Мой инсульт был мне наукой. История собственной болезни, рассказанная нейробиологом - Джилл Тейлор

В крайних случаях, когда мои клетки ни в какую не хотят меня слушаться, я пользуюсь собственным внутренним голосом, чтобы задать своей Галерее никчемности строгий временной график. Я даю моему рассказчику полное право ныть сколько влезет с 9:00 до 9:30 утра, а затем снова с 21:00 до 21:30. Если же он случайно пропускает свое время нытья, я не разрешаю ему снова этим заниматься вплоть до следующего назначенного часа. До моих клеток быстро доходит, что я всерьез решила не зацикливаться на негативе, только если я достаточно настойчива и строго слежу за тем, какие микросхемы работают в мозгу.

Я всей душой верю, что обращать внимание на то, как мы разговариваем сами с собой, жизненно важно для нашего психического здоровья. На мой взгляд, принять решение, что злоупотреблять разговорами с собой совершенно недопустимо, — значит сделать первый шаг к обретению глубокого душевного покоя. Мне прибавило власти над собой осознание того, что негативная часть рассказчика, сидящего у меня в мозгу, имеет поистине никчемные размеры! Только представьте себе, какой приятной была бы жизнь, если бы эти вредные клетки молчали! Чтобы восстановить левополушарное сознание, мне пришлось снова дать слово всем клеткам мозга.

Однако я поняла: чтобы защитить душевное здоровье, мне нужно ухаживать за садом своей психики и не давать этим клеткам выходить из-под контроля. Я обнаружила, что моего рассказчика нужно просто немного дисциплинировать, сознательно давая ему указания, чего я хочу, а что считаю неприемлемым. Благодаря тому что мы можем общаться сами с собой по открытой линии, мое подлинное "я" может намного сильнее влиять на то, что происходит с данной конкретной группой клеток, и я трачу очень мало времени, думая о вещах, зацикливаться на которых не хочу или считаю неуместным.

Однако при всем этом мне нередко случается поддаваться на коварные уловки, на которые идет мой рассказчик в ответ на такого рода указания. Я обнаружила, что эти клетки, совсем как маленькие дети, иногда не слушаются моего собственного внутреннего голоса, как бы проверяя меня на прочность. Если попросить их замолчать, они могут ненадолго стихнуть, чтобы потом вновь задействовать запретные циклы. Если я не проявлю настойчивости в своем стремлении думать о другом и сознательно запускать новые мыслительные микросхемы, эти незваные циклы могут набраться сил и снова начать овладевать моими мыслями. Чтобы противодействовать этим процессам, я храню в памяти список вещей, к которым могу при необходимости прибегнуть: 1) вспомнить что-нибудь, чем я сильно интересуюсь и о чем хотела бы глубже поразмышлять; 2) подумать о чем-то, что приводит меня в дикий восторг; 3) подумать о чем-то, что мне хотелось бы сделать. Когда мне отчаянно нужно перестать о чем-либо думать, я прибегаю к подобным средствам.

Кроме того, я обнаружила, что эти негативные микросхемы склонны поднимать свои неприятные головы как раз тогда, когда я этого меньше всего ожидаю — когда я физически устаю или чувствую себя эмоционально ранимой. Чем четче я сознаю то, что говорит мой мозг, и то, как эти мысли ощущаются в моем теле, тем больше у меня власти решать, на какие мысли я хочу тратить время и как я хочу себя чувствовать. Если мне хочется сохранить душевный покой, я должна быть готова последовательно и настойчиво поминутно ухаживать за садом своей психики и принимать соответствующее решение хоть тысячу раз в день.

В основе наших мыслей лежат обширные многомерные нейронные сети, и мы способны научиться внимательно отслеживать их работу. Во-первых, у всякой мысли есть предмет — то, о чем я думаю. Предположим, я думаю о моей собаке Ниа, которая провела немалую часть последних восьми лет, сидя у меня на коленях и помогая мне писать эту книгу. Мысли о Ниа — это работа особой микросхемы у меня в мозгу. Во-вторых, мысли о любом предмете могут сопровождаться, а могут и не сопровождаться работой сопутствующей эмоциональной микросхемы, о характере которой мне известно. Когда я думаю о Ниа, я обычно испытываю сильную радость, потому что это удивительное и влюбленное в меня существо. Предметная микросхема мыслей о Ниа и эмоциональная микросхема радости тесно связаны у меня в мозгу. Наконец, эти мыслительная и эмоциональная микросхемы могут также быть связаны с какими-то из моих более сложных физиологических микросхем, стимуляция которых вызывает предсказуемую реакцию.

Например, когда я думаю о Ниа (мыслительная микросхема), я испытываю чувство радости (эмоциональная микросхема), а также в большинстве случаев сильный восторг (физиологическая микросхема) и демонстрирую щенячье поведение (многомерные микросхемы). Мои глаза широко распахиваются, а голос начинает звучать по-детски. Моя радость делается ощутимой, и я непроизвольно покачиваю телом, словно виляю хвостом! И все же помимо включения этих микросхем восторга и подвижности временами мысли о Ниа могут вызывать у меня и острую душевную боль — боль утраты моего горячо любимого четвероногого друга. Как только в моих мыслях, а также в работе соответствующих эмоциональных и физиологических микросхем, происходит эта перемена, мои глаза вполне могут наполниться слезами. Я зацикливаюсь на своем горе, моя грудная клетка сжимается, дыхание становится неглубоким, в эмоциях наступает депрессия. Я чувствую слабость в коленях, силы покидают меня, я окончательно зацикливаюсь на мрачных мыслях.

Эти сильные мысли и чувства способны внезапно охватывать мое сознание, но, как я уже отмечала, нахлынув, они уходят через полторы минуты, и тогда в моей власти сознательно решить, на каких эмоциональных и физиологических реакциях я хочу зацикливаться. Я полагаю, что для нашего здоровья жизненно важно уделять много внимания тому, сколько времени мы проводим, зациклившись на работе микросхем страха или глубокого отчаяния. Если надолго зацикливаться на работе данных эмоционально нагруженных микросхем, это может иметь разрушительные последствия для нашего физического и психического здоровья, так велика их власть над эмоциональными и физиологическими нейронными сетями. Однако при всем этом в равной степени важно, чтобы мы чтили право этих эмоций прокатываться по нам волной. Когда автоматическая работа таких нейронных сетей вызывает у меня сильные эмоции, я благодарю свои клетки за то, что они способны на эти чувства, а затем решаю вернуться мыслями к текущему моменту.

Чтобы вылечиться, очень важно найти сбалансированное соотношение между наблюдением за работой микросхем своего мозга и погружением в их работу. Хоть я и радуюсь способности своего мозга испытывать разнообразные эмоции, я внимательно слежу за тем, чтобы не зацикливаться на каждой из них слишком долго. Самый здоровый из известных мне способов успешно справиться с наплывом эмоций состоит в том, чтобы полностью отдаться им, когда на меня находит соответствующий физиологический цикл. Я просто отдаюсь его воле и позволяю ему завершиться за отведенные ему полторы минуты. Чтобы справиться с эмоциями, их нужно выслушивать, как детей, и принять всерьез. Тогда со временем сила и частота возобновления подобных циклов уменьшается.

Мы воспринимаем действительно сильные мысли как сильные именно потому, что они одновременно запускают множество эмоциональных и физиологических микросхем. Мысли же, которые мы бы определили как безразличные нам, воспринимаются нами как безразличные именно потому, что не запускают никаких сложных микросхем. Внимание к тому, какие именно микросхемы работают в нас одновременно, может привести к потрясающим открытиям фундаментального устройства собственной психики и тем самым научить успешнее ухаживать за ее садом.

Помимо того что я провожу немало времени, разговаривая с клетками собственного мозга, моя жизнь — это еще и большой праздник любви, который я праздную вместе с 50 трлн молекулярных гениев, из которых состоит мое тело. Я так благодарна им за то, что они живы и работают вместе в полной гармонии, что безоговорочно доверяю им заботу о собственном здоровье. Сразу после пробуждения и прямо перед сном я преданно обнимаю подушку, крепко сжимаю руки и сознательно благодарю свои клетки за еще один прекрасный день. Они так мне дороги, что я говорю это вслух: "Спасибо вам, девочки. Спасибо за еще один прекрасный день!" — и делаю это с глубоким чувством благодарности в своем сердце. После этого я упрашиваю свои клетки: "Лечите меня, пожалуйста", — и зрительно представляю, как клетки моей иммунной системы откликаются на эту просьбу.

Я беззаветно люблю свои клетки всем сердцем и благодарным разумом. На протяжении дня я то и дело вспоминаю о них и восторженно их подбадриваю. Только благодаря им я могу быть таким замечательным живым существом, способным излучать энергию в окружающий мир. Когда я опорожняюсь, я благодарю свои клетки за удаление отходов из моего тела. Когда освобождаю мочевой пузырь, восхищаюсь объемом жидкости, который способны хранить его клетки. Когда я чувствую приступы голода и не имею возможности его утолить, я напоминаю своим клеткам, что у меня в боках есть запасы топлива (подкожного жира). Когда я чувствую опасность, я благодарю свои клетки за их способность защищаться, спасаться бегством или притворяться мертвыми.