Огненная обезьяна - Михаил Попов

Конечно же, все здесь было как всегда. Сотни, а может, и тысячи фотографий, одной сплошной чешуей, за исключением нескольких белых бельм, покрывали стены. Фотографии был большие и маленькие, черно-белые и цветные, профессиональные и отвратительные, и все они были портретами. Портретами мужчин. Белых, желтых, черных. Посреди комнаты стоял большой стол, устланный таблицами, графиками, газетными вырезками. Над столом свисала с потолка на толстом шнуре двухсотсвечевая лампа в поцарапанном жестяном абажуре. Еще из мебели имелся блок каталожных ящиков углу. То есть, все как всегда, и от этого особенно непонятной кажется некоторая взволнованность моей красотки. А член Совета Международеых Комиссаров просто обалдело оцепенел. Шустрый Зизу спрыгнул с него как с дуба, и кинулся стрелять своим носом по углам.

— Мистер Бут не был противником нарождавшегося электронного интеллекта, но справедливости ради, следует отметить, что само открытие было совершено без применения передовых приборов, отчего его ценность и значение, конечно же, ничуть не уменьшаются.

Словно не слыша того, что говорится, мессир комиссар сделал несколько шагов к ближайшей стене и протянул вперед руку с выставленным указательным пальцем. Палец, мутно сверкнув желтым ногтем, уперся в одну из фотографий. Зельда не успела ничего сказать, и вперед выскользнул хранитель. Это был его номер. Этот кусочек хлебушка он никому не отдаст. Здесь даже моя феноменальная малышка должна была отойти в сторону. Правда, оттеснив Зельду, хранитель Патрик не отрываясь, и весьма угодливо заглядывал ей в глаза.

— Это Зико, мессир комиссар.

Палец чуть приподнялся и тут же получил ответ.

— Еркович.

Палец блуждал вдоль стены, и как бы высекал имена.

— Леонардо, Донадони, Анастази, Махлос, Ингессон, Ленхофф, Алейников, Янкер, Нилис, Еремис, Уайт, Жаирзиньо, Егиазарян, Линекер, Ивич, Эду, Тостао, Ортега, Оливейра, Наката.

— Да, патрик, да. И все произойдет сегодня! Ты меня понял, сегодня? — Неожиданно заявила Зельда.

Патрик смотрел на нее потрясенно и недоверчиво. И даже отрицательно покачал головой.

— Сегодня Патрик, сегодня. Иди готовся.

Хранитель продолжал медлить. Тогда Зельда, а она умеет быть жесткой, обратилась ко мне.

— Альф, убери его отсюда!

Выполнить это распоряжение было нетрудно, я одною рукой мог смести хоть четырнадцать Патриков, особео таких, которые пробуют перечить моей милочке. И хранитель это великолепно знал. Не дожидаясь, когда я приступлю, он выставил вперед свои вялые ладони и стал пятиться к выходу.

— О, я, совсем не в том смысле! Мне показалось, мне… Я уже иду. Ты не ошибаешься, Зельда?

— Нет. — Сказано было ему тихим, но не терпящим никакого противоречия тоном. — Вам надлежит подготовить окно, господин хранитель. Мы, очень может быть, пожелаем любоваться лугом.

Закрыв перед носом Патрика дверь, я тут же вернулся в распоряжение начальницы пресс-службы, ведь новая надобность во мне могла возникнуть в любую секунду.

Мессир Теодор спокойно дождвшись окончания непонятной (и мне) сцены, спросил.

— А кто все эти люди?

— Это футболисты.

— Футболисты? Футбол? Это такая игра, да?

— Вы что-то слышали о нем, да?

— В детстве гоняли мяч на пустыре. Иногда играли улица на улицу. Но так, время от времени. И нас, — комиссар усмехнулся, — но нас никто не фотографировал. Но чтобы взрослые люди занимались этим…

— Все верно. В годы вашей юности уже деградировал до состояния безобидного детско-юношеского развлечения. А лет семьдесят назад эта игра была чрезвычайно, невообразимо популярна. Сейчас трудно поверить до какой степени. Это была уже не совсем даже игра, это было явление громадного, планетарного масштаба, баснословный бизнес, суперсоциальный феномен. В каждой стране происходило национальное первенство, с участием десятков профессиональных команд, а были еще полупрофессиональные, и миллионы любителей. Разыгрывались всевозможные кубки. Были и масштабнейшие международные соревнования. Вот они-то и станут, в конце концов, центром нашего рассуждения и внимания.

Мессир комиссар слушал внимательно, но смотрел недоверчиво. Зря, если Зельда говорит, что было так, значит так и было, пусть даже сейчас и близко не имеется ничего похожего.

— У этой игры действительно была всемирная, непомерная, ненормальная популярность. Вы видите эти фотографии — эти люди были популярнее президентов и киноактеров.

— Он сделался так опасен, что его запретили?

— Не совсем. Хотя временами он действительно становился опасен. В некоторых своих внешних проявлениях. Буйство молодежи во время состязаний и после них, случались массовые гибели в несусветных давках во время восторженных встреч победителей, или под развалинами рухнувших трибун. Возникла даже одна полномасштабная война в семидесятые годы двадцатого века между двумя карликовыми государствами Гондурасом и Сальвадором на исключительно футбольной почве. Аргентина, проиграв настоящую, с кораблями, самолетами, бомбами и кровью войну Англии за какие-то острова, получила полную сатисфакцию, одолев ту же Англию несколькими годами позже на футбольном поле, на Чемпионат Мира. Это было главное соревнование на планете. Забитый гол стоил в душе аргентинца дороже потерянного острова. Как ни странно, никто тогда не взял на себя труд проанализировать эти поразительные факты. Кроме нашего мистера Бута. В общем, футбол, на какое-то время занял в картине мира совершенно особенное положение. Однажды один известный игрок на вопрос, что значит для него эта игра, ответил: некоторые считают, что футбол это вопрос жизни и смерти, на самом деле, все значительно серьезнее.

— Довольно претенциозный каламбур.

Зельда потерла щеки, сосредоточенно сдвинула брови — собирается с умственными силами.

— Сейчас да, но в тегоды, в самом начале двадцать первого века в нем мерещился какой-то смысл. Я понимаю ваше недоверие, какой-то футбол, одна из отмерших игр, мало ли их в человеческой истории. Во времена Вольтера во Франции была безумно популярна игра в шары, кто о ней теперь вспомнит. В то же время, если бы умнейшему человеку Вольтеру рассказали о популярности олимпийских игр, он бы снисходительно улыбнулся.

Мессир Теодор улыбнулся как Вольтер, но продолжал блаосклонно слушать. Человек, пытающийся смотреть на Зельду сверху вниз, даже явно превосходя ее в росте, мне смешен и неприятен.

— К сожалению, Теодор, нам сейчас придется говорить все же о футболе. Без того, чтобы разобраться в нем, не удастся понять, чем мы тут вообще в Деревне занимаемся. Моя лекция будет пространнее, чем обычно, хотя у меня по большому счету не так уж много вреени.

— Вы очень любезны.

— Да я не любезна, я просто хочу, чтобы вы, как следует, во всем разобрались. Я слишком долго ждала этого часа, поэтому моя речь может показаться вам сбивчивой, но вы терпите, потому что даже по видимости отклоняясь, я, тем не менее, буду в высшем смысле приближаться к цели.

Мессир комиссар снова улыбнулся, а каждая его улыбка, как фотовспышка. Так же приятно.

— А почему вы решили, что именно я достоин ваших откровений?

— Скажем так, мне подсказало чутье.

— Что ж, — мессир комиссар поставил Зизу на стол и его лапы как раз попали на таблицу первенства Франции за 1997 год. — Начинайте.

Зельда прошлась вразвалочку вдоль стены, почесывая щеку — признак сильной взволнованности.

— Придется сказать несколько самых предварительных слов, надо очертить границы предмета. Если вы почувствуете, что я говорю вещи вам и без меня известные, дайте мне знать.

— Ладно.

— На переломе двадцатого и двадцать первого веков обнаружилась в жизни всемирного футбольного организма некая перемена, отмеченная многими, но мало кем до конца понятая. Начал постепенно, хотя и довольно решительно падать уровень интереса публики к соревнованиям национальных сборных команд. Думаю, излишне напоминать, что в то время мир еще был разделен на многочисленные государства, но объединительные тенденции, уже овладели континентами. Помимо уже упоминавшегося Чемпионата Мира, проводилось отдельно первенство Европы, Южной Америки, Азии и так далее. Так вот, все эти соревнования наций начали отступать на второй план в сравнении с розыгрышами клубных кубков. Что такое клуб, футбольный клуб, вы, надеюсь, себе представляете.

Мессир комиссар ткнул пальцем в какую-то таблицу на столе Патрика.

— Вот тут написано — "Манчестер Юнайтед", это клуб?

— О, это клуб из клубов.

Зельда поощрительно улыбнулась слушателю и недовольно покосилась на фанерную дверь, за которой взволнованно сопел провинившийся смотритель.

— Сначала разного рода комментаторы и наблюдатели объясняли эту тенденцию исключительно финансовыми причинами. Представляете, игрокам, за то, что они выходили на поле в цветах того или иного клуба платили деньги. Если игрок был умел и знаменит, он получал деньги огромные. Мог стать миллонером. Заработки игроков в клубах были многократно выше тех выплат, которые могли получить игроки национальной команды победившей на любых соревнованиях сборных. Клуб оставался основным местом работы, а игра за национальную команду, чем дальше, тем больше становилась всего лишь престижным развлечением. Из лагеря сборной важнее было вернуться не с победой, а с целыми ногами. Поначалу, таким подходом к делу грешили только игроки из бедных и маленьких стран, тех, что располагались на территории бывшей Восточной Европы… Я не слишком подробно?