Повседневная жизнь Монмартра во времена Пикассо (1900—1910) - Жан-Поль Креспель

Дансинг не так уж отличался от того, который был во времена Ренуара и запечатлен на его известном полотне: тот же мирок учениц в сопровождении мамаш; рабочие, ремесленники, к ним в поисках благосклонной натурщицы или счастливого случая присоединялись художники. За четыре монеты можно было танцевать весь вечер. Кадрили, польки, вальсы чередовались беспрерывно. С невыносимым шумом грохотал оркестр, состоявший в основном из духовых инструментов. По воскресеньям, с трех пополудни до одиннадцати вечера, с паркета поднимались облака пыли — так яростно топали танцующие. Казалось, только танец и способен оживить молодежь. Это подтверждают воспоминания Франсиса Журдена и Северина. «Танцующие веселились от всей души, — пишет Франсис Журден, — танец возбуждал и всецело поглощал их, это делало атмосферу простой и естественной».

«Это было настолько в духе Монмартра, что позволяло в совершенстве познать эту особенную, бурлящую жизнь. На танцы приходили молоденькие заводские девушки, вступающие во взрослую жизнь, а с ними — молодые люди, иногда — художники; последние заявлялись туда, поскольку всегда имели бесплатные билеты в один из баров нижней части улицы Равиньян».

Вероятно, речь идет о заведении «Друг Эмиль», которое посещало творческое население «Бато-Лавуар».

В будни публика на танцах менялась. По понедельникам вместо рабочих и служащих обычно появлялись подозрительные личности из «Барбеса» или «Золотой капли». В такие дни в заведении хозяйничали сутенеры, публичные девки и содержанки, и иногда это плохо кончалось. Жен Поль вспоминал, как ребенком оказался свидетелем хулиганской разборки после танцев. Разница между «воскресной» и «будничной» публикой заметна и по такой, казалось бы, «мелочи»: на неделе туда пускали женщин с непокрытой головой, а по воскресеньям это категорически запрещалось. Для того чтобы попасть на танцы, женщинам следовало надеть шляпки — символ благопристойности и респектабельности. Впрочем, мужчины танцевали в цилиндрах или соломенных канотье. Вспомните картину Ренуара «Бал в „Мулен де ла Галетт“» 1876 года.

«Мулен де ла Галетт» — памятник истории. Танцевальная зала, окна которой выходили на улицу Лепик, представляла собой что-то вроде ангара, освещенного через крышу. Главным украшением залы была садовая решетка, выкрашенная в зеленый цвет. Зала возвышалась у самой «Блют фен», одной из последних мельниц Холма, превратившейся в платный аттракцион: 25 сантимов за вход. С этой мельницей связана легендарная история, относящаяся к 1814 году, времени захвата Парижа казаками. Тогдашний мельник Дебре и его трое сыновей стреляли по казакам и якобы троих убили. Но потом мельника схватили, разрубили, а части тела развесили на крыльях мельницы. В эпоху Реставрации этот устрашающий эпизод не помешал одному из сыновей мельника переделать мельницу в танцевальный зал. С тех пор «Мулен де ла Галетт», перемалывающая не зерна, а танцевальные мелодии, стала одним из основных развлекательных заведений Монмартра и его символом, как Эйфелева башня — символом Парижа. Мельницу изображали Коро, Ренуар, Ван Гог, Воллон. Утрилло, Лепрен, Кизе, Макле, Жен Поль собирались сделать ее основным сюжетом своих произведений, а Пикассо тогда еще только ее обнаружил.

Но и для мельницы наступило время упадка. Танцующие постепенно ее покидали, и она пережила еще немало превратностей судьбы. После Второй мировой войны танцы прекратились из-за обветшалости здания. Помещение некоторое время было занято студией записи Французской телерадиокомпании, а потом его окончательно оставили на медленное разрушение. Но тем не менее танцевальный рай возродится: на месте снесенных пристроек возведут стилизованные под старину низкие сооружения. Увы, прошлого не вернешь — не будет больше милой воскресной монмартрской публики, приходившей сюда пропустить рюмочку-другую. Постройки станут называться, выражаясь муниципальными штампами, «высококомфортабельным жилым ансамблем». Именно в этой обстановке Мари-Шанталь и вытеснит Мими-Пинсон.

Рождение «реалистической кадрили»

Можно было бы ограничиться простым упоминанием танцевального зала в «Элизе-Монмартр», потому что Пикассо не знал этого заведения. Но именно оно стало прототипом других подобных заведений нижнего Монмартра. Дом 72 по бульвару Рошешуар внутри представлял собой помещение с золотой штукатуркой, украшенное бархатом и алым плюшем и освещенное сияющими шарами. Звездный час этого здания, построенного еще при Первой империи, пришелся на времена правления Наполеона III, эпоху, когда Оливье Метра, автор «Вальса роз», возглавлял оркестр из сорока музыкантов. В те времена зал выглядел очень элегантно, но большую часть своей шикарной клиентуры он потерял по милости Коммуны, во время которой там размещался революционный клуб коммунаров. Это наложило на него неприятный отпечаток.

В какой-то момент заведение опять вошло в моду благодаря «реалистической, или эксцентричной кадрили» — Ла Гулю и Валентин Ле Дезоссе стали ее звездами. Этот номер производил сенсацию, ведь танцовщицы задирали выше колен свои батистовые кружевные юбки (а на такую юбку уходило 60 метров английского кружева) и в довершение всего делали скачок лицом к публике. В эпоху, когда мужчин возбуждал вид обнаженной женской лодыжки, подобный номер выглядел необыкновенной храбростью.

Шестнадцатилетняя Ла Гулю из Эльзаса была свежа и отлично сложена: само воплощение молодости! И она не просто танцевала, а казалась самой музой танца. Ее вызывающее сладострастие наэлектризовывало публику. Странный танец ее худого, длинного тела напоминал марионеточные движения Полишинеля. Валентин Ле Дезоссе приходил сюда только ради удовольствия, но оказался неподражаемым партнером для Ла Гулю. Его благовоспитанность контрастировала с ее природной живостью. Невозмутимый, неулыбчивый, даже мрачный, он танцевал безупречно, этакий Фред Астер той эпохи, неизменно поражая своими прыжками-антраша. Эту парочку окружала группа танцовщиц с дивными прозвищами: «Крошка Фромаж» («Сырок»), «Нини — воздушная лапка», а также славная мать семейства, плененная духом танца, «мамаша Мелинита», она же — Жанна Авриль, женщина хрупкая, утонченная, со странной грустной улыбкой на губах; зал замирал, когда она солировала. Ходили слухи о ее аристократическом происхождении, и отчасти это было правдой: мать — дама полусвета, а отец — итальянский дворянин, поспешивший вернуться на родину при вести о скором появлении Жанны на свет. Она сохраняла достоинство и твердость в этой крайне развращенной среде. Многочисленные портреты работы Лотрека подчеркивают ее одухотворенность, художник понимал Жанну и восхищался ею. Между ними установилась живая, лишенная чувственности дружба, ведь она оказалась единственным человеком, действительно оценившим талант живописца.

Появление «Мулен Руж»

Лотрек с восхищением открыл для себя «реалистическую кадриль», она волновала его даже больше, чем беспорядочные движения танцоров в «Мулен де ла Галетт». Именно в кадрили гармонично сочетались великолепные части композиции: ритм, цвет и огни производили ошеломляющее впечатление. Какова же была радость или даже ликование художника при открытии «Мулен Руж», быстро затмившей «Элизе-Монмартр», ведь оттуда в «Мулен Руж» перешли все звезды. Замечательное здание: не старый танцевальный зал с пыльным и вышедшим из моды декором, а новое, сияющее сооружение в виде мельницы, заменившей традиционные мельницы Монмартра.

Инициаторами постройки были необыкновенные личности, на которые всегда был так богат Монмартр.

Жозеф Олер, каталонец, сын авантюриста, в один прекрасный день покинул родной городок и отправился на поиски счастья в Париж. И удача ему улыбнулась! К моменту открытия «Мулен Руж» на его счету уже были «Пари-Митюэль», несколько театров. Новый цирк и… Русские горки.

Шарль Зидлер, товарищ Жозефа и полная его противоположность: старикашка с пьяной рожей, любитель белых вин, напоминавший нотариуса из благотворительной комедии. Он начинал как мясник, отмывая в грязной воде Бьевры только что содранные шкуры. Но вскоре, познав все стороны монмартрской жизни, занялся кабацким делом.

Друзьям пришла в голову гениальная идея: переехать с площади Пигаль поближе к площади Бланш, в дом 90 по бульвару Клиши, в еще немодный тогда район Монмартра. Они выкупили бар «Белая Королева», закрытый в течение четырех лет, и на его месте построили эту фальшивую красную мельницу, крылья которой никогда не крутили жерновов. Вокруг этого символического сооружения располагались разнообразные заведения: танцевальный зал и летний театр в саду под открытым небом, где публика во время представлений потягивала шампанское.

Взлет и падение Ла Гулю