Русская партия. 1944-1945 - Андрей Николаевич Савинков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За первые три дня наступления мой полк потерял четыре машины. К счастью из экипажей большинству танкистов удалось спастись, хоть практически все и загремели в госпиталь. Два танка были уничтожены немецкой авиацией, один подорвался на мине и еще один поймал в борт снаряд немецкого ручного гранатомета. Нужно отметить, что к началу сорок пятого года в вермахте достаточно большое распространение получили ручные гранатометы, — благо они все же были куда менее надежными нежели модели пришедшие им на смену в нынешнее время — что вынуждало нас коренным образом менять тактику взаимодействия с пехотой.
Если раньше безопасной дистанцией до передней линии траншей считалось расстояние в 70–80 метров, то теперь, наличие нового оружия вынуждало нас останавливаться вдвое дальше, из-за чего штурмующая вражеские позиции пехота несла существенно большие потери.
Ну и о войне в воздухе немного. Этой теме посвящено столько книг, что не мне танкисту до мозга костей пытаться анализировать воздушные битвы первого этапа войны. Скажу только, что советские летчики делали все, чтобы нам на голову не падали немецкие бомбы. Каждый день в течение 1944 года — когда позволяла погода, конечно, — в небе разворачивалась жесточайшая рубка, стоившая обеим сторонам десятков потерянных самолетов и пилотов. [Согласно послевоенным подсчетам в среднем каждый день 1944 года СССР терял 7,2 самолета всех видов, Германия на восточном фронте — 5,3. Прим. Ред.] Как показали дальнейшие события в итоге, русским — тут чтобы соблюсти справедливость нужно отметить и вклад в это дело союзников — удалось переломить хребет люфтваффе и завоевать безраздельное господство в воздухе. Впрочем, до этого был еще целый год, а пока нет-нет да и падали нам на головы немецкие бомбы, и, конечно же, тяжелые и оттого не слишком быстрые и маневренные танки были для крылатых фрицев лакомой целью.
3-января мой полк при поддержке 347-стрелкового сходу выбил немцев из села Украинка. Это стоило нам еще одной машины — тут правда не немцев нужно винить, двигатель дал клина — и четырех десятков ребят из пехоты. Таким образом мы практически перерезали стратегически важное шоссе, по которому шло снабжение Кировограда с северо-западного направления. До самой дороги оставалось еще полтора километра, однако наши танковые орудия уже вполне простреливали эту дистанцию, делая передвижение по этой артерии невозможным в дневное время.
На следующий день, мой полк несколькими атаками связал немцев, укрепившихся севернее в селе Шестаковка, а в обход этого населённого пункта, пользуясь тем, что немецкое командование явно не успевало заткнуть образовавшуюся «дыру» во фронте, были брошены танкисты на более маневренных тридцатьчетверках и пятидесятках. Нам же предоставили возможность поучаствовать в формировании внутреннего кольца предполагаемого окружения.
После того как Шестаковка была зачищена от немцев — тут в основном работала авиация и пехота, мы только постреливали издалека, не приближаясь к немецким укреплениям — 71 полк развернули на восток в направлении Кировограда, поставив задачу выйти на окарины города и по возможности зацепится за жилую застройку, не залезая, впрочем, вглубь.
Вообще это было достаточно странное ощущение. Я к этому времени воевал с вермахтом уже не первый год. Шестой, если считать новонаступивший 1945. И все это время что французская, что советская армии постоянно отступали. Да, были разной степени успешности контратаки, однако в стратегическом плане, это всегда была оборона и отступление.
Сначала мы три года отступали от Льежа до Бреста. Потом год отступали от Туниса до Рабата: тут, впрочем, французские войска справились без меня, я в это время учил русский и тренировался управлять советскими танками. Потом отступали опять же от Бреста — для меня стало огромным сюрпризом наличие в СССР города с таким же названием как во Франции, можно сказать, что для меня это было очень символично — до Смоленска. И вот теперь наконец, первое большое контрнаступление, имеющее не только тактические, но действительно стратегические цели.
Сложно описать все то, что мы, бойцы, потерявшие — к счастью, временно — родину, вынужденные отправиться за тысячи километров чтобы в составе армии другого государства продолжить борьбу с фашистской гидрой, чувствовали в тот момент. Это было время величайшего душевного подъема, каждый их нас рвался в бой желая отплатить врагу за все пережитое, за те раны, которые немцы нанесли нашей прекрасной Франции. Мы били немцев, двигались вперед, почти так же успешно, как наш президент в мае 1940 года [Имеется ввиду разгром группы Гудериана Шарлем де Голлем. Будучи социал-демократом, Пьер Бийот достаточно скептически относила к деятельности де Голля на посту президента республики, что, с другой стороны, не мешало ему уважать того, как танкиста и военного администратора. Прим. Ред].
Следующие две недели практически стерлись из моей памяти по причине величайшего морального и физического напряжения. Сначала череда встречных боев, а потом оборона внутреннего периметра Кировоградского «котла». Под постоянными обстрелами и бомбежками спать было практически невозможно, приходилось координировать действия нескольких находящихся на одном направлении узлов обороны, основой которых стали мои танки. Количество их к концу месяца сократилось до семи оставшихся в строю боевых единиц. И это при том, что в течение января мне в качестве подкрепления удалось вырвать целых четыре — их в это тяжело время распределяли буквально поштучно — тяжелых танка, да и ремонтная служба у русских работала выше всяких похвал, по несколько раз возвращая в строй поломанные и покалеченные машины.
На страницах этой книги я не буду описывать все что происходило потом, поскольку она не про это. О двух месяцах бесконечной, казалось, осады прижатого к Днепру котла, о воздушном коридоре, с помощью которого люфтваффе снабжало отрезанную чуть ли не ста пятидесятитысячную группировку, о жесточайшей же рубке в воздухе, стоившей жизней сотен пилотов, о мощнейшем ударе танкового корпуса СС — что ни говори, а эти ублюдки всегда были хорошими бойцами — сумевшем пройти с боями восемьдесят километров и держать спасительный для немцев коридор достаточно долго, чтобы большая часть бойцов смогла выбраться наружу, о горах трупов тех, кто в итоге не сумел… Все это описано уже не раз и не два людьми знакомыми с ситуацией на фронтах гораздо лучше маленького французского полковника невесть как занесенного в далекую заснеженную страну и не слишком хорошо разбирающегося в происходящем вокруг. Я, по большому счету, просто делал то, что умел лучше всего: управлял танком и уничтожал немцев.
Что касается нас — меня и моего полка — в конце января нас
