Любовные каникулы - Светлана Оникс

Я разозлилась. Я закипела, как чайник на газовой плите. Только свистка не хватает, пар выпускать. Получается, что я — ничтожество, насекомое, мелкая сошка? Нет, я так жить не согласна. Я буду бороться. Я буду бороться с целым государством. В красном углу Александра Кузнецова, в синем — Королевство Дания. Силы явно не равны. Но я буду биться до последнего патрона. Более того, я стану принцессой! Назло вам, сволочи! Назло всему миру! Говорить ли Георгу о затеваемых против нас кознях? Пожалуй, не следует. Не хочу, чтобы он шел на конфронтацию с родней. А он пойдет, не раздумывая. Он такой — горячий северный парень. Он и от престола отказаться может ради меня. А я не хочу, чтобы из-за меня кто-то от престола отказывался. Я не эгоистка. Я не из тех, кто сам не живет и другим житья не дает. Я вообще считаю, что всегда можно найти компромисс.

...Мои женские природные неприятности закончились так же быстро и неожиданно, как и начались. В моей душе зацвели хризантемы. Мне хорошо. И Георгу тоже хорошо. Нам с ним хорошо...

Вот только нужно как-то разобраться с Фабрисом. Он же остался без тугрика в кармане. Надеется, что я его выручу.

Георг дал мне денег, даже не спросив, для чего. Он доверял мне. А на душе все равно было как-то гадко.

Мой принц старался всячески показать, что он напрочь забыл вчерашнюю идиотскую сцену. Но это у него практически совсем не получалось. А неизвестно откуда взявшиеся у Георга смущение, покраснение щек и стеснительное опускание глаз усугубляло некоторую напряженность, возникшую в наших с ним отношениях. Но не надолго. Всего на каких-то пять минут. Я сразу дала ему понять, что его выходка нисколько не унизила мое женское достоинство.

— Успокойся, нордический! Никаких обид! — так и сказала.

И он успокоился. И взял меня за руку. И все встало на свои места.

Глава 28

Гогеновский мир

За четыре дня, что мы с Георгом провели на Таити, я успела так обгореть! Вы себе даже представить не можете! Клянусь, от меня пахло хорошо прожаренным мясом. А спина болела — жуть! Ну, я вылила на себя банку фруктового йогурта, и сразу немного полегчало. А Георг меня искренне жалел. Знаете, как приятно было? Словами не передать... Я не могла не испечься на прям-таки убийственном таитянском солнце, к обгоранию были созданы все предпосылки. Мы же с утра до вечера только и делали, что шатались под открытым небом и совсем не думали о мерах безопасности. В общем, новая соломенная шляпа меня не спасла.

Зато сколько впечатлений, сколько эмоций! Как говорится, на всю оставшуюся жизнь. Нет, правда, будет о чем внукам рассказать.

Первым делом я расскажу своим внукам о том, как я ела вареного мечехвоста. Вы не знаете, что такое мечехвост? Ничего удивительного. Я и сама раньше не знала. Объясняю. Мечехвосты — это «живые ископаемые». Они существуют на нашей планете триста пятьдесят миллионов лет. Если посмотреть на мечехвоста сверху — черепаха черепахой. Только из-под панциря торчит хвост. Тонкий и твердый, как у крысы. Но если перевернуть эту штуковину и взглянуть на брюшко... Ой... Вот сейчас вспомнила, и сразу мороз по коже... Там, на брюшке... Ну, не могу... Там эти... У него ножек штук двадцать и две огромные клешни... Таракан, увеличенный в несколько раз, зрелище препротивное...

Но мы с Георгом его съели. И он оказался довольно вкусный. На курицу похоже, только не инкубаторскую, а свою, домашнюю.

Еще мы летали на дельтопланах. Я страшно боялась, но все же пересилила свой страх. И мы взмыли под самое небо. Я сначала ничего не соображала, но постепенно начала приходить в себя. Это такое чувство! Летишь и распугиваешь птиц! А земля где-то далеко-далеко! И люди такие крошечные-крошечные, как букашки! Правда, я почувствовала себя гордым буревестником. Я была черной молнии подобна. Я кричала, и тучи слышали радость в моем смелом крике. Вот Горькому бы так полетать, он бы еще лучше написал...

Главное было благополучно приземлиться. Но, пройдя инструктаж, я решила, что в этом нет ничего сложного. Я повисла на макушке высоченного дерева, и меня снимали спасатели. А Георг плюхнулся в океан, его потом долго вылавливали.

Словом, мы испытали райское наслаждение, посильней «Баунти». Все в ссадинах и ушибах, мы были самые счастливые люди на земле! Вот это романтика, вот это я понимаю!

А вчера мы участвовали в каком-то народном торжестве. Не знаю уж, какой у них там праздник был, но отмечали его почище седьмого ноября. Разве что парада военной техники не было.

Жители Папеэта, облачившись в национальные костюмы, высыпали на улицы, они пели и танцевали, обнимались и шутливо дрались друг с другом, смеялись и пили вино. На главной площади устроили такую свистопляску! Это вообще умора! Развели костер, и вокруг него начали бегать мужчины и женщины в набедренных повязках. В руках они держали длинные копья с заточенными наконечниками. При этом они произносили что-то вроде заклинания, зловеще скалили зубы и возносили молитвы языческому божеству.

Нам объяснили, что эти туземцы не настоящие, что это обыкновенные артисты, разыгрывающие театральное представление. А племен на Таити уже давным-давно не существует, от них остались лишь жалкие воспоминания в виде глиняных лачуг, охраняемых государством как исторические ценности. А «туземцы» вдруг вознамерились принести своему божеству жертву. Толпа зрителей потирала ладоши в предвкушении кровожадного зрелища. Я так поняла, что в жертву приносился маленький, беспомощный барашек. Его связали и понесли к костру.

Дальше я смотреть не хотела. Ненавижу, когда над животными издеваются. Дикари...

Георг согласился со мной, сказал, что и ему противно и что сжигать барашка более чем негуманно. Заключительная часть празднования прошла без нас.

Мы направились в музей Поля Гогена. Оказалось, что этого художника почитали на Таити как национального героя. Еще бы! Так воспеть своим творчеством эту страну! Да кто бы знал о ее существовании, если бы Гоген не постарался? Музей размещался в одноэтажном, хлипком на вид домике. Дом как дом. Соломенная крыша. Три комнатки. Из окон открывается живописный пейзаж — горы и океан. Пародия на музей.

Но зато здесь царила такая атмосфера! Атмосфера чего-то сказочного, таинственного, загадочного... Будто тебя переносит на сто лет назад. Даже чуть зябко становится. От обиды, что всем людям суждено умереть, а картины останутся. Они будут всегда. Вот что страшно... И несправедливо до чертиков.

Итак, мы с Георгом стояли перед одной-единственной картиной великого Поля Гогена. Все остальные, наверное, давно разлетелись по свету, здесь оставили самую неудачную. Картина такая — на берегу оранжевого моря отдыхает красная собака, а рядом с собакой играют на каких-то дудках две практически голые женщины. А женщины написаны в стиле «палка, палка, огуречик, вот и вышел человечек». Ей-Богу, не вру. Лица кривые, плоские, озлобленные. Что здесь выдающегося?