизнь, то так не волновались бы. Как Рен?

— Не очень хорошо. Она в ожоговом отделении. Сейчас она спит, к ней не пускают. Ее поместили в стерильную палату на четвертом этаже.

— Ты приедешь за мной завтра?

София посмотрела на световое панно с рентгеновскими снимками.

— Вряд ли, Матильда, — ответила она, не оборачиваясь.

— Не знаю почему, но я это подозревала Такова участь подруги: радоваться, когда другая заканчивает незамужнюю жизнь, даже если это сулит тебе одиночество. Я буду очень по тебе скучать.

— Я тоже. Я уезжаю, Матильда.

— Надолго?

— Да, довольно-таки надолго.

— Но ведь ты вернешься?

— Не знаю.

Матильда печально повесила голову.

— Кажется, я понимаю… Живи, София, любовь коротка, память живет дольше.

София заключила Матильду в объятия.

— Ты будешь счастлива? — спросила Матильда.

— Еще не знаю.

— Мы сможем иногда созваниваться?

— Нет, вряд ли это получится.

— Он увезет тебя в такую даль?

— Дальше не придумаешь… Прошу тебя, не плачь!

— Я не плачу, это все дым, у меня еще не перестало щипать глаза. Уходи скорее!

— Будь умницей! — тихо сказала София, отходя от нее.

Прежде чем скрыться за занавеской, она еще раз взглянула на подругу полными грусти глазами.

— Ты сумеешь одна?

— Ты тоже будь умницей. Пора, наконец! — откликнулась Матильда.

София улыбнулась, белое полотно опало.

Инспектор Пильгес сел за руль, Лукас — рядом с ним. Двигатель уже работал. София заняла место сзади. Машина выехала из-под навеса приемного отделения и устремилась к автостраде. Все молчали.

София провожала грустным взглядом фасады домов и перекрестки, с которыми у нее было связано столько воспоминаний. Лукас повернул зеркало заднего вида так, чтобы видеть ее. Пильгес скорчил гримасу и вернул зеркало в прежнее состояние. Лукас терпел несколько секунд, потом снова повернул зеркало.

— Вы мешаете мне вести! — рыкнул Пильгес, поворачивая зеркало по-своему. После этого он откинул правый противосолнечный щиток с зеркальцем и с облегчением положил руки на руль.

Машина свернула с шоссе 101 на стрелку «Аэропорт». Через несколько секунд Пильгес заехал на стоянку перед «Шератоном».

Директор отеля оставил для них сьют на шестом, верхнем этаже. Их зарегистрировали как Оливера и Мери Свит — это Пильгес постарался, растолковав, что фамилии «Доу» и «Смит» только привлекают внимание. Перед уходом он посоветовал «Свитам» не высовываться из номера и питаться там же, заказывая еду. Он оставил им номер своего пейджера и предупредил, что приедет завтра к полудню. Если им станет скучно, они могут приняться за составление отчета о событиях недели, чтобы освободить от лишней работы его. Лукас и София так прочувствованно его благодарили, что он смутился, напустил на себя суровость и был таков. В десять часов вечера «Свиты» остались в роскошном номере одни.

София отправилась в ванную, Лукас улегся на кровать, вооружился пультом и принялся прыгать с канала на канал. Телепрограммы быстро вызвали у него зевоту, и он выключил телевизор. Из-за двери ванной раздавался плеск воды: София принимала душ. Лукас уставился на носки своих ботинок, разгладил брюки, выровнял на штанинах складки. Потом встал, открыл и тут же снова закрыл мини-бар, подошел к окну, приподнял жалюзи, осмотрел безлюдную стоянку и снова улегся. Его внимание поочередно привлекли собственная вздымающаяся и опадающая в ритме дыхания грудная клетка, абажур ночника, пепельница, ящик ночного столика. В ящике обнаружилась книга с эмблемой отеля на обложке, он взял ее и стал читать. Первые же строки повергли его в ужас. Он продолжил чтение, все быстрее переворачивая страницы. На седьмой он возмущенно вскочил и забарабанил в дверь ванной.

— Можно мне войти?

— Сейчас! — крикнула София, надевая халат. Открыв дверь, она наткнулась на Лукаса, пылавшего праведным гневом.

— Что с тобой? — испуганно спросила она.

— Что за неуважение друг к другу! — Он показал ей книжку и продолжил, тыча пальцем в обложку: — Этот Шератон полностью передул книгу Хилтона! Я знаю, о чем говорю, это мой любимый писатель!

София взяла у него книгу и тут же отдала.

— Это Библия, Лукас! — сказала она, пожимая плечами. Видя его непонимающее выражение, она огорченно произнесла: — Не важно…

Она не смела признаться, что голодна, но он сам догадался, увидев, как она листает меню доставляемых в номер блюд.

— Кое-что мне хотелось бы уяснить раз и навсегда! — заговорила она — Почему здесь указаны часы? Что из этого следует? Что после половины одиннадцатого утра они запирают кукурузные хлопья в сейф до рассвета следующего дня? Странно, не правда ли? А если человеку захочется хлопьев в половине одиннадцатого вечера? Смотри, с блинами та же история! И вообще, достаточно измерить длину шнура фена в ванной, чтобы все понять: тот, кто это придумал, был лысым, иначе не заставлял бы несчастного постояльца прижиматься спиной к стене!

Лукас обнял ее и привлек к себе, чтобы успокоить.

— Ты становишься требовательной! Она покрутила головой, краснея.

— Может быть.

— Ты проголодалась!

— Еще чего!

— Я уверен.

— Разве что немного пожевать, только чтобы доставить тебе удовольствие.

— Какие хлопья ты предпочитаешь: «Фростиз» или «Спешиэл Кей»?

— Те, которые громче всего хрустят.

— Рисовые «Криспиз»! Будет сделано.

— Без молока!

— Принято, — кивнул Лукас, снимая трубку.

— А сахара, наоборот, побольше!

— Будет тебе сахар.

Он повесил трубку и сел рядом с ней.

— Себе ты ничего не заказал? — удивилась она.

— Нет, я не хочу есть.

Она расстелила на кровати полотенце и поставила на него принесенную еду. Съев одну ложку сама, она заставляла съесть другую Лукаса, тот не отказывался. В небе полыхнула далекая вспышка молнии. Лукас встал и задернул занавески, потом снова растянулся с ней рядом.

— Завтра я придумаю, как нам от них сбежать, — пообещала София. — Должен же существовать какой-то способ!

— Ничего не говори, — прошептал Лукас. — Мне бы хотелось несчетных воскресений, полных восторгов, хотелось бы уверенности, что у нас впереди целая жизнь вместе, но нам ведь остался один-единственный день, и я хочу, чтобы мы провели его вдвоем.

Полы халата на Софии начали расходиться, он снова их запахнул, она прикоснулась губами к его губам и прошептала:

— Ангелу хочется падения…

— Нет, София, крылышки, вытатуированные у тебя на плече, слишком идут тебе, я не хочу, чтобы ты их опалила.