Женщины в его жизни - Барбара Брэдфорд

Максим сполз на стуле в ожидании.

Сколько он себя помнил, все происходило по раз и навсегда заведенному порядку. «Субботний обряд для всех нас очень важен и должен строго соблюдаться», – часто говорила мама. Он любил обряды и всегда ждал их. В них как-никак было что-то особенное.

Вечер пятницы был для него самый любимый, притом по многим причинам. Прежде всего потому, что им с Теодорой разрешалось ужинать вместе с мамой и папой в большой столовой, а не в детской в обществе друг друга, как это обычно бывало, за исключением выходного дня Тедди. Во-вторых, потому что он бывал вместе с Мутти, папой, Тедди и бабушкой – с этими четырьмя людьми, самыми любимыми в целом огромном мире. И еще потому, что его допоздна не укладывали спать и на ужин подавали его любимые кушанья. Сперва куриный бульон, потом жареного цыпленка, золотистого, хрустящего снаружи и сочного внутри, или жареное мясо, или же тушеного карпа, а еще бывали картофельные оладьи с яблочным соусом или сладкая тертая морковка и картофельные клецки. А на десерт всегда бывало что-нибудь замечательное, вроде яблочного штруделя, который прямо-таки таял во рту.

Да, вечер пятницы был лучшим на неделе. Он бывал как начало праздника. В субботу и воскресенье папа не ходил в банк, и они делали массу всяких интересных вещей, и всем вместе им бывало очень весело.

Вечер в пятницу был… был… празднеством. Да, точно, таков он и был, вечер пятницы. Правда, сегодня никто почему-то не выглядел особенно празднично. Maмa сидела очень спокойная, такая совсем притихшая. Она была такая давно, и он не переставал удивляться, с чего бы? Позавчера он даже спросил у Тедди, не знает ли она причину маминой грусти. Вразумительного ответа он так и не получил. Единственное, что она сказала, это что у его мамы в голове были вещи. И хотя он еще долго приставал к Тедди, она так ничего больше ему и не объяснила.

Maмe его, казалось, было совсем не до смеха, и ее красивое лицо было печально, как тогда, когда умер дедушка Нейман. Он подумал, не сердится ли мама на него, но Тедди сказала, что нет, а он верил Тедди. Она всегда говорила ему правду. Да он и не был плохим мальчиком. А недавно он даже был ангелом или почти, сказала Тедди.

В воздухе соблазнительно повеяло куриным супчиком. У Максима сморщился нос и потекли слюнки, когда Марта поставила перед ним фарфоровую тарелку.

– Dапке schon, Марта, – сказал он и взял свою серебряную ложку. Он окунул ее в прозрачную золотистую жидкость, выловил кусочек морковки и завиток лапши и отправил в рот первую порцию. Вку-усно! Это был его самый любимый суп. Хорошо, если бы они ели его каждый день.

Папа с бабушкой без умолку разговаривали о том о сем, изредка вставляла словечко мама, но они с Тедди, как всегда, сидели тихо, словно мышки, говорили только, если их спрашивали и нужно было ответить на вопрос.

После того как все покончили с супом, Герда, вторая горничная, унесла глубокие тарелки, и Марта вплыла из кухни с серебряным подносом, на котором возлежал огромный тушеный карп.

Если сесть совсем прямо и как следует вытянуть шею, то можно увидеть всю рыбу целиком. Марта показала рыбу маме, та кивнула и сказала:

– Вид у нее изумительный, Марта. Мои комплименты фрау Мюллер. Будь добра, положи всем сама.

– Мне кажется, ради перемены обстановки вам было бы неплохо погостить несколько дней в замке у Ренаты, – сказал Зигмунд, глядя через длинный стол на Урсулу, когда подавали десерт. – Я уверен, что Максиму с Тедди тоже понравилось бы там.

При упоминании его имени Максим выпрямился на стуле и перевел настороженный взгляд с отца на мать. Темные глазки заблестели, и не успел он себя остановить, как у него вырвалось:

– Поедем, мамочка, давай поедем!

Урсула взглянула на него. Еле приметная улыбка коснулась ее губ.

– Тебе в самом деле хотелось бы там побывать, дорогой?

– Да, мамочка, и Тедди тоже. Правда, Тедди? – Он повернулся к Теодоре и умоляюще взглянул на нее.

– Я думаю, – сказала Тедди, – Максиму пошло бы на пользу побыть несколько дней на деревенском воздухе.

Зигмунд улыбнулся. Он был счастлив заполучить себе в союзники сына и Тедди, так как не сомневался, что Урсула станет возражать и не захочет никуда ехать. По его мнению, она действительно нуждалась в отдыхе от Берлина с его нервотрепкой. Горячая поддержка Максима явно повлияла на Урсулу, и теперь он был уверен в успехе.

Стоило Зигмунду так подумать, как Урсула кивком подтвердила свое согласие.

– Хорошо, Максим, мы отправимся в середине следующей недели, пусть это будет среда. – Она посмотрела на Зигмунда и добавила: – Но только в том случае, Зиги, если ты дашь слово присоединиться к нам в пятницу.

– Обещаю, – тотчас ответил Зигмунд. – Как я понял со слов Рейнхарда, если ты поедешь, Рената собирается пригласить также и Арабеллу с детьми, так что Максиму будет интересно побыть с ребятишками.

– Да, конечно, – согласилась Урсула. Мысль о поездке в Бранденбургское графство и о встрече с двумя своими лучшими подругами подняла ей настроение, и она почувствовала, как у нее отлегло с души.

– В графстве теперь идет снег, – ласково улыбаясь, сказала она Максиму. – Мы сможем там поиграть вместе с другими детьми. Будем кататься на санках, а может, даже покатаемся на коньках по озеру.

Максим возбужденно закивал головой. Перспектива поездки привела его в восторг, что живо отразилось на его мордашке. Он развеселился и закричал:

– И я вам сделаю красивого снеговика, и тебе, мамочка, тоже, и Тедди. – Он поочередно переводил взгляд с одного лица на другое, и мама улыбалась, и Тедди шептала слова благодарности, и от этого у него было приятно и светло на душе.

Когда он втыкал свою вилку в яблочный штрудель, ему показалось, что он, того гляди, лопнет от счастья. На этой неделе пятничный вечер был замечательный, как никогда. Они собирались пожить в большом старинном замке, где ему всегда бывало так весело с Гретхен, Дианой и Кристианом, и его мама опять улыбалась, а это было самым-самым важным в жизни.

13

Леса маркграфства Бранденбургского, некогда бывшие владениями тевтонских рыцарей-завоевателей, протянулись в болотистой части Пруссии на многие километры. Расположенные в бассейне трех рек – Хавела, Шпрее и Одера, здешние земли изобиловали множеством озер, были изрезаны бесчисленными каналами и протоками, связывавшими между собой живописные деревни этого края.

За околицей одной такой старой и очаровательной деревеньки возвышался громадный замок барона Рейнхарда фон Тигаля. Торцом этот древний и очень красивый дворец выходил на пологие зеленые склоны и парк, а за ними стеной стояли сосновые леса, составлявшие часть обширного угодья, которым семейство фон Тигаль владело с шестнадцатого века. В это воскресное утро начала января 1939 года лес был сказочно прекрасен в своем зимнем убранстве. Снег и льдинки отягощали ветви деревьев, под их сенью в сугробах вились тропинки. Золотые солнечные лучи косо проникали в прогалы между ветвями, все искрилось, сверкало, присыпанное морозным серебром.