Сентиментальный душегуб - Наталья Александрова

Лида, как это услышала, глаза выпучила, воздух ртом хватает, а сказать ничего не может. И – упала без сознания. Еле ее реаниматоры откачали, но частичный паралич правой стороны остался, речь стала какая-то неразборчивая, неуверенная, не всякий ее теперь поймет.

Аделаида ее в больнице посетила, совести хватило – яблок принесла полуживому человеку. Лида тогда еще совсем плоха была, сказать ничего не могла, только рукой левой машет – пошла, мол, вон. А Адочка делает вид, что не понимает, и всячески демонстрирует окружающим «добрую самаритянку» у одра больной подруги. Это чтобы знакомые ничего не заподозрили, как будто уже весь город эту историю не знал!

Платочком Лиде лоб отерла, а потом, выйдя из палаты, платочек этот в урну и выбросила. Вот, Володя, какие формы в наших условиях принимает конкурентная борьба.

– Ну и сволочь! – плюнул в сердцах Пятаков.

– Володечка, все же она умерла…

– А сами-то!..

– Я – старый сплетник, меня хлебом не корми, только дай о ближнем гадость какую сказать.

– Уважаю самокритику! Кстати, скажите мне, милейший Максим Максимович, у вас тоже с покойной Адочкой были какие-то таможенные дела? Так сказать, пиковый интерес в казенном доме?

Глаза коллекционера забегали, он сделал шаг назад и чуть в сторону, будто приготовился спасаться бегством.

– Что вы, дорогой, что вы! Никаких криминальных дел у меня с покойницей не было, кто вам такое сказал?

– Нашлись доброжелатели. Слухами, что называется, земля полнится.

Коллекционер посмотрел на часы:

– Простите, Володя, у меня через полчаса встреча, очень важная. Рад был увидеться, – с этими словами Максим Максимович поспешно ретировался.

Пятаков задумчиво посмотрел ему вслед. Почему он так запаниковал при упоминании таможенных дел? Боится попасть в поле зрения следствия, если станет известно, что покойная Аделаида подвела его с таможней? Аделаида таки его подвела, судя по тому, что Пятаков подслушал на инсталляции. Не так, конечно, как бедную Лиду, но подгадить сумела. Усмотрит ли Громова в этом мотив для убийства? Конечно, Максим Максимович человек пожилой, но если присмотреться к его нескладной фигуре, в ней чувствуется сила, а в круглых глазках вспыхивают энергия и решимость. Пятаков вспомнил крепкое рукопожатие коллекционера и зябко вздрогнул, представив его «с бритвою в руке». Начинаешь подозревать каждого, и любая версия кажется правдоподобной.

Но чушь какая, он ведь точно знает, что не Максим Максимович договаривался с Глебом о покупке Духовидова – Глебу и в голову бы не пришло предложить такую халтуру настоящему знатоку да еще за бешеные деньги…

Владимир Иванович огляделся. Галерея была пустынна, секретарша Марина болтала в углу с консультантом. В дальнем конце Вера Сергеевна вытирала пыль. Пятаков подошел поздороваться.

– Как вам здесь теперь работается?

– Уж и не знаю, надолго ли. Как бы не закрыли галерею. Двоих зарезали, страх какой!

– Что теперь будет, не знаете?

– Не знаю, приезжали какие-то на джипе, – Вера Сергеевна понизила голос, – деньги забрали и бумаги. Говорят, разберемся.

– Кто такие, из полиции?

– Да нет, от владельца люди.

– А что, Аделаида разве не хозяйка была?

– Наполовину, или как там еще, не знаю я. Велели ничего не трогать и ждать.

– Вера Сергеевна, а в тот день, когда Глеба убили, вы тут были?

– А куда же я денусь! Я привыкла, коли мне деньги платят, так надо работать. Даром денег никогда не брала и не буду. Да мне, правду сказать, никогда и не предлагали.

– А вы не помните – все время кто-нибудь в зале был? Не было такого, чтобы все разбежались, галерею без присмотра оставили?

– Нет, такого не припомню. Двери входные тогда закрыты были, девочки обедать по очереди ходят. Но я все больше в подсобке или в кладовых убирала, так что если и было что – я бы не заметила.

– Ну ладно, Вера Сергеевна, пойду я.

– До свидания, Володенька.

Когда Пятаков уже скрылся за дверью галереи, Вера Сергеевна вспомнила вдруг кое-что, о чем нужно было ему рассказать. Она окликнула Владимира Ивановича, но он не услышал и не вернулся.

– Ладно, – пробормотала она, – потом расскажу, как увидимся.

Я шла с работы, вернее, тащилась еле-еле с двумя тяжеленными сумками, и тут меня сердечно приветствовал Ромуальд. На другом конце поводка Ромуальд чинно вел Нину Ивановну, как видно, он понимал, что старушке за ним не угнаться, и вел себя вполне прилично.

Я с радостью поставила сумки прямо на снег и остановилась поболтать. Нина Ивановна была очень расстроена, хотя и бодрилась.

– Что случилось? С Володей что-нибудь?

– Случилось, – Нина Ивановна посмотрела на меня даже как будто неприязненно, но потом махнула рукой:

– Маргарита звонила.

– И что? – осторожно спросила я. – Что-то плохое?

– Все хорошо, – вздохнула Нина Ивановна, – просто замечательно, только они разводятся.

– Кто? – тупо спросила я.

– А ты не знаешь? Володя с дочерью моей, Маргаритой.

– Так они же и так… – изумилась я, – уже два года как.

– А теперь он звонил ей и сказал, что разводится, – всхлипнула Нина Ивановна, – и главное, ей, говорит, не говори, мне то есть.

– А она сразу вам и сообщила? – догадалась я. – Год не звонила, а теперь сразу так и сообщила?

– Ну да, звонит и говорит, что, мол, там происходит, кто, говорит, у него появился, что за баба?

– А ей какое дело?

– Я так же говорю! – обрадовалась Нина Ивановна. – Тебе, говорю, можно, а ему нельзя? Наташенька, ну почему же вы мне-то не сказали? Неужели же я не понимаю, мужчина он молодой, сорок с небольшим, ясно, одному жить плохо, да только я же мешать не буду!

– Нина Ивановна, ей-богу, ничего про это не знаю! – воскликнула я. – Да у нас с ним ничего серьезного! Ромуальд, подтверди.

Ромуальд посмотрел на меня укоризненно и промолчал.

– Нина Ивановна, не расстраивайтесь, вызовите его сюда и поговорите откровенно, он вам все расскажет, а потом попросите ко мне зайти, хочу знать, как у него дела с полицией, разъяснилось ли.

– Только ты уж меня не выдавай, что я тебе проболталась, а то неудобно как-то.

Я уже думала, что Володя не придет, когда в десятом часу раздался звонок в дверь. Вид у него был не очень хороший: бледный, щеки ввалились, глаза воспаленные. Мне стало его жалко – сразу видно, у человека неприятности. На цыпочках мы проскочили в комнату, потому что Лизавета укачивала ребенка, он что-то капризничал.

– Я хочу написать твой портрет, – вдруг сказал он.

– Прямо сейчас? – я рассмеялась. – Расскажи лучше, как у тебя дела.

– Неохота о неприятном.

– А все же?

Уступая, он рассказал, и я просто ужаснулась, ведь это уже не неприятности, это полный крах! А он сидит и покорно ждет, когда эта зараза Громова его арестует и посадит в камеру к уголовникам!

Видя, как я переживаю, он оживился и даже сделал попытку меня поцеловать, но я нервничала, что припрется зять смотреть телевизор – с него станется! Поэтому Володя посидел немножко и ушел, а я долго думала, верю я ему или не верю. И поняла, что верю, что в полиции все идиоты и гады и что если я ему не помогу, то его посадят. Раз он говорит, что слышал по телефону, как кто-то приходил, значит, так и есть, просто эти в галерее скрывают, мало ли по какому поводу. С полицией вообще никто откровенничать не будет. Чем меньше с ними общаешься, тем спокойнее! Поэтому назавтра с утра пораньше я позвонила Нине Ивановне, она сказала, что с Володей они все обсудили и помирились, что я была права, он просто не хотел раньше времени ее волновать. По ее намекам я также поняла, что говорили они и обо мне, но не стала расспрашивать – сейчас не до этого.

– Нина Ивановна, дорогая, придумайте мне какое-нибудь поручение к Вере Сергеевне, чтобы мне к ней зайти вроде как по делу! Это очень важно для Володи!

Нина Ивановна подумала немного и сказала, что Вера Сергеевна давно ей обещала дать почитать два романа Сидни Шелдона, она у соседки взяла, да все никак не соберется привезти. Предлог был достаточно натянутый, но я согласилась.

Днем, отпросившись с работы, я забежала в галерею. Романы были толстенные, так что, видя, как я изменилась в лице, представив, что потащу их в метро в час пик, Вера Сергеевна предложила мне кофе. Мы сидели у нее в подсобке, и я потихоньку начала спрашивать.

– Что у вас тут творится?

– Хозяин объявился новый, китаец какой-то. Богатый, говорят, страшно! Вначале-то галерея была Аделаидина, но дела плохо шли, она, оказывается, часть заложила, никто и не знал. Вот теперь китаец порядок наведет, у него не побалуешь и воровать не будешь, как Глеб покойный. – Вера Сергеевна вздохнула. – Слышала я как-то, как они с Аделаидой ругались. Персонал-то Аделаида в строгости держала, только Витьке-охраннику все позволяла…