«Если», 1995 № 05 - Альбер Хигон

— Насовсем? — спросил я без особого энтузиазма.

— Нет, черт подери. Но у меня возникли проблемы.

— Рядовые проблемы, я полагаю.

— Ну, помимо всего прочего, ее муж мертв. Нет, ко мне это, конечно, не имеет никакого отношения. Но она считает… Так или иначе, возвращаюсь домой. Могу я остановиться у тебя?

— Видишь ли, — осторожно начал я, пытаясь выиграть время, — я не совсем… я имею в виду…

— Понятно, — засмеялся он, — остановлюсь у Джима.

И, как ни в чем не бывало, добавил:

— Судя по всему, в Шатли тоже жара?

— Как в преисподней!

— В любом случае, вылетаю. Завтра буду.

И он повесил трубку.

Джота, Джил Карсвелл и я были Ужасной Троицей в третьем классе средней школы. В старших классах Джил стал более замкнутым, я почти респектабельным, а Джота, в результате, еще более Ужасным. Может быть, еще и потому, что он открыл секс.

Когда-то Джота был Кларенсом Муллинером, но это имя без всяких сожалений было отброшено прочь невоспетым, после того как один из наших учителей назвал его ДЖОТАМОН, что значило Джек Жестокий Обманщик Теловредитель Абсолютно Махровый Отпетый Негодяй. Примерно неделю он был Джотамоном, а потом сократился до Джоты.

Расплатившись по счету, я перешел через дорогу и вернулся в свой офис, где увидел целую толпу, окружившую Томми Хардкаетла. Тот отчаянно пытался им что-то объяснить, но у него ничего не получалось.

— По какому поводу шум? — холодно осведомился я.

Никто не подумал сдвинуться с места.

— Но мистер Матерс, — отреагировала одна Вильма Шелли, — он говорит, что видел…

— Я действительно ее видел, — нетерпеливо перебил ее Томми. — Точно так же, как сейчас вижу вас, мистер Матерс. Она прошла по улице, мимо входной двери. Не больше чем в шести футах от меня. И у нее был розовый костюм на…

— Да, у нее через плечо был перекинут розовый костюм, — вмешался Сейелл. Она шла по улице совершенно голая, перекинув костюм через плечо.

— Ну, почти так, — с облегчением вздохнул Томми, довольный тем, что его, наконец, хоть отчасти поняли.

Высокий, худой парень из бухгалтеров, который всегда старался довести счет до сотых долей пенни, сказал:

— На ней было прозрачное платье, Томми? Может быть, что-нибудь кружевное?

— Нет, это был обычный розовый костюм, но временами он исчезал. Я имею в… — Он запнулся, а вся компания начала хихикать и перемигиваться.

Я тоже видел эту девушку. И мне показалось на один короткий миг, когда она повернулась и посмотрела через улицу, что, помимо розовой юбки, на ней ничего нет. Это произвело на меня такое впечатление, что я чуть не подавился бифштексом.

Этим жарким летом я всякое повидал. Даже у нас в Шатли понятие допустимых границ приличия заметно сдвинулось, и я бы глазом не моргнул, если бы на девушке оказалось бикини. Даже полицейским разрешалось ходить в шортах, а иногда этим и исчерпывалась их форма.

Сняла девушка блузку — ну и Бог с ней, хотя я, конечно, не стал бы стыдливо отводить взгляд. Но весь фокус заключался в том, что верх ее платья исчез у меня на глазах, как при комбинированных съемках в кино.

— Вот он есть, а вот его нет, — жестикулировал Сейелл, надеясь вызвать новый взрыв смеха.

— Я ее и в самом деле видел, мистер Матерс, — настаивал на своем Томми.

— Конечно, видел, Томми.

Я направился в свой кабинет, закрыл за собой дверь, немного подумал, а потом, пожав плечами, принялся за работу.

Отделение Пожарного и Общего Страхования в Шатли являлось заведением в своем роде уникальным. И не потому, что в консервативном Шатли больше не было страховых обществ — они существовали, и во множестве. Удивительным было то, что их всерьез никто не принимал.

Получилось это исключительно благодаря хитрости и коварству некоего Амоса Харди, старого мошенника, который умер в 1913 году в возрасте 108 лет. Будучи еще совсем молодым человеком, он основал свою страховую компанию — тогда у него не было ни капитала, ни связей, и, как говорят, в те годы страховой бизнес считался куда более рискованным делом, чем сейчас. Зато к концу жизни старый пират диктовал городу свои законы — сам он при этом исполнял их ровно настолько, насколько считал это для себя удобным.

Старина Амос так крепко взял дело в свои руки, что к тому времени, когда он умер, никто на долгие мили вокруг даже не подозревал о существовании других страховых компаний. Конкуренты складывали оружие после тщетных попыток заполучить в Шатли хоть одного клиента. Теперь наша страховая контора была размером с хорошую фабрику.

Одна из работающих у меня девушек должна была сходить в банк, и я передал ей записочку для Джила Карсвелла, который работал в местном отделении банка Мидленда. Я оповещал приятеля, что мистер Муллинер приедет в Шатли на следующий день.

Как только девушка вышла из комнаты, зазвонил телефон.

— Это Шейла, — раздался в трубке резкий голос.

— Да, дорогая?

— Дина заперлась в своей комнате. Я не смог сразу понять, в чем проблема, но то, что назревал кризис, не вызывало сомнения.

— Что случилось? — спросил я.

— Как ты мог забыть, Вэл? Пришел электрик, мистер Джером. Он должен попасть в комнату Дины.

— Ну тогда скажи, чтобы она вышла. Шейла только вздохнула.

— Прием заявок на самое глупое заявление месяца прекращен. Ты вне конкуренции.

— Да, я понимаю, что ты ей уже говорила. Скажи еще раз. Заставь ее выйти.

— Сломать дверь?

Я тоже Начал терять терпение.

— Если другого выхода нет.

— Большую тяжелую тиковую дверь? Своими хрупкими руками? Вряд ли у меня это получится, Вэл. Видимо, это придется делать мистеру Джерому. А потом…

— Да-да, я знаю. — А потом по всему городу начнутся пересуды о том, что с Диной Матерс не все в порядке, и что она запирается на ключ, и что приходится взламывать двери. — О чем она говорит, когда ты просишь ее выйти? — со вздохом спросил я.

— Она говорит, — ровным голосом ответила Шейла, — что боится фей.

— Чего?

— Ты слышал. Вчера вечером она видела в нашем саду фей. Поэтому она и не выходит из комнаты. Может быть, это и добрые феи, но она не хочет рисковать.

Я не стал продлевать дискуссию.

— Ладно, — буркнул я, — сейчас приеду.

Отношения у нас с Шейлой были ничуть не хуже, чем у множества других супружеских пар. Но мы могли бы жить намного лучше — Шейла определенно так думала, — если бы не Дина.

Дина — моя младшая сестренка, хрупкая, хорошенькая семнадцатилетняя девушка, веселая и доброжелательная со всеми, кроме Шейлы.