Темные времена. Как речь, сказанная одним премьер-министром, смогла спасти миллионы жизней - Энтони МакКартен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это было не спасительное коммюнике, которого он так ждал. Рузвельт писал, что он конечно же, предельно внимательно рассмотрит все предложения, но любые действия по помощи союзникам потребуют времени[247].
Времени у Западной Европы уже не осталось. Военный кабинет постановил, что в сложившихся обстоятельствах следует объявить в Британии военное положение. Откладывать более было нельзя. Чемберлен предложил премьер-министру на следующий день выступить с обращением к нации[248].
В воскресенье 19 мая, утром, Клементина Черчилль вернулась со службы из церкви Святого Мартина в Полях в центре Лондона. Она ушла, когда священник начал читать пацифистскую проповедь. Уинстон сказал ей: «Ты должна была крикнуть „Позор!“ – ведь он осквернил дом Господень ложью!»[249] В такие времена нации был нужен не пацифизм. И сам Черчилль собирался призвать народ к совершенно иному. В тот же день после «тяжелейшей недели [Черчилль] вернулся в Чартвелл… чтобы немного побыть на свежем воздухе. Он кормил единственного оставшегося черного лебедя (остальных съели лисы)»[250]. Однако почти сразу же его вызвали обратно на Даунинг-стрит, 10. Военный кабинет собрался в половине пятого.
Франция все еще не перешла в контрнаступление. Германская армия стремительно продвигалась к побережью, и возник вопрос возможного отвода четырехсоттысячного британского экспедиционного корпуса от бельгийской границы к порту Дюнкерк. Такое предложение военных вызвало серьезные разногласия среди членов Кабинета. Уинстон считал, что если войска начнут отступление, то окажутся слишком уязвимы для бомбардировок и «серьезные потери станут лишь вопросом времени… Нам надо признать, что бельгийская армия полностью потеряна, но мы никак им не поможем, если пожертвуем армией собственной»[251].
Заседание военного кабинета закончилось. И в шесть вечера Черчилль наконец-то приступил к составлению речи. Он сидел в своем кабинете в Адмиралтействе, с ручкой в руке перед листом чистой бумаги. И снова перед ним встал важнейший вопрос: какие выбрать слова? В каком порядке их поставить? Какие струны затронуть, а каких лучше избегать? Перо и воображение ему не изменили, и через три часа он уже сидел перед микрофоном ВВС, а перед ним лежали исписанные страницы. Ему предстояло вновь вдохнуть силы в близкую к панике нацию.
Публика никогда не видит репетиций речей, иначе они превратились бы в фарс. Как пишет биограф Уильям Манчестер, «После сорока лет в Палате общин Черчилль инстинктивно качал головой слева направо [во время выступления]. На радио это делать было нельзя, поэтому Тайрон Гатри из „Олд Вик“ [лондонский театр] стоял за ним и крепко держал уши [Уинстона], пока тот говорил…»[252]
Держал уши? Представьте себе эту картину, а потом прочитайте речь Черчилля. Настенные часы в студии показали девять часов, зажглась зеленая лампочка, и Черчилль заговорил в микрофон: «В час суровых испытаний для нашей страны, для нашей империи, для наших союзников и, наконец, для всех, кому дорого дело мира, я впервые обращаюсь к вам как премьер-министр. Во Франции и Фландрии идут ожесточенные бои. Умело сочетая воздушные бомбардировки с ударами тяжелых танковых соединений, немцы смогли прорвать французскую оборону к северу от линии Мажино. Колонны тяжелой германской бронетехники устремились в образовавшуюся брешь и принялись опустошать оккупируемые территории, которые в первые несколько дней после прорыва оказались полностью беззащитны. Противник проник далеко вглубь страны, всюду сея страх и смятение. На помощь танкистам устремились грузовики с пехотой, а вслед за ними – и основные силы противника. Однако в последние несколько дней при мощной поддержке королевских ВВС французам удалось перегруппировать войска с целью остановки прорыва и нанесения удара по вклинившимся в их позиции вражеским соединениям.
Нас не должно пугать неожиданное появление бронетехники противника за линией фронта. Да, боевые машины немцев порой проникают за наши оборонительные рубежи, но и французы, со своей стороны, также на некоторых участках ведут активные боевые действия в тылу противника. При этом, разумеется, обе стороны подвергают себя крайней опасности. Однако если руководство французской армией и британскими соединениями будет осуществляться должным образом – а я надеюсь, что так оно и будет, – и если французы снова продемонстрируют свое умение быстро оправляться от неудач и переходить в контратаку, если британская армия в очередной раз подтвердит, что она может оказывать упорное сопротивление и отважно сражаться, тогда ситуация в одночасье изменится самым коренным образом.
Безусловно, глупо отрицать всю серьезность нынешнего положения. Но еще неразумнее предаваться отчаянию и опускать руки, полагая, что одна-единственная вылазка механизированных частей противника, какими бы грозными они ни казались, способна за несколько недель или месяцев привести к поражению отлично обученной и экипированной армии численностью около четырех миллионов человек. Мы уверены, что вскоре фронт во Франции стабилизируется и в бой вступят основные части всех войск, что позволит французским и британским солдатам сражаться с врагом на равных. Лично я готов поручиться за боеспособность французской армии и эффективность ее командования. До сих пор в военных действиях участвовала только небольшая часть ее подразделений, а вторжение противника пока наблюдалось лишь на очень небольшой территории страны. Есть некоторые основания полагать, что противник уже задействовал практически все свои специализированные и механизированные соединения, которые, как мы знаем, в боях понесли весьма существенные потери. Отныне я призываю каждого, кто вступает в борьбу с врагами, будь то офицер или солдат, бригада или дивизия, постараться сделать все, чтобы внести достойный вклад в наше общее дело, на каких бы рубежах вам ни пришлось сражаться. Нашим войскам пора перестать прятаться за бетонные линии укреплений и естественные преграды. Нынче самое время осознать, что вернуть боевое превосходство мы можем лишь одним способом – решительной и яростной атакой. И эта мысль должна глубоко укорениться в сознании не только высшего командования, но и каждого бойца.
В воздушных сражениях – часто в условиях значительного превосходства сил противника, превосходства, которое вплоть до настоящего времени считалось подавляющим, – на каждый наш сбитый самолет приходится по
