Приключения маленького тракториста - Михаил Жестев

Он шел ночной дорогой, не чувствуя усталости после многих часов работы. Как неожиданно все обернулось! Он вернет свое имя! Он останавливался и громко кричал:

— Алешка, это ты?

«Ты!» — отвечало ему лесное эхо.

Он был счастлив. Он предупредит Шугая об опасности. И грозил Форсистову:

— Я тебе покажу золотую жилу!

Отверженный

Алешке удалось незаметно забраться на тормозную площадку товарного вагона, и через несколько часов он уже был в родной деревне. Задами он пробрался к дому Шугая и осторожно постучал в окно. В предрассветной темноте Шугай не сразу узнал Алешку. Алешка ждал, что Никита Иванович обрадуется, сразу проведет его в горницу, но тот даже не поздоровался с ним и встал в дверях, словно загораживая дорогу незваному гостю.

— Думаешь, ничего мне не известно про твои мошеннические дела? Все известно! Что натворил? По какой дороге пошел?

— Никита Иванович…

— Нет, ты скажи — верно это? — перебил тракторист. — Смошенничал?

— Верно…

— А теперь ко мне? Думаешь, я обороню, не дам в обиду? Нет, я мошенникам не защитник. Был ты честным парнем, — дружили. А на худую дорогу свернул — и дружбе конец. Не знаю, где ты и у кого прячешься, только один мой тебе совет: ступай и заяви о себе в милицию! Вот пришел такой-сякой Алешка Левшин!

И не успел Алешка объяснить, зачем пришел, как Шугай уже скрылся в сенях.

Алешка побрел вдоль деревни. Выходит, не легко вернуть свое имя, — не признают тебя, Алешка. Никто ты теперь. И даже, когда хотел поступить честно, тебе не верят, с тобой говорить не хотят.

Не позвал к себе Шугай, не спросил: «Какая у тебя беда, Алешка?» А после этого хоть бы и в милицию.

Алешка не заметил, как очутился перед домом, в котором еще совсем недавно жил с бабушкой. Тот же палисадник, под окнами кусты сирени, старая рябина. И дом такой же, как прежде: с почерневшей от дождей драночной крышей и слегка покосившийся, словно слушает, что там говорят в соседнем дворе. И казалось странным, что он не может, как прежде, зайти в этот дом и что в этом доме не живет больше бабушка. Чужой Шугай, чужой дом, чужая деревня. Вот уж не думал он, что у себя в родной деревне будет таким одиноким.

Но нет, есть один человек, который поймет его, не прогонит. Какой сегодня день? Вчера было воскресенье. А число какое?

По старой, знакомой дороге Алешка зашагал к усадьбе МТС. Неужели Таня еще в городе? Но ведь учебный год окончен, она хотела приехать сразу же к отцу.

Уже светало, когда Алешка добрался до усадьбы. Вон и директорский дом.

Подкравшись к крайнему окну, Алешка заглянул в комнату. Таня спала. Он осторожно постучал. Таня проснулась. В ее глазах мелькнул испуг, потом она улыбнулась и сказала:

— Я сейчас. Иди в парк, к переправе.

Алешка спрыгнул на землю и поспешил в парк. Через несколько минут туда прибежала Таня.

— Алеша, какой ты молодец, что пришел! — она протянула ему руку. — А я только вчера приехала. У тебя все хорошо?

Алешка безнадежно махнул рукой.

— Работаю с Форсистовым, помогаю ему славу добывать. А когда хотел обо всем рассказать, так Шугай меня прогнал.

— Прогнал?

— Да. В милицию, говорит, иди!

— Странно… Тут что-то не то, Алеша. Не знает Шугай, что ты Лопатин. Вчера вечером он заходил к нам и ничего не сказал Георгию Петровичу. Тут что-то другое… Но что бы ни было, Алеша, нельзя больше быть под чужой фамилией. Хочешь, пойдем вместе и все расскажем папе.

— Не пойду! Шугай прогнал и Георгий Петрович прогонит. Нет, вернусь к Форсистову, а там будь что будет!

— Алеша, ты совсем запутаешься…

— Уже запутался.

— Я прошу тебя, ну пойдем к папе.

— Не пойду.

— Ты мне друг, Алеша?

— Все равно не пойду.

— Значит, не друг!

— И не надо! — крикнул Алешка и побежал через парк к станции. Он был зол на себя. У него просто нет воли пойти и во всем сознаться. И чем больше Алешка презирал себя, тем был упрямее. Пусть он трус, пусть обманщик. Ему даже хотелось, чтобы кто-нибудь его схватил и доставил в милицию. Вот будет дело на весь район, на всю область! Ишь, чего захотел — в пятнадцать лет стать трактористом!

Харитон встретил Алешку настороженно.

— Ты где ночь пропадал?

— На рыбалке.

— Поешь да спать иди. А на меня не сердись. Нам надо друг за дружку держаться.

Форсистову везет

Алешка наблюдал за Форсистовым. Что, Харитон Дорофеевич, приходится крутиться? Работай, крепче работай! Шугая не так-то легко обогнать, даже если приписывать себе выработку сменщика.

Форсистов старался использовать каждый час, каждую минуту. Теперь они жили в поле, в шалаше. Глаша приносила завтрак, обед и ужин. Алешка отрабатывал свою смену и, кроме того, вел уход за трактором. Но он был доволен. В шалаше у лесной опушки Алешка чувствовал себя в большей безопасности, чем в деревне. Пусть ищет милиция! А найдет, — не поймает. Он убежит! В лес? Нет, не в лес… Он знает, куда бежать, где никто его не разыщет. Но вот что удивительно: его ищут, а найти не могут. А ведь чего проще: вот черепановская бригада, вот тракторист Форсистов, а он, Алешка, у него в стажерах. Он, да не он. Он ведь Николай Лопатин, а ищут Алексея Левшина. Ну и что же? Разве Шугаю не известно, что они обменялись документами? Нет, тут что-то другое. Недаром Таня сказала, что Шугай про фамилию ничего не знает. Но в чем же тогда дело?

Июньским вечером Алешка сидел в шалаше и издали наблюдал, как Харитон огибает край делянки. Потом он закрыл глаза и на слух представил себе, что делает старший тракторист. Легкий гул сменился тяжелым рокотом, — значит, включил автомат плуга, начал пахоту. Первая скорость, вторая. Полегче, Форсистов, переключай скорость! Куда рвешь? Иль не чувствуешь, что под лемех попал камень-топляк! Трактор все ближе и ближе. Против березы, идет ложбинкой, опять на горку. Угадал? Алешка открыл глаза. Ну, конечно! Харитон шел прямо на него.

Но эта игра скоро наскучила. Не сходить ли в деревню? Нет, Форсистов не отпустит. А вдруг с трактором что-нибудь случится? Пока бежишь туда и обратно, — сколько времени пройдет. Хоть бы Володька пришел. Как на тракторе ездить, — все тут, а когда ему, Алешке, скучно, — никого. Днем хоть почитать книжку можно. А вечером? В шалаше темно. Только виден в прорези кусок сумеречного летнего неба. Алешка ложится на ворох сена и закрывает глаза. Где Таня? Почему она не приезжает? Обиделась! Ну хорошо. А если бы он сознался, пошел к Георгию Петровичу, — лучше было бы? Прогнали бы — и вся недолга! А может быть, она решила: что дружить с обманщиком! Ты же ей чужой! Она и знать тебя не хочет.

Его разбудила непривычная тишина в поле. Может быть, Форсистов кончил смену? Нет, в шалаше старшего тракториста не было. Меняет свечу, вот и заглушил машину. А то, может быть, побежал за водой? Алешка поднялся и откинул полог. И тут он увидел Харитона. С искаженным лицом тот полз вдоль борозды. Совсем, как раненый, которого Алешка видел в какой-то военной картине.

— Харитон Дорофеевич, что с вами? — Алешка бросился на помощь.

— Оступился, жилу растянул, — со стоном ответил Форсистов.

— Вы обопритесь на меня, — может, сумеете пойти?

— Нет, беги в правление и звони в больницу.

Алешка побежал в деревню, позвонил в больницу, и вскоре Форсистова увезли. Утром Глаша принесла Алешке завтрак.

— Обедать будешь дома?

— Некогда мне взад и вперед ходить.

— Не майся ты, отдохни немножко…

— А Харитон Дорофеевич вернется, спросит, почему мало вспахано, — что я ему скажу?

— Обед в то же время носить? — спросила Глаша.

— Обед у всех в одно время.

— Кто вас знает с Харитоном! Вам больше всех надо! — И запылила по дороге широкой юбкой.

В конторе МТС не знали, что произошло с Форсистовым. Учетчик из-за реки наведывался в Черепановку редко, а Алешка не только побаивался звонить в МТС и сообщить о происшествии со старшим трактористом, но и всю выработку записывал на него. Раз он, Алешка, стажер, — какая же у него может быть выработка? Иного выхода не было. Таким образом, ни диспетчер, ни директор МТС не могли знать о болезни Форсистова. Тем более, что Алешка работал за двоих. Ему помогал Володька. Правда, оставить мальчонка в кабинке он побаивался, но, как ни говори, одно дело — вести машину самому, а другое — сидеть да присматривать. А надоест, — и подремать можно.

Володька часто оставался в шалаше на ночь. Тогда, к ужину, который приносила Глаша, добавляли пшена, какую-нибудь рыбину, пойманную в реке, ну и, конечно, зеленого луку с ближайшего огорода. Все это заново переваривалось, отчего ужин не становился вкуснее, но зато его хватало на двоих и даже на троих, если за Володькой увязывался Еремка, в милицейской фуражке. И часто у костра они засиживались до позднего часа, ведя известные мальчишеские разговоры о всякой всячине, о том, что было и не было, выдавая за действительность собственные вымыслы и чистосердечно веря, что все это — не сойти с места — правда! В этих разговорах трактор для Володьки и Алешки был тем, чем они уже овладели, он не мог быть предметом мечтаний у костра, и они носились по земле и в воздухе на атомных и реактивных двигателях. Какие это двигатели, — они ясно не представляли, но идеалом была для них все та же, общая для ребят всех времен и народов, палка, на которую можно сесть верхом, но которая, конечно, внутри должна иметь атомный или реактивный заряд. Сел и поехал! Вольное это было житье! Сам себе хозяин! Глаша говорила, что муж поправляется, но у Алешки было такое чувство, что Харитон Дорофеевич выбыл надолго. Так ему хотелось.