Дочь палача - Оливер Пётч

— Дьявол тоже косолапый! — прошипел Йозеф.

— Не выдумывай, — проворчал Куизль. — След косолапого даже ты узнал бы. Нет, он хромал. Возможно, его ранили на войне, и пуля застряла в ноге. Ее потом вытащили, а вот нога так и осталась онемелой.

Симон кивнул. В бытность свою сыном полевого хирурга он успел насмотреться на подобные операции. Отец ковырялся в ранах длинными тонкими щипцами до тех пор, пока не вытаскивал свинцовую пулю. Потом раны часто начинали гноиться или наступала гангрена, и солдаты умирали. Иногда все складывалось благополучно, и человек возвращался в строй — только лишь затем, чтобы в следующий раз лежать перед ними с простреленным животом.

Палач указал на кучу мокрой глины.

— Для чего она здесь? — спросил он.

— Мы ей обмазываем стены и пол, — ответил плотник. — Глину взяли из ямы у кирпичной мастерской за Кожевенной улицей.

— Этот участок принадлежит церкви, так? — спросил в свою очередь Симон.

Йозеф кивнул.

— Старый Шреефогль, этот чудак, завещал его церкви, в прошлом году, прямо перед смертью. И сынок его теперь оказался в глупом положении.

Симон вспомнил позавчерашний разговор с Якобом Шреефоглем. Тот рассказывал лекарю все в точности так же. Бихлер ухмыльнулся и что-то выковырял из зубов.

— Недурно он насолил Шреефоглю-младшему, — сказал он.

— Откуда тебе это известно? — спросил Симон.

— Я работал раньше на старика, на гончарной фабрике. Они там чуть ли не в волосы друг другу вцепились. Затем старик заявил, что отдаст эту землю церкви, чтобы здесь построили больницу, и что на небе это ему зачтется. А потом послал сына к черту.

— И что же сын?

— Ругался на чем свет стоит, тем более что хотел здесь еще один цех поставить. А теперь все церкви досталось.

Симон хотел еще что-то спросить, но его заставил обернуться жуткий треск. Это был палач. Он перескочил груду досок и теперь мчался по дороге к окраине леса. Там Симон разглядел еще одного, практически невидимого в тумане, человека. Тот, сгорбившись, убегал между деревьями в сторону берега.

Симон оставил растерянного плотника и бросился поперек площадки. Так он надеялся перерезать путь беглецу. Их разделяли считанные метры, когда они достигли леса. Справа до него донесся треск веток. Симона догонял палач, пыхтя и размахивая дубинкой.

— Беги за ним, а я обойду справа, чтобы не улизнул по полям, — прохрипел он. — А ближе к высокому обрыву мы его нагоним.

Вокруг замелькали толстые еловые стволы. Убегающего Симон уже не видел, но пока еще слышал. Впереди то и дело ломались ветки, топот шагов по усыпанной иглами земле быстро удалялся. Время от времени лекарю казалось, что он видит между деревьев неясный силуэт. Мужчина, или кто там был впереди, бежал сгорбившись и как-то… странно. Симон чувствовал, как дышать становилось все тяжелее, во рту появился металлический привкус. Он уже давно не бегал так долго и быстро — насколько ему припоминалось, с детства. Симон привык сидеть в комнате, читать книги и попивать кофе, а бегу никакого внимания не уделял. Не считая нескольких случаев, когда приходилось удирать от разгневанных папаш миленьких горожанок. Но и с тех пор прошло немало времени.

У человека впереди было преимущество против Симона, и хруст ветвей становился все тише. Справа до него неожиданно донесся треск. Это, должно быть, Куизль, словно вепрь, перескакивал через поваленные деревья.

Несколькими мгновениями позже Симон достиг дна долины. Перед ним круто вверх поднимался откос, а где-то за ним начинался берег реки. Вместо елей здесь росли низкие кустарники с переплетающимися ветвями, которые едва давали пройти. Симон попытался перескочить через них, но тут же отскочил с руганью. Не заметив, схватился за куст ежевики, и в ладонь впились мелкие шипы. Он прислушался, но слышал теперь только хруст веток позади, а потом увидел, как приближается палач. Куизль перескочил гнилое бревно, наконец остановился возле лекаря и спросил:

— Ну и?…

Он тоже задыхался после преследования, хотя и не так сильно, как лекарь. Симон покачал головой и согнулся пополам, в боку нещадно кололо.

— Думаю, мы его упустили, — прохрипел он.

— Проклятье, — выругался Куизль. — Я уверен, это один из тех, что разгромили стройку.

— Зачем же он тогда вернулся? — спросил Симон, до сих пор не отдышавшись.

Якоб пожал плечами.

— Может, хотел проверить, прекратилась ли стройка. Может, еще зачем-то. Может, просто хотел отыскать свой хороший табак… — Он ударил дубинкой по кривой ели. — В любом случае, он, должно быть, чертовски силен, если забрался туда. Не каждый с этим справится.

Лекарь тем временем уселся на поросшее мхом бревно и усердно выдергивал занозы из ладони. Вокруг его головы кружило бесчисленное множество комаров в поисках подходящего места, чтобы насытиться кровью.

— Отсюда вот он и пропал, — сказал он, яростно отмахиваясь от комаров.

Палач кивнул и прошел несколько шагов. Внезапно он остановился и показал на землю. Перед ним лежало выкорчеванное дерево, и земля на том месте, где прежде в нее вгрызались корни, была влажной и глинистой. Прямо посередине глубоко отпечатались подошвы сапог. Левый был менее четким и стертым возле каблука.

— Хромой, — прошептал Куизль. — Это точно один из тех солдат.

— Но зачем им было разрушать больницу? И как это все связано с убитыми детьми? — спросил Симон.

— Скоро мы это выясним, — пробормотал Якоб.

Взгляд его снова обратился к верхнему краю обрыва. На какой-то миг ему привиделась там человеческая фигура, но потом все опять заволокло туманом. Куизль достал из кармана мешочек с табаком и принялся на ходу набивать им трубку.

— У него, по крайней мере, неплохой вкус, у этого дьявола, — сказал он. — В этом его не попрекнешь, собаку эдакую.

Дьявол стоял на краю обрыва и, спрятавшись за буком, смотрел на две маленькие фигурки внизу. Рядом лежал большой валун. Возникла мысль столкнуть его вниз. Камень в падении зацепил бы другие, и лавина из обломков, щебня и ветвей скатилась бы с горы и погребла под собой тех двоих. Бледная костлявая рука потянулась к глыбе, но в этот миг один из преследователей, который покрупнее, неожиданно повернулся в его сторону. Какое-то мгновение дьявол смотрел ему в глаза. Видел ли и палач его самого? Он снова прижался к дереву и отказался от своего намерения. Этот человек был слишком силен и слишком ловок. Он бы услышал лавину и отскочил в сторону. Мелкий врачишка его не заботил. Сопляк, которому он при первой же возможности вспорет глотку в темном переулке. А вот палач…

Не следовало ему возвращаться туда. Не при свете дня. Ведь ясно было, что рано или поздно они решат и строительную площадку проверить. Но он потерял мешочек с табаком, который смог бы дать им зацепку. Кроме того, не давало покоя одно подозрение, поэтому он решил лично убедиться, что все в порядке. Вот только остальным знать об этом не обязательно. Они ждали, что дьявол придет и выдаст им жалованье. Если строители снова возьмутся за работу, они придут и снова все разгромят, таков был уговор. Но дьявол хитер, он сразу подумал, что за всем этим кроется нечто большее. Вот и вернулся. И очень злило, что в то же самое время явился это мелкий шпик с палачом. Но они его не догнали. Он просто попытается еще раз, но уже ночью.

Остальным он велел разыскивать девочку, но те повиновались крайне неохотно. Они пока еще слушались его, потому что боялись и привыкли к его командованию. Но возражали все чаще. Они не понимали, насколько важно было устранить детей. Расправились в самом начале с мальчишкой — и решили, будто остальные так сразу и наложат в штаны. Они не понимали, что дело следовало довести до конца. Под угрозой оказался весь договор, и на кону стояли их деньги! Эти грязные никчемные жабята думают, что им удалось от него сбежать. Шайка сорванцов, шумливых поросят, которым непременно нужно перерезать глотки, чтобы умолкли эти звуки в голове.

Пронзительный звон колоколов, плач женщин, высокий душераздирающий рев младенцев…

Глаза снова застил туман, и пришлось крепко ухватиться за ствол дерева, чтобы не скатиться по склону. Он прикусил губу, пока не почувствовал на языке кровь — только тогда разум прояснился. Первым долгом нужно устранить девчонку, потом сопляка, потом палача. С палачом будет труднее всего, это достойный противник. И затем он снова спустится к строительной площадке, убедится, что все в порядке. Он был уверен, что торгаш от него что-то скрывал. Но никто не может обмануть дьявола. А если кто-то попытается — дьявол умоется его кровью!

Он вдыхал запах земли и нежных цветов. Все хорошо. С улыбкой на губах он пошел вдоль края холма и вскоре скрылся в лесу.

Когда Симон и Якоб Куизль вернулись в Шонгау, все вокруг уже обсуждали появление таинственного человека. Йозеф Бихлер и другие рабочие побежали прямиком на рыночную площадь и каждому рассказывали о пришествии дьявола. Все переговаривались и шушукались по ларькам вокруг амбара, ремесленники из мастерских у площади побросали работу и собрались на площади. Над городом нависло напряжение. Симон чувствовал, что еще немного, и терпение горожан лопнет. Неосторожное слово, резкий окрик — и народ прорвется в тюрьму и собственноручно сожжет Штехлин.