Блондинки в шоколаде, или Психология Барби - Ирина Биркитт

– Бэби, все поправимо, я уже пришел. А вы тут что?

– Мы тут празднуем мой день рождения, – ответила Машка уже более миролюбиво.

– Это знак, – оживился парень, —

я тут праздную тоже, но только не день рождения, а удачную сделку. Мой партнер… – парень начал сыпать громкими именами.

Машка с лицом сфинкса слушала его длинный монолог, финалом которого стало предложение подарить ей остров и туманные обещания несметных сокровищ.

– Я похожа на Санчо Пансу?

– А при чем тут он? – не понял парень.

– А при том… Кстати, как тебя зовут? – пьяная Машка тщательно выговаривала слова.

– Эдуард…

– Эдуард, – Машка подняла вверх указательный палец, – это Санчо Панса хотел стать губернатором острова, а я, Эдуард, я… – Она потянулась за сигаретой и опрокинула стакан на пол.

Официант убирал осколки, и Машка ждала, пока тот уйдет, чтобы продолжить. В кожаной куртке Эдуарда что-то крякнуло, и раздался громкий недовольный голос: «Эдик, ёб твою мать! Шеф уезжает! Где ты шляешься?» Эдика подбросила невидимая сила, и он судорожно извлек на свет небольшую рацию:

– Сейчас буду. – Он хотел что-то сказать Машке, но та лишь милостиво бросила:

– Иди уже, пришлепок. – И добавила, глядя вслед удаляющемуся Эдику: – Как же любят мужики нарастить себе лишние сантиметры! Устала я от всего этого, – Машинская тяжко вздохнула. – Как там было? В Москву, сестра, в Москву?!

Через час мы въезжали в город красного неба…

24

Звонить или не звонить? Не звонить или звонить? Всего два варианта, а выбрать я никак не могла. Задача усложнялась тем, что мобильного у Миши не было, а обращаться к Акачану или Трою не хотелось. Особенно к последнему. Ситуация казалась мне чрезвычайно глупой.

До офиса я добралась только к обеду. Сотрудники, видимо, все поняли и с обычными понедельничными вопросами не приставали. Осознав полную бесполезность своего пребывания на рабочем месте, я решила съездить к Кате в клинику, куда ее положили на сохранение.

Надо было попасть на Ленинградку. Частники, словно сговорившись, отказывались туда ехать. Около меня притормозил очередной «жигуленок». Парень, как водится, денег хотел, но дороги не знал. Ехать все-таки лучше, чем стоять, поэтому я села на заднее сиденье.

– А почему вы назад сэл? – поинтересовался водитель.

– По статистике, при авариях чаще выживают те, кто сидит сзади, – сказала я.

Парень нервно оглянулся и немного сбросил скорость. На Каменном мосту мы попали в пробку. Водитель выдержал в молчании минут тридцать и начал говорить. Ох уж эти московские пробки, в его деревне в Азербайджане такого не бывает. А какие там живут люди! Они гораздо добрее москвичей. А вот перебираясь в Москву, многие земляки становятся злыми, жадными и эгоистичными. Когда он узнал, что я бывала в Баку у подруги Нармины, стал со мной разговаривать почти как с родственницей. В Москву его переманил брат, у которого тут ремонтная бригада. Дома остались старенькая мама и незамужняя сестра. Они собираются торговать фруктами, но на рынках много мафии.

– Вот хурма, знаешь? Знаешь, какой сложный доставка? В районе собрать, в Бачи в аэропорт привезти, там таможня денег дать, тут таможня надо дать. Если мафия на базар пустит, тоже дать. В пять утра на базар приехать, положить красиво. А люди потом спрашивают, почему фрукта дорогой. Да он золотой выходит…

Мне стало отчего-то стыдно, что я люблю хурму. Я даже не представляла, какой тернистый путь проделывает этот рыжий плод, прежде чем попасть в мой холодильник.

Слушая эту болтовню, я пригрелась и даже не заметила, как пошел первый снег. В детстве первый снег был для меня праздником, и было очень обидно, если он выпадал ночью. Ничто не могло поколебать мою уверенность в том, что первый снег – событие публичное и люди должны смотреть на него и радоваться. Поэтому годы, когда первый снег выпадал днем, я считала правильными, а ночью – неправильными. Господь меня, дурочку, чаще жалел, и я была ему за это благодарна. Белые хлопья мягко падали на землю, машины и деревья.

У зимы были явные претензии к осени.

К Кате в больницу я приехала в замечательном настроении, которое не могла испортить даже больничная обстановка. Больница, пусть и дорогая, всегда остается больницей. Катя лежала в палате с еще одной будущей мамочкой.

– Спасибо, что заглянула, – сказала Катя, – это моя соседка Рада. Настоящая цыганская баронесса.

– Да ладно тебе. – Рада явно была смущена.

Я с любопытством посмотрела на Раду – цыганские баронессы мне не каждый день встречаются: худенькая, маленькая, с удивительно белой кожей. Нет, она однозначно не была похожа на цыганку. Точеные черты лица, удивительно длинные ресницы, обрамляющие светло-ореховые глаза. Неправдоподобно красивая. Катя между тем вводила меня в курс местных порядков:

– Нам вставать нельзя вообще, смеяться запретили, даже чихать разрешили только по определенной технологии. Мы же на это чихать хотели и почти сутками смеемся и болтаем. Да! Если ты хочешь кушать, то у нас целый холодильник всякой всячины, половину из которой нам нельзя есть.

Я открыла холодильник скорее в поисках воды, чем съестного. Первое, что я увидела, – была хурма.

– Там хурма есть – нам ее особенно нельзя, так что бери. Кстати, по-польски хурму называют «каки». Забавно, правда?

– Да, забавно, а главное – аппетитно. – Хурмы почему-то не хотелось. Мы поговорили о работе. Я рассказала о Машкином дне рождения. Повеселила девушек историей про Эдика.

В палату зашел мужчина. Шикарный костюм сидел на его далеко не идеальном теле просто потрясающе. Мужчина излучал величественность. Длинные седые волосы мягко вились, а глаза были такого же цвета, как у Рады. Никаких «эй, ромалы!», золотых зубов и медведя на веревочке…

Отец Рады пробыл буквально пару минут и вышел. Но за эти минуты стало понятно, что он большой весельчак и очень любит дочь.

– Приезжает три раза в день, – прокомментировала Рада, когда отец ушел, – носится со мной так, что даже мама ревнует. Она говорит, что за три беременности он спросил ее о самочувствии два раза. А он отшучивается, что жен может быть пятнадцать штук, а дочка у него одна. Даже невестками он так не интересовался.

Возвращаясь домой, я позвонила родителям. Трубку поднял папа. Я поболтала с ним и сказала, что очень-очень его люблю.

В тишине квартиры было что-то успокаивающее. На кухне я, закурив, с наслаждением затянулась.

На сегодняшний день у меня имелось: любимая работа, счастливая в браке партнерша по бизнесу, подруга – сгусток безумной энергии и инфантильный Миша. Я посмотрела на мирно спящего в корзинке Кота и вспомнила Наташу. Ну что ж! И хваленая кошачья интуиция дает сбои. Работа работалась, Катя была в порядке (сегодня проверила), а вот на Машку я была немного обижена. Могла бы и поутешать меня по поводу окончания романа. И Миша…

Что бы я ни говорила подругам, как бы ни высмеивала мужчин, в душе я всегда была какая-то даже слишком романтичная, только в Москве это непозволительная роскошь. Не сомневаюсь, что, если бы кому-нибудь пришло в голову провести олимпийские романтические игры, все «золото» досталось бы мне.

Моя натура требовала решительных действий от мужчины. Отговорки не принимались. Рыцарь должен быть рыцарем, а дама – дамой. Феминизм не в счет. Когда его придумывали, меня не спросили. Я ни за что бы не полезла в горящую избу и всегда за километр обходила лошадей.

25

…Паровозик под названием «Белка» неуверенно катился по пустынному городу. Топлива оставалось мало, и белая крыса-машинист недоумевала, куда подевалась в расписании станция «Романтика». Зверек в униформе водил розовыми лапками по бумажке со списком станций. Кинув в топку последнюю надежду, кочегар дал два гудка. Что за бред?..

Я сидела на кровати и терла глаза. На улице была глухая ночь. Что же меня разбудило? Раздался звонок в дверь. Мне стало страшно. Кто бы мог прийти в полчетвертого ночи? Знакомые бы позвонили на мобильный, значит, сумасшедшие соседи или… кто? Мелькнула шальная мысль – а может, бывший приперся? Любопытство одержало верх, и я пошла к двери. Не включая в коридоре свет, заглянула в глазок. Не успела я рассмотреть стоящего за дверью, как звонок повторился. От неожиданного звука я вскрикнула.

– Я тебя слышал – открывай дверь! – раздался нетрезвый мужской голос – голос Миши.

И я открыла…

– Ну вот, теперь он твой с потрохами! – констатировала Машинская, глядя в монитор своего ноутбука.

– Маша, ты не понимаешь! – Я мерила ее кабинет маленькими шажками. – Все было не так, как я представляла!

– Ты о чем? – Машка явно не собиралась отрываться от монитора, чтобы меня выслушать.

– Обо всем!!! Да, я переезжаю к нему жить, но где же романтика?

– Одни ерши и консервные банки… да, ловить нечего, – задумчиво произнесла Машка, глядя в одну точку.