Вкус страха - Бейтс Джерими

По обе стороны поднялись непроницаемые стены высокого камыша, папируса и кустов всевозможных оттенков зеленого, которые прерывались лишь шрамами, оставленными в багровой почве дождевыми потоками. Зачарованная видом, Скарлетт едва не пропустила деревеньку, раскинувшуюся на поляне у реки. Когда до мозга дошло, что видят глаза, она встрепенулась и поспешила к иллюминатору по правому борту.

Хижины стояли на высоких столбах, видимо, чтобы уберечься от сезонных паводков. Стены их были сложены из засохшей на солнце глины, крыши покрыты травой и пальмовыми листьями. На кольях растянуты для просушки рыболовные сети. На берегу сушилось несколько лодок, выдолбленных из древесных стволов. У самой воды стояли двое африканцев, провожая взглядами проплывающий катер. С очень темной кожей, босые, но одетые в грязные футболки и шорты европейского вида. У одного в руках был спиннинг вроде тех, что можно найти в любом американском рыболовном магазине.

— Вижу деревню, — сообщила Скарлетт. — Два человека смотрят, как мы проплываем. Это какое-то племя.

Джоанна вздохнула:

— Жаль. Парочки туземцев маловато, чтобы точно определить, где мы.

Оживление в каюте тут же стихло. Снова воцарилось угрюмое молчание.

Но Скарлетт это не остановило, и она осталась на посту. Медленно тянулся час за часом. Веки потяжелели, мозг стал отвлекаться на посторонние мысли, начали болеть колени. Но стоило ей подумать о том, чтобы присесть, как показалась вторая деревня. По берегу носились детишки, тыча руками в сторону кораблика. Женщины стояли возле костров, на которых готовилась пища; в воздухе вились клубы дыма.

Четверо мужчин прыгнули в пироги, по двое в каждую, и начали грести к середине реки, где остановились в ожидании, словно гоночные машины перед стартом. Катер с пыхтением прошел мимо них, и Скарлетт увидела, что одна из пирог набита пластиковыми бутылками с чем-то напоминающим пальмовое масло, а другая — маниоком, хлебом, фруктами, рыбой и мясом. Она смотрела через иллюминатор прямо в глаза четверым мужчинам. Те безразлично проводили ее взглядом.

— Хм… — неуверенно выдохнула она.

— Что там? — спросил Сэл, обернувшись.

— Кажется, нас хотят взять на абордаж.

Сэл, Гром, Джоанна и Миранда заговорили разом, задавая вопросы, на которые она не могла ответить. Она поспешила к окну на корме. Теперь африканцы отчаянно гребли, и их лодки подпрыгивали на волнах за кормой. Мужчина, стоявший на носу головной пироги, прыгнул, ухватился за кормовое ограждение палубы и привязал к нему канат, сплетенный из лиан. Он был высокий и ловкий, с гладкими и рельефными мускулами, его кожа блестела на солнце, словно смазанная маслом. Скарлетт решила, что с такими физическими данными и изяществом он легко бы мог играть в НБА, зарабатывая миллионы долларов в год, родись он не в Африке, а в США.

Вдруг на лестнице послышались тяжелые шаги.

Все замолчали.

Скарлетт отступила и села спиной к окну, опустив подбородок на грудь, чтобы волосы закрыли приподнятую повязку. Она вслушивалась в обмен репликами на арабском и каком-то незнакомом визгливом тональном языке. Когда торговля, или что у них там происходило, подошла к концу, дверь каюты открылась, и внутрь бросили что-то тяжелое, с глухим стуком упавшее на пол. Дверь закрылась. Щелкнул замок.

Скарлетт подождала несколько минут, пока не убедилась, что мужчины снаружи разошлись — кто в свои пироги, кто на верхнюю палубу, — после чего мотнула головой, отбрасывая волосы с глаз, и обернулась. На полу лежал приоткрытый холщовый мешок, из которого высыпались перезрелые фрукты.

— Кушать подано, — объявила она.

Все сразу — и Сэл, и Гром, и женщины из посольства — поползли в сторону еды. Сэл, обладатель гардеробной, битком набитой костюмами по тысяче долларов каждый, и любитель резать тосты с яичницей мелкими кусочками, придавил коленом манго, нащупал его ртом и впился в плод зубами так, что сок потек по подбородку. Миранда, не сумев очистить банан зубами, раздавила его локтем и принялась слизывать мякоть прямо с пола. Гром и Джоанна прямо с кожурой ели желтые грейпфруты. Скарлетт решила, что в жизни не видела ничего более угнетающего. И все же, в отличие от вчерашнего дня, она поняла, что не сможет больше держаться. Иначе она умрет. Вот и все.

Она забыла о гордости, о чувстве собственного достоинства и опустилась на колени. И стала есть.

ГЛАВА 23

Пятница, 27 декабря, 09:55

Калемие, Конго

Аэродром, на котором приземлился Фицджеральд, официально считался военным объектом ООН, но по сути был всего лишь неогороженной площадкой, поросшей травой и мелким кустарником. Миротворцы ООН поставили несколько сборных домиков с кондиционерами, которые служили терминалом аэропорта. В одном из них женщина в голубовато-серой униформе, с греческим флагом на бейджике с фамилией, отметила имя Фицджеральда в списке прибывших, после чего он сел в автобус вместе с шестью другими пассажирами рейса. Пехотинец в зеленовато-голубой каске и бронежилете повез их по песчаной дороге в Калемие. Фицджеральд вышел в центре города, а автобус продолжил путь к штабу сил ООН, который расположился в здании какой-то заброшенной хлопкопрядильной фабрики.

Калемие был одним из первых бельгийских колониальных поселений в Конго. В честь правившего тогда в Бельгии короля Альберта I город сначала назвали Альбервилем. Еще его когда-то называли «Жемчужиной Танганьики», потому что это был важнейший внутренний порт Конго, поставлявший природные богатства страны — кобальт, золото, бриллианты — через озеро Танганьика в современную Танзанию, откуда они расходились по всему миру.

Теперь же Калемие напоминал город-призрак, населенный неприкаянными душами, которым больше некуда податься. Здания разрушались — крытые железом крыши разъедала ржавчина, кирпичные стены трескались и осыпались. Люди вокруг были хмуры и унылы. Попадалось много пьяных. Пока Фицджеральд шел по центральной улице, мелкие торговцы неотступно следовали за ним, пытаясь всучить минералку, дешевые батарейки и прочий китайский хлам. Женщины предлагали соленую рыбу, завернутую в банановые листья. Ирландец велел им отвалить.

Никто здесь не мог позволить себе машину или мотоцикл, поэтому на колесах в городе были только дети на допотопных велосипедах. Иногда ребята приближались к Фицджеральду и что-то свирепо выкрикивали, видимо пытаясь запугать и стрясти с него денег. Он не обращал на это внимания, но бдительности не терял. Отчаявшиеся люди способны на отчаянные поступки, а ему меньше всего хотелось вляпаться в историю у всех на виду. Вряд ли местные с пониманием отнесутся к тому, что какой-то белый мужик решил выбить дурь из парочки местных пацанов. Все это могло закончиться судом Линча, где жертвой бы оказался незваный гость.

Наконец, Фицджеральд вышел к бару, носившему название Circle des Cheminots, что означало по-французски «Клуб железнодорожников». Ирландец остановился и попытался представить себе, как эта покосившаяся, обшарпанная постройка могла выглядеть шестьдесят лет назад, когда тут собиралось приличное общество, гости смеялись над остроумными шутками, а у входа был припаркован какой-нибудь «Мерседес 220S» с блестящими хромированными бамперами. Но так и не сумел. Реальность слишком сильно отличалась от идеала. Это было все равно что рассматривать фотографии Хиросимы и Нагасаки через несколько часов после бомбардировки и пытаться представить себе, как эти города выглядели несколько дней назад.

Он толкнул дверь и вошел. Внутри помещение напоминало обычный ирландский паб, с той лишь разницей, что в ирландском пабе из-за шума почти невозможно разговаривать с соседом, а здесь можно было услышать даже летящую муху.

Все посетители были мужчинами. Большинство из них сидели по одному с выпивкой на столе и самокруткой в зубах, дым которой закрывал мрачное лицо сизой вуалью. Все они смотрели на Фицджеральда с безразличием мертвецов. Он потратил по несколько секунд, отвечая на каждый из этих взглядов, пока не убедился, что в гляделки он выиграл или как минимум свел результат к ничьей.