Простая смертная #2 (СИ) - Оленева Екатерина Александровна

Атайрон продолжал давить на рыжеволосую Грасьон тяжёлым взглядом. Она скукожилась, опустила голову и тихо, словно побитая собачонка, заскулила высоким голосом. Мне ужасно хотелось зажать уши руками и крикнуть: «Прекратите!». Но, как и все участники сцены, я тоже застыла безмолвным изваянием в ожидании дальнейших реплик.

Атайрон медленно, будто каменный командор, подошёл ко мне и протянул мне руку. Что оставалось? Я вложила ладонь в его пальцы.

Рыдания усилились.

– Перед тобой, девица Грасьон, королева-мать и наша владычица. Ей решать, бросить ли тебя в темницу, на съедение крысам, прогнать из дворца прочь или приказать стражникам обезглавить тебя здесь и сейчас на месте. Прикажи немедленно вызвать палача и через пять минут эта буйная бестолковая голова украсит частокол во Дворе Ночи.

Плач прекратился. Девушка сидела на коленях, не поднимая на меня глаз. Страх и ненависть окутали её стройную фигурку, словно облаком, страх и ненависть стекали и искрились вместе с шёлком рыжих буйных кудрей.

Безопаснее было бы раз и навсегда отсечь эту буйную голову. Безопаснее и разумнее, но…

Вот честно, если бы рядом не стоял Атайрон, я бы велела отрубить дерзкой девчонке голову. Не потому, что кровь соперницы меня бы порадовала – не порадовала бы нисколько. И не обида или оскорблённое достоинство стало бы причиной такого решения – страх.

Я чувствовала дикую змеиную ненависть, исходящую от этой девицы. И ни тени раскаяния. Поменяйся мы местами, мне было бы не жить больше получаса. Жейсси бы, не моргнув глазом, приговорила меня к смертной казни. Я же не могла сейчас поступить иначе, чем обещала. Хотя не исключено, что в будущем мне это не отольётся.

– Я хочу, чтобы она покинула дворец. Нет, больше – столицу. Возвращайте на земли вашего отца, сударыня, и никогда не возвращайтесь.

– Да, госпожа.

– Уведите, – бросила я сквозь зубы страже. – Пусть проследят, чтобы ещё до заката солнца и духа её тут не было.

Стражники увели безвольную, как кукла, Жейсси Грасьон. Мы остались втроём – я, Атайрона и любезная Хатериман.

Атайрон оказался между нами, предлагая каждой опереться на его руку.

– Мы опечалены, что всё так получилось, – проговорила Хатериман. – Никто не мог предположить, что девушка окажется столь безумной, чтобы поднять на вас руку, Анжелика Ванхелия.

Колючие слова вертелись у меня на языке, но, прежде, чем я дала им волю, Атайрон произнёс:

– От всей души хотелось бы верить вашим словам, матушка, но я не верю в совпадения, – с жёсткой иронией произнёс Атайрон.

Хатериман напряглась, замедляя шаг. Остановившись, она в упор поглядела на сына непроглядно-чёрными глазами:

– Что ты хочешь этим сказать?

– Тем, что к чёрту прятки, игры в кошки-мышки и прочий политес. Никогда не видел смысла петлять там, где можно пройти прямой дорогой, дорогая моя родительница. И я прямо говорю, что, хоть нож был в руке Грасьон, не исключаю, что вложили его в ладонь ей вы.

Хатериман сделала глубокий вздох. Всё ещё тугая, несмотря на годы, грудь, поднялась мягкой волной.

– Нам не известно, что ты слышал, но мы представляем, как нас могли оболгать.

– Нет надобности клеветать на вас. Вот что я скажу вам обеим, дамы. Впереди у нас непростые времена – очень непростые. Король мал и слаб, наша власть шаткая, со всех сторон, как шакалы, подбираются враги. Я не потерплю склок и интриг внутри дома, внутри семьи. Ни одна из вас не должна ничего замышлять против другой. Та, что пойдёт на это, покинет дворец.

Хатериман медленно подняла подбородок и сузила глаза.

– Вы знаете меня, матушка. Воля моя неоспорима.

– Ты не в состоянии держать под контролем своих женщин, а виноваты мы, сын мой?

– Я сказал достаточно, – ледяным тоном отрезал Атайрон. – И если кто-то не сочтёт нужным меня услышать, я перейду от слов к действию.

Он развернулся к матери, глядя на неё в упор точно такими же, как у неё – её глазами.

– Вы не смеете больше и пальцем коснуться моей женщины, матушка. Я этого не потерплю.

– Ты забываешь, с кем говоришь?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Конечно, нет, – с деланной мягкостью проговорил Атайрон. – Не будь вы моей матерью, вы были бы уже в темнице. Но, учитывая, кто вы, я грожу вам не плахой, а ссылкой. Выступив против семьи, вы лишитесь семьи, мама. А Анжелика, нравится вам это или нет – часть нас. Смиритесь, примите и не смейте больше интриговать. Вы меня знаете: дважды предупреждать не стану. Всё сказанное в равной степени касается и вас, Анжелика.

Я возмущённо вскинула на него глаза. У меня и в мыслях не было подставлять Хатериман! Всё, чего я хотела – это покоя и мира.

– А сейчас, сударыни, прошу меня простить. Дела государственные ждут меня.

Он шёл по коридору и тёмный плащ, словно крылья, стелился за ним над белыми плитами. И сердце моё неровно билось, как у пятнадцатилетней девчонки, которая впервые влюбилась.

Но когда я обернулась на Хатериман, романтическое настроение вмиг улетучилось.

Она смотрела на меня глазами мёртвой змеи, в которой жива только неприязнь, если не сказать – ненависть.

– Ты настроила против меня моего сына. Надеюсь, ты довольна собой?

Это было несправедливо! Чёрт возьми, я не настраивала Атайрона против Хатериман.

– Я буду довольна, когда в нашем доме воцарится мир. Не понимаю, что этому мешает? Я пришла, я здесь – смиритесь с этим, я больше никуда не уйду. Но дворец достаточно велик, чтобы нам уместиться в нём вместе.

Я сделала шаг вперёд, юбки мои зашуршали, словно потревоженный ветром ворох сухих листьев:

– Я в последний раз прошу вас о милости и дружбе. Ваш сын мудр. Никому не нужна война между нами.

– Но каждого, кто пойдёт против тебя, ты уничтожишь?

Наши взгляды встретились. Её глаза горели как угли, насмешливо переливались алыми всполохами.

– Что, по-вашему, я хочу сделать? Лишить вас вашей власти? Отнять всё, что вы имеете? Я не хочу вас уничтожать!

– А чего же ты хочешь?

Я сделала ещё один шаг вперёд:

– Вы знаете, что у обоих ваших сыновей, каждого из которых я любила, ваши глаза, Хатериман? Вы воспитали в них то, что покоряло им людей. Вы сильная, умная, страстная… вы такая, какой я хочу быть. И если бы вы только позволили мне надеяться, что когда-нибудь вы посмотрите на меня если не с любовью, то без ненависти, я была бы счастлива. У нас одна боль в прошлом, одна надежда в будущем. Не можете меня полюбить? Что ж? Мне достаточно будет терпимости. Я нанесу удар только в том случае, если вы не оставите мне выбора. Ваше падение причинит боль тому, кто мне дорог, а мне не доставит радости. Вы станете той правой рукой, которую я отрублю только в том случае, если пойму, что иначе организму не выжить…

– Ты – отрубишь?..

– Отрублю. Не сомневайтесь. Вы каждый раз недооцениваете меня. Но мой тайное желание драться не против вас – драться с вами. Против того, что грядёт.

– Что же грядёт? – свела тонкие брови Хатериман.

– Я ещё не знаю. Но я его чувствую. И оно всё ближе.

Глава 14

В Цитадели климат резче, чем в Оруэлле, переменчивее и капризней. В один момент зной может смениться грозой и наоборот, часто дуют ветра с моря. Но всё же солнечных дней здесь больше. Приятно погожим деньком прогуляться в саду, полном душистых роз.

Огромные, чуть меньше человеческой головы, бутоны, которых на земле я никогда не видела, они какого только цвета не было: больше всего тёмно-алых. Кремовые, розовые, жёлтые, тёмно-синие и даже чёрные, на стеблях разной длины и плетущиеся, карабкающиеся вверх по аркам, прекрасные розы наполняли воздух сладким, даже приторным, ароматом. Но ветер, нагоняющий воздух с моря, не давал цветочным запахом устояться и утяжелиться.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Терраса сбегала прямо к песочному пляжу и блестящим, как чешуя форели, волнам. Море сегодня было спокойным, вода не пенилась и была столь чистой, что на расстояние полуметра можно было увидеть песчаное дно, кое-где перемешенное с калькой и пляшущих между ними рыбок. Милое, умиротворяющее зрелище.