Пост сдал - Стивен Кинг

Холли сжимает ее руку, но молчит.

– Я не черноватая, но голос меня так назвал, потому что я выросла не в дешевой квартире с драчливым отцом и матерью-наркоманкой. Потому что я никогда не ела листовую капусту и даже не знаю, что это такое. Потому что я грамотно говорю на английском. Потому что в Лоутауне живут бедно, а мы на Тиберри-лейн ни в чем себе не отказываем. У меня есть банковская карточка, я хожу в хорошую школу, Джером учится в Гарварде, но… но разве ты не видишь… Холли, разве ты не видишь, что я никогда…

– У тебя нет и не могло быть выбора, – говорит Холли. – Родителей и место рождения не выбирают. Та же история и со мной. Со всеми нами. И в шестнадцать тебя никогда не просили поменять что-либо, кроме одежды.

– Да! Я знаю, что не должна этого стыдиться, но голос заставил меня ощутить стыд, почувствовать себя никчемным паразитом, и это до сих пор не ушло. Словно в голове осталась дорожка слизи. Потому что я никогда не бывала в Лоутауне, и там ужасно, и в сравнении с ними я действительно черноватая, и я боюсь, что голос никуда не уйдет, и моя жизнь будет сломана.

– Ты должна его задушить, – говорит Холли, сухо и непререкаемо.

Барбара в изумлении смотрит на нее.

Холли кивает:

– Да. Ты должна душить этот голос, пока он не умрет. Это первое, чем ты должна заняться. Если не поборешься за себя, не сможешь стать лучше. А если не станешь лучше, никому не поможешь стать лучше.

– Я не могу просто вернуться в школу и делать вид, будто Лоутауна не существует, – отвечает Барбара. – Если собираюсь жить дальше, я должна что-то сделать. Молодая я или нет, я должна что-то сделать.

– Ты думаешь о какой-нибудь волонтерской работе?

– Я не знаю, о чем я думаю. Не знаю, что может сделать такая молоденькая девушка, как я. Но я собираюсь выяснить. Если это будет означать, что надо вернуться туда, мои родители меня не поддержат. Я хочу, чтобы ты мне с ними помогла, Холли. Знаю, тебе это трудно, но пожалуйста. Ты должна сказать им, что мне надо заглушить этот голос. Даже если не удастся сразу избавиться от него, может, я сумею заставить его притихнуть.

– Хорошо, – кивает Холли, хотя она в ужасе. – Я помогу. – Тут ее осеняет, и она широко улыбается. – Тебе надо поговорить с тем парнем, который вытащил тебя из-под автомобиля.

– Я не знаю, как его найти.

– Билл тебе поможет. А теперь расскажи мне об игровой приставке.

– Ее больше нет. Фургон раздавил ее. Я видела обломки, и я рада. Всякий раз, закрывая глаза, я вижу этих рыб, прежде всего эту розовую рыбу-число, и слышу мелодию. – Она напевает мелодию, но Холли ни с чем не может ее связать.

Медсестра вкатывает тележку с лекарствами. Спрашивает у Барбары, как она оценивает боль по десятибалльной шкале. Холли становится стыдно: она не спросила, а сделать это следовало в первую очередь. Иногда она такая черствая.

– Не знаю, – отвечает Барбара. – Может, на пять?

Медсестра снимает крышку с пластмассового подноса и протягивает Барбаре маленький бумажный стаканчик. В нем две белые таблетки.

– Как раз для пяти баллов. Спать будешь как младенец. По крайней мере пока я не приду, чтобы проверить зрачки.

Барбара проглатывает таблетки, запивая глотком воды. Медсестра говорит Холли, что скоро ей придется уйти, чтобы «наша девочка» отдохнула.

– Я уйду, – обещает Холли и, как только за медсестрой закрывается дверь, наклоняется вперед: лицо напряжено, глаза сверкают. – Игровая приставка. Как она к тебе попала?

– Мне дал ее мужчина. Я была в торговом центре на Берч-стрит с Хильдой Карвер.

– Когда?

– Перед Рождеством, незадолго. Я помню, потому что еще не купила подарок для Джерома и начала нервничать. Увидела красивую спортивную куртку в «Банана репаблик», но стоила она дорого, а он собирался строить дома в Аризоне до мая. А когда строишь дома, такая куртка совершенно ни к чему, верно?

– Полагаю, да.

– Мужчина подошел, когда мы с Хильдой ели ленч. Конечно, не положено разговаривать с незнакомцами, но мы уже не маленькие девочки, да и дело было в ресторанном дворике среди множества людей. Опять же выглядел он респектабельно.

Самые худшие обычно так и выглядят, думает Холли.

– Он был в роскошном костюме, какие стоят жуткие деньги, и держал в руке портфель. Сказал, что его зовут Майрон Зетким и он работает в компании «Санрайз солюшнс». Дал нам свою визитку. Показал пару «Заппитов», портфель был ими набит, и сказал, что мы получим их бесплатно, если согласимся заполнить вопросники и прислать их в компанию. Адрес был на вопроснике. И на визитке.

– Ты адрес не запомнила?

– Нет, а визитку выбросила. Но это был лишь абонентский ящик.

– В Нью-Йорке?

Барбара задумывается.

– Нет, в нашем городе.

– Значит, вы взяли «Заппиты»?

– Да. Маме я не сказала, потому что она прочла бы мне длинную лекцию о недопустимости разговоров с незнакомцами. Я заполнила вопросник и отослала. Хильда – нет, потому что ее «Заппит» не работал. Выдал одну синюю вспышку и сдох. Она еще сказала, что другого от бесплатных подарков ждать нечего. – Барбара смеется. – Точь-в-точь как ее мать.

– Но твой работал.

– Да. Он, конечно, какой-то древний… но при этом забавный, по-своему. Так я поначалу думала. Лучше бы мой сломался, и тогда я бы не услышала голос. – Ее глаза медленно закрываются, потом открываются. Она улыбается. – Ух ты! Такое ощущение, что я куда-то уплываю.

– Пока не уплывай. Можешь описать этого человека?

– Белый, с седыми волосами. Старый.

– Совсем старый или немного старый?

Глаза Барбары стекленеют.

– Старше папы, моложе дедушки.

– Лет шестидесяти? Шестидесяти пяти?

– Да, наверное. Возраста Билла, примерно. – Ее глаза вдруг широко раскрываются. – Послушай, я кое-что вспомнила. Я подумала, это странно, и Хильда тоже.

– Что именно?

– Он сказал, что его зовут Майрон Зетким, и визитку нам дал с этим именем, но инициалы на портфеле были другие.

– Вспомнишь какие?

– Нет… извини… – Она точно уплывает.

– Подумаешь об этом, как только проснешься, Барб? Голова будет свежая, и, возможно, это очень важно.

– Хорошо…

– Я надеюсь, Хильда не выбросила свой «Заппит», – говорит Холли. Ответа не получает, да и не ждет. Она часто говорит сама с собой. Дыхание Барбары становится глубоким и медленным. Холли начинает застегивать пальто.

– У Дайны есть такой, – уже в полусне говорит Барбара. – Ее работает. Она играет в «Кросси-роуд»… и в «Растения против Зомби»… и загрузила трилогию «Дивергент», но там все перепуталось.

Холли перестает застегивать пуговицы. Она знает Дайну Скотт, много раз видела ее в доме Робинсонов. Та играла в настольные игры или смотрела телевизор, часто оставалась на ужин. И млела, глядя на Джерома, как и все подруги Барбары.

– Ей дал приставку тот же мужчина?

Барбара не отвечает. Кусая губу, не желая давить на Барбару, но чувствуя, что это необходимо, Холли трясет ее за плечо и повторяет вопрос.

– Нет, – полусонно отвечает Барбара. – Она получила ее через сайт.

– Какой?

В ответ – посапывание. Барбара заснула.

Холли не сомневается, что Робинсоны будут ждать ее в вестибюле, поэтому заскакивает в магазин сувениров, прячется за стеллажом с плюшевыми медведями (прятаться Холли умеет) и звонит Биллу. Спрашивает, знает ли он Дайну Скотт, подругу Барбары.

– Конечно, – отвечает Билл. – Я знаю большинство ее подруг. Во всяком случае, тех, кто приходит в дом. Как и ты.

– Я думаю, ты должен поехать к ней.

– Этим вечером?

– Немедленно. У нее есть «Заппит». – Холли глубоко вдыхает. – Они опасны. – Она не может заставить себя произнести то, во что начинает верить: они – причина самоубийств.

В палате 217 санитары Норм Ричард и Келли Пилэм, под контролем медсестры Мейвис Райниер, поднимают Брейди и укладывают на кровать. Норм берет с пола «Заппит» и смотрит на плавающих по экрану рыб.

– Почему он никак не подхватит пневмонию и не помрет, как остальные дегенераты? – спрашивает Келли.

– Этот слишком злобный, чтобы помереть, – отвечает Мейвис, потом замечает, что Норм таращится на плавающих рыбок. Глаза у него округлились, челюсть отвисла. – Проснись, дорогуша. – Она выхватывает гаджет из его рук. Отключает и бросает в верхний ящик столика у кровати Брейди. – «И до ночлега – долгий путь»[28].

– Что? – Норм смотрит на свои руки, словно по-прежнему держит «Заппит».

Келли спрашивает медсестру Райниер, не хочет ли она измерить Хартсфилду давление.

– Какой-то он бледный.

Мейвис обдумывает его слова, потом говорит:

– Да пошел он.

Они покидают палату.

В Шугар-Хайтс, самом богатом районе города, старый «шеви-малибу» с пятнами грунтовки ползет к закрытым воротам на Лайлак-драйв. В кованые ворота изящно вплетены инициалы, которые не смогла вспомнить Барбара Робинсон: ФБ. Зет-бой вылезает из машины, старая куртка с заплатами из малярного скотча на спине и на рукаве болтается на нем, как на вешалке. Он набирает на пульте код, и ворота начинают открываться. Зет-бой садится за руль, наклоняется, сует руку под сиденье и достает два предмета. Один – пластиковая бутылка с отрезанным горлом, выложенная изнутри стальной мочалкой. Другой – револьвер тридцать второго калибра. Зет-бой вставляет ствол в этот самодельный глушитель – еще одно изобретение Брейди Хартсфилда – и кладет на колени. Свободной рукой ведет «малибу» по плавно изгибающейся подъездной дорожке.