Социально-политическая борьба в Русском государстве в начале XVII века - Руслан Скрынников

В глазах короля особое значение имели цели завоевания Швеции. Как доносил в Рим нунций Рангони, претендент взял на себя обязательство предоставить Сигизмунду III войска для борьбы со шведами. В случае необходимости «царевич» должен был лично повести войска на Стокгольм.[44]

Позже в инструкции польскому послу в Риме королевские чиновники дали подробные разъяснения по поводу истинных планов Сигизмунда III на востоке. Согласно инструкции, посол должен был напомнить в Риме о том, что в свое время Ватикан выделил огромные пособия королю Баторию, намеревавшемуся покорить Московию, а потом это намерение было снова принято пресветлейшим королем Сигизмундом III «по другому случаю (в связи с появлением Лжедмитрия I. — Р.С.), который, можно сказать, был дан свыше, и тем с большим жаром, что, кроме других величайших выгод для всего христианства, которые могут быть от покорения Московии, он (король. — Р.С.) предвидит отсюда отчасти возможность возвратить королевство Швецию не столько под свою власть, сколько во власть сего святого апостольского престола».[45]

Перспективы победы католической контрреформации в Швеции и насаждения католичества в Московии встретили понимание в католических кругах Кракова и Рима. 9 (19) марта 1604 г. папский нунций Рангони имел длительную беседу с Отрепьевым.[46] Воспользовавшись поддержкой Рангони и иезуитов, Ю. Мнишек и краковский воевода Н. Зебжидовский быстро завершили дело обращения самозванца в католическую веру.

Противодействие Замойского, самого влиятельного из польских политиков поставило в трудное положение покровителей самозванца. Весной 1604 г. Юрий Мнишек засыпал Замойского градом писем добиваясь его поддержки. Некоторые из посланий были составлены за подписью «царевича».[47] Владелец Самбора откровенно пытался прельстить гетмана выгодами, которые ему сулило участие в интриге. «Царевич, — писал Мнишек, — богобоязненный (письмо было написано после обращения Отрепьева в католичество. — Р.С.), легко соглашающийся на то, что ему разумно указывают, склонный к заключению всяких договоров и трактатов…»[48]

Тайный договор, подписанный самозванцем в Самборе 2(12) июня 1604 г., вполне раскрывает смысл слов Мнишка. В силу королевских «кондиций» самозванец обязался уступить короне Чернигово-Северскую землю. Обязательство было затем подтверждено особым договором о передаче короне и Речи Посполитой шести городов (очевидно, Чернигова, Новгорода-Северского, Путивля и др.) в княжестве Северском, «со всем, что к оным принадлежит».[49]

Однако еще раньше, как можно догадаться, Отрепьев обещал передать Северскую землю Юрию Мнишку.[50] Оказавшись в трудном положении, Отрепьев решил любой ценой удовлетворить обоих своих покровителей. Было выработано соглашение о разделе Северской земли между королем и Мнишком. Раздел повлек за собой новое «соглашение». Беглый монах согласился передать Мнишку в виде компенсации за северские города Смоленскую землю. Тогда Сигизмунд III в нарушение «кондиции» потребовал себе половцну Смоленской земли.

Поскольку Мнишек находился ближе к самозванцу, чем король, он мог удовлетворить свою алчность в полной мере и должен был получить большую добычу при грядущем разделе России. «Царевич» подписал грамоту о передаче Мнишку и его наследникам на вечные времена Северской земли (без шести городов), Смоленской земли (включая «самый замок с городом Смоленском и со всем, что к половине онаго принадлежит»), а также смежных земель «из другова государства, близь Смоленской земли, еще много городов, городков, замков».[51] На какие именно города претендовал еще Мнишек, неясно. Как видно, он старался компенсировать себе «уступленную» королю половину Смоленщины.

Одним из пунктов «кондиции» Сигизмунда III был брак самозванца. Речь шла не столько о позволении, сколько об обязательстве Лжедмитрия жениться на подданной короля. «Позволяем ему жениться в наших государствах, чтобы с королевой (так Сигизмунд III в привычных для него словах назвал будущую московскую царицу. — Р.С.) на то дал присягу».[52] Отрепьев под присягой обязался жениться на подданной короля. Имя Марины Мнишек не было названо в «Кондициях». Но именно королевское повеление определило всю дальнейшую судьбу Марины. По возвращении в Самбор Мнишек без помех довел дело до конца. Под страхом проклятия Отрепьев обещал жениться на панне Марине: «А не женюся, — значилось в его записи, — яз проклятство на себя даю».

Условия брачного контракта сводились к следующему. Самозванец обязался выплатить Мнишку миллион польских злотых из московской казны на уплату долгов и переезд в Москву. Марина в качестве царицы должна была получить на правах удельного княжества Новгородскую и Псковскую землю с думными людьми, дворянами, духовенством, с пригородами и селами, со всеми доходами.[53]

Самозванец торжественно обещал Мнишкам, что Новгород и Псков фактически будут выведены из под управления Москвы. «А мне, — значилось в документе, — в тех обоих государствах в Новгороде и во Пскове, ничем не владети и в них ни во что не вступаться».[54] Удел закреплялся за Мариной «в веки». Царица получала право «приказати наместником своим (читай родне. — Р.С.) владети ими (Новгородом и Псковом. — Р.С.) и судити», давать поместия и вотчины своим служилым людям с правом купли и продажи земли, строить римские монастыри и костелы, самой без помех исповедовать католическую веру.

В смысле религии набожные Мнишки поставили беглому монаху самые строгие условия. Он должен был привести все православное царство Московское в католическую веру за год. В случае несоблюдения срока Мнишек и его дочь получали право «развестися» с царем, разумеется, сохранив при этом все земельные пожалования. Воевода милостиво соглашался, если ему будет угодно, подождать обращения Московии «до другого году», но никак не позже.[55]

Таким было содержание удивительного брачного контракта, подписанного самозванцем в Самборе 25 мая 1604 г.

Осуществленные на практике самборские обязательства Лжедмитрия I привели бы к расчленению России. Однако интересы собственного народа и государства мало заботили авантюриста. Подобно азартному игроку, он думал лишь о ближайшей выгоде.

Во время переговоров с королевскими чиновниками в Кракове Отрепьев выразил пожелание, чтобы король приставил к нему своего сенатора (Мнишка) и позволил продолжать военные приготовления, собирать казаков и добровольцев из числа польских подданных.[56]

Столкнувшись с противодействием сенаторов и сейма, Сигизмунд III не смог использовать коронную армию для войны с дружественным соседним государством. Как писали польские хронисты, Юрий Мнишек, Константин Вишневецкий и другие паны собрали войско для самозванца «на свой счет».[57] Однако мнение, будто армию Лжедмитрия снарядили на частные средства, не вполне точно. Ни Сигизмунд III, ни член сената Речи Посполитой Ю. Мнишек не были частными лицами. Между тем прямая поддержка короля имела решающее значение для успеха авантюры.

Военные приготовления в Самборе и Львове приобрели широкий размах, и тогда коронный гетман Ян Замойский потребовал у Мнишка объяснений, почему тот собирает солдат без ведома его, гетмана, как высшего воинского начальника, «чего никогда не бывало».[58] Замойский строго предупредил сенатора, что его своевольные действия могут нанести большой ущерб Речи Посполитой.

Незаконные действия Мнишка компрометировали короля, что не могло не вызвать тревогу при дворе. Стремясь успокоить Сигизмунда III, Мнишек писал ему в письме от 4 (14) июня 1604 г.: «Я смиренно прошу Ваше Величество быть уверенным в том, что я выполняю свои планы с такими предосторожностями, как будто я никогда не нарушал свои долг».[59]

Самборская казна была постоянно пуста, и Мнишек не мог выделить Отрепьеву даже тех 4000 злотых, которые король пожаловал царевичу на содержание. Тем не менее ему удалось получить кое-какие ссуды, и он приступил к формированию наемной армии.

К середине августа 1604 г. покровители самозванца собрали в окрестностях Львова некоторое количество конницы и пехоты. Под знамена самозванца слетались наемники, оставшиеся без дела после прекращения боевых действий в Ливонии. Среди тех, кто готов был запродать оружие московскому царевичу, можно было встретить и ветеранов Батория и всякий сброд — мародеров и висельников.

Ставки на наемных солдат стояли в Европе на очень высоком уровне, и Мнишку трудно было оплачивать услуги наемного воинства. Не получая денег, «рыцарство» принялось грабить львовских мещан. Дело дошло до убийств.[60]