Том 6. Лорд Эмсворт и другие - Пэлем Вудхауз

— Что ж, — сказала она наконец, — я тебе верю.

— Вот это разговор!

— Но ты помни, если что…

— Да я!..

— … если что…

— Да я же!

— Ну, хорошо.

— Банзай! — закричал Хьюго, словно укротил раненую тигрицу.

Бландингский замок дремал в сумерках. Обитатели его занимались кто чем. Кларенс, девятый граф Эмсвортский, поминутно оглядываясь, ушел от Императрицы и принялся за «Свиней Британии». Галахад, записав эпизод с фальшивой челюстью, перечитывал сегодняшнюю порцию, и она ему нравилась. Бидж вклеивал в альбом его фотографию. Миллисент глядела в зеркало, о чем-то думая. Хьюго лениво отрабатывал бильярдные удары, размышляя о своей даме, а отчасти — и о том, что хорошо бы съездить в Лондон.

А на втором этаже, в своем будуаре, леди Констанс писала на листке бумаги:

«Дорогой мистер Бакстер!..»

Глава вторая

ПУТЬ ИСТИННОЙ ЛЮБВИ

Сияющий закат, умноживший красоты Бландинга, принес меньше радости тем, кого долг и дела держали в Лондоне. Мортимер Мейсон, старший партнер фирмы «Мейсон и Сэксби, театральная антреприза», полагал, что не помешал бы резкий исландский холод. Мало того, что он задыхался, как рыба на суше, — июльская жара губила самый театр. Только вчера, чтобы сократить расходы, он уволил часть хора и очень жалел хористок. Он был добр, когда-то участвовал в шоу и знал, что такое — остаться без работы в середине летнего сезона.

Кто-то постучался в дверь, и вошел свирепый сторож, охранявший контору.

— Ну, что там? — устало откликнулся Мортимер Мейсон.

— Вы примете мисс Браун, сэр?

— Какую мисс Браун? Сью?

— Да, сэр.

— Конечно. — Несмотря на жару, он просиял. — Она здесь?

— Да, сэр.

— Пускай войдет.

Мортимер Мейсон всегда любил эту Сью отеческой любовью — и просто так, и за приветливость, и за прилежание, но больше всего за то, что она была дочерью Долли Хендерсон. Не он один из старых лондонцев умилялся, вспоминая о Долли и добрых старых днях, когда у них еще была талия. Он вылез из кресла, но тут же шмякнулся в него, обиженно восклицая:

— Нельзя же быть такой свежей!

Упрек был заслужен. Когда плавится асфальт и тают антрепренеры, неловко походить на розу, окропленную росой. Сама по себе Сьюзен состояла из глаз и улыбки.

— Простите, папочка! — рассмеялась она, и он слабо застонал, ибо смех ее напомнил ему позвякивание льдинок в кружке пива. — А вы на меня не смотрите.

— Ладно, говори, зачем пришла. Замуж выходишь?

— Не сейчас, к сожалению.

— Разве твой типус не вернулся?

— Вернулся, как раз сегодня. Он ждет внизу. Хотите взглянуть?

— Надо спускаться вниз? — осторожно спросил Мейсон.

— Нет, можно из окна.

Мортимер Мейсон подошел к окну и увидел спортивную машину, а в ней — молодого человека, который, откинувшись на спинку, курил сигарету в длинном мундштуке и сурово поглядывал на местных мальчишек, как бы не поцарапали кузов.

— Ты его любишь? — спросил Мейсон.

— Ужасно.

— А кто он такой? Да, знаю, Фиш, но не в том дело. Деньги у него есть?

— Есть, только дядя не дает, лорд Эмсворт. Он опекун или что-то такое.

— Эмсворт? Знал, знал его брата. Давно это было. — Он крякнул. — Галли! Какой человек! Надо бы его найти, предложить одну штуку. Где он?

— Газеты пишут — там, в замке. Ронни едет туда сегодня вечером.

— Так скоро? Ай-яй-яй! — Он покачал головой. — Нехорошо.

Сью опять рассмеялась.

— Ты смотри! — продолжал он. — За ними глаз да глаз.

— Не беспокойтесь, папочка.

— Что ж, я тебя предупредил. Значит, Галли в Бландинге? Запомню. Да, а зачем я тебе понадобился?

Сью стала серьезной.

— Я хотела попросить об одной услуге.

— Давай, давай.

— Насчет этих девочек…

— Ну, что такое?

— Вы уволили Салли Филд.

— Да, и что?

— Ей очень трудно живется. Вы не могли бы уволить лучше меня?

Мортимер Мейсон забыл о жаре, хотя и хватал ртом воздух.

— Что?

— Уволить меня.

— Тебя?

— Да.

— Ты рехнулась!

— Нет, папочка, пожалуйста!

— Ты ее любишь?

— Не особенно. Я ее жалею.

— Ну и ладно.

— Папочка, у нее совсем нет денег!

— Ты мне нужна в этом шоу.

— Ах, Господи, какая разница!

— Такая. В тебе есть… — он пошевелил пальцами, — что-то эдакое. Как в матери. Ты знаешь, я был вторым jeun premier'om,[36] когда она только начинала…

— Да, вы говорили. Теперь из вас вышли бы сразу два. Ну как, уволите?

Мортимер Мейсон подумал.

— Что с тобой поделаешь! — сказал он в конце концов. — Не уволю, уйдешь сама. Я тебя знаю. Ты удалая девица, Сью. И мать была такой. А как ты будешь жить? Помочь тебе? Я бы побегал, поспрашивал.

— Куда вам, папочка! Вот если бы вы вставали в шесть часов и делали гимнастику…

— Молчи, а то прибью!

— Ну, хорошо. Спасибо вам, не надо. У вас хватает забот. Я справлюсь. Главное — Салли, вы ее спасли.

— Зачем ее спасать, она с ритма сбивается!

— Все равно, дело сделано. Пока.

— Не убегай, а?

— Надо. Ронни ждет. Поедем куда-то пить чай. Кажется, на реку. Только подумайте — деревья, вода…

— Дал бы тебе линейкой, — сказал Мейсон. — Но я ведь и сам вылезу из этой турецкой бани. Еду в Блэкпул. Вода, песок…

— … и вы с совочком. Пришлите мне фотографию! Ну, бегу, Ронни там запечется.

Запекаться, да еще ждать девушку, которую ты не видел полтора месяца, не так уж приятно, и молодой человек ярко-розового цвета вышел из машины, чтобы постоять хотя бы в относительной тени. Стоял он у входа, под козырьком, читал афиши, печально думая о том, что сегодня едет в Бландинг.

Привратник Мак вылез из своего логова, дыша тем предчувствием радости, которое испытывают верблюды, завидевшие оазис, и театральные швейцары, которые скоро смогут заглянуть за угол, в пивную. Чувством своим он поделился с Ронни.

— Уже скоро, мистер Фиш.

— Э?

— Скоро, говорю.

— А!..

Заметив мрачность собеседника, добрый Мак угадал причину.

— Жарко-то как, мистер Фиш!

— Э?

— Как услышал, так и сказал: «Ну, жуть!»

— О чем?

— Да о вашем кабачке. Это же надо! Прогорели.

— А… — коротко откликнулся Ронни.

У Мака было много хороших свойств, но не деликатность. Он подбадривал бы Наполеона беседой о зимнем спорте в Москве.

— Как вы это затеяли, я и сказал: «Два месяца, не меньше». А тут — полтора!..

— Семь недель.

— Ну, семь. Я пожарному сказал: «Это тебе не кот начхал, тут мозги нужны». А уж у вас с мистером Кармоди… Вы его не видели?

— Нет. Я был в Биаррице, он — в Шропшире. У моего дяди секретарем.

— А я вот его видал, — сообщил Мак.

Авангард труппы вышел из дверей — жаждущие флейты, две-три скрипки и сердитый гобой. Гобои в неволе дичают.

— Да уж, я его навидался. Все к нам ходил, к мисс Браун. Большие друзья.

— О? — сказал Ронни.

— Как их увижу, так и смеюсь.

— Почему?

— Он-то во-о-он какой, а она — одно слово, фитюлька. Оно всегда так. Вот я — шесть футов, а супруга — чистый кролик. Живем хорошо.

— А! — снова сказал Ронни.

— Цветы-то ваши пришли.

— Э?

— Ну, цветы для мисс Браун. — Мак ткнул пальцем в сторону полки, где стоял большой букет. — Я еще не передал.

Букет был красивый, но Ронни он не понравился. Щеки его стали еще розовей, глаза — остекленели.

— Дайте-ка их мне, Мак, — выговорил он.

— Нате, сэр. Прямо жених! Нет, прямо…

Мысль эта посетила и Ронни. Мимо прошли две девушки, они хихикнули.

— Когда мисс Браун выйдет, скажите, что я — в машине.

— Хорошо, сэр. Скоро нас навестите?

— Вряд ли. Еду в Шропшир.

— Надолго?

— Да.

— Жалко, сэр. Ну, доброго вам пути. Спасибо.

Вцепившись в букет, Ронни подошел к машине. К цветам была привязана карточка. Он прочитал и швырнул цветы на сиденье.

Девушки шли теперь стайками, и Ронни понять не мог, почему в газетах пишут о «красотках из шоу». Наконец появилась та, из-за которой сердце его запрыгало; когда же она побежала к нему — чуть не выскочило изо рта.

— Ронни, миленький!

— Сью!

— Прости, что задержала!

Ронни забыл все, даже то, что ей шлет букеты какой-то мерзавец по имени П. Фробишер Пилбем.

— Понимаешь, заходила к мистеру Мейсону.

— Зачем?

Ронни видел много фильмов и знал, каковы антрепренеры.

— Так, по делу.

— Он тебя звал в ресторан?

— Нет. Он меня уволил.

— Тебя?

— Да, я безработная, — весело сказала Сью.

— Я ему сверну шею!

— Не надо, он не виноват. — Она увидела цветы и радостно взвизгнула: — Это мне?