Испытание - Георгий Черчесов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Скоро будем сети бросать…
Мурат увидел, как хозяин и капитан переглянулись, удивился, чему бы это, но не стал ничего говорить. Капитан показал рукой на артельщиков и жестом предложил хозяину увести их с палубы.
— Всем — вниз, всем — вниз, — заторопился хозяин. — Немножко отдых…
…В трюме качка ощущалась сильнее. Артельщики кто лег на нары, кто присел. Пареньку опять стало плохо. Вытаращив глаза, он прижал обе ладони ко рту.
— Здесь не смей, Сань, — сказал бригадир. — Давай на па лубу, сынок…
Саня, не отрывая ладоней от рта, бросился к лестнице…
— И зачем ты сына с собой прихватил? — спросил бригадира Андрей. — Совсем он ослабел.
— Думал как лучше, — вздохнул бригадир. И тут сверху свесилась голова Сани:
— Папаня! Дядя Мурат! Братцы! Япошки-то в лодку усаживаются.
— Как в лодку? Почему?! — закричал Таймураз, и ноги его затопали по ступенькам, ведущим вверх.
Мурат бросился следом…
Капитан и два матроса были уже в лодке, спущенной на воду с палубы. Хозяин, держась за поручни, тоже спускался в нее, когда его настигли Мурат и Таймураз и схватили за руки.
— Куда ты? — закричал Таймураз.
— Пусти! Надо! Пусти! — стал вырывать руку хозяин.
— А шхуна как? — развел руками бригадир. — Кто рулить будет? Штурвал ходуном ходит.
— Пусти! — с бешенством вырывался хозяин и закричал что-то японцам.
Те в ответ замахали руками. Капитан, опасливо глядя на шхуну, показал на часы.
— Э-э, нет, — заподозрил неладное Мурат, — никуда мы, хозяин, тебя не пустим.
— Пусть и они подымаются! — закричал Андрей.
Хозяин вдруг наклонился к Мурату и Таймуразу, зашептал:
— Давайте вместе в лодку. Здесь оставаться нельзя.
— А они? — спросил Мурат.
— Мало тихо, — испугался хозяин. — Они должны здесь.
— Ну?! — возмутился Мурат. — Или все в лодку, или и ты остаешься с нами.
Капитан вытаращил глаза, что-то грозно крикнул хозяину.
— Пусти! — умолял хозяин Мурата. — Они уйдут!!!
Капитан махнул рукой, и матросы дружно заработали веслами.
— Что это делается?! — закричал Андрей.
— Неладное задумали басурманы! — погрозил кулаком японцам бригадир.
Мурат и Таймураз оттащили хозяина от поручней.
— Что хочешь сделать? Говори, сволочь, убью! — закричал Таймураз.
Хозяин вдруг ахнул, схватился за голову, забормотал:
— Мало-мало время! Близко-близко взрыв! Это не должно быть! Скорей! — он потащил горцев к каюте.
На полу каюты тлел бикфордов шнур. Он тянулся к ящику, находившемуся под столиком. Вбежав в каюту, хозяин стал яростно и лихорадочна топтать шнур, выкрикивая:
— Взрыв не надо! Взрыв не надо!
Мурат перерубил шнур кинжалом. Японец сел на кровать и заплакал. Артельщики, столпившись у дверей, во все глаза смотрели на него.
Таймураз упер в грудь хозяину кинжал, грозно спросил:
— Зачем хотел взорвать? Говори! Зарежу!
— Скажу, скажу! — торопливо заявил японец. — Шхуна старый. Но застрахованный. Выгодно взорвать, чтоб деньги получить, другой шхуна купить… Взрыв — и нет шхуна. Здесь Море дьяволов — страшное место: пароходы гибнут, все люди…
— Нам, выходит, смерть, а тебе деньги? — изумился Андрей. — У-у, гнида!
— Что теперь делать будем? — оглянулся на друзей Таймураз.
— Я вас возвратить назад, назад туда, — затараторил японец. — Я уметь вести шхуна… Я быть штурман…
— Опять в эту вонь? — Сане чуть опять плохо не стало. Мурат, приставив кинжал к труди японца, закричал:
— Ты нас вести на материк, ясно? Или тот материк и жизнь, или смерть!..
Майрам, сидя поодаль, внимательно следил за тем, как из трюма появился Саня, которого укачивало, как, увидев что японцы пересаживаются в лодку, позвал своих, как Мурат, 1аи-мураз и Николай настигли хозяина шхуны, не успевшего опуститься в лодку, как затоптали бикфордов шнур, как Мурат, приставив кинжал к груди японца, грозно закричал: «Ты нас вести на материк, ясно? Или тот материк и жизнь, или смерть!..» И в этот момент Майрам непроизвольно цокнул языком.
— Ты что? — оглянулся Вадим. — Не нравится?
— Можно не так, — осмелел Майрам.
Вокруг заулыбались, снисходительно и насмешливо.
— Покажи как, — серьезно попросил Савелий Сергеевич. Майрам влез на шхуну, подошел к японцу, нежно похлопал по плечу, моргнул и доброжелательно попросил:
— Веди, дорогой, шхуну на материк…
Костя, игравший хозяина, удивленно уставился на него. Майрам опять сощурил правый глаз, уверенно положил ему на колени ладонь, дружелюбно произнес:
— Не в Японию, — вези на материк…
Вадим озадаченно вцепился взглядом в его лицо:
— Почему говоришь без угрозы? Напугать хозяина надо? Непременно! Чтоб не артачился, — он насмешливо хмыкнул, — иначе на экране это будет «клюквой».
— Зачем кричать? — возражающе поднял ладонь Майрам. — Японец и так видит, что сила на моей стороне: у меня же в руках оружие!
— Надо подавить его психику. А для этого должна быть угроза. И голосом, и свирепым взглядом, и оружием! — наставительно пояснил актер и оглянулся на Конова: — Продолжим съемку?
— Как много в жизни крика, — Майрам вздохнул. — Один все время орет, руками лезет в лицо, а его не боятся. Другой голос не повысит, тихо скажет: «Отстань», и ты понимаешь, что с ним шутки плохи: не крикнул он — сильный человек! Я давно приметил: страшно тогда, когда угроза идет с улыбкой…
— Но Мурат южанин! Он горяч! Он не станет прикидываться тихоней! — стал сердиться Вадим. — Зачем ему это?
— Нет, — упорствовал Майрам. — Не знаю, как объяснить, но он не станет кричать. Так всегда бывает: вырвется громкое слово — потом стыдно бывает. Вот и у Савелия Сергеевича так: кричит на группу, потом переживает…
— Ну, это мне лучше знать: переживаю я или нет, — зыркнул глазами по сторонам Конов и сурово спросил Майрама: — Ну, а моргать зачем?
— Он ему моргнул, чтоб сказать этим: дружище, ты в моей власти, — пояснил таксист, — но я не хочу тебе делать плохо. Только будь благоразумным, не горячись, не напрашивайся на беду! — и все будет хорошо…
— Сколько мыслей — и передать их без слов? — усмехнулся Вадим. — Одним взглядом? Не пори чепухи!..
— Если мы рядом сидим, улыбаемся друг другу, ниоткуда беда не грозит нам, времени у нам много, все чувства спят — только уши работают, — тогда слова нужны. Тогда много слов нужно, чтоб передать простую мысль, — кольнул Майрам Сабурова. — А когда человек весь напряжен, когда все чувства натянуты, когда он встревожен тем, что разоблачен, — один взгляд громче длинной речи.
— Забавно! — воскликнул Конов, не сводя с таксиста задумчивого взгляда, и тот понял, что он давно уже согласен с ним. — Значит, Вадим только так должен играть этот эпизод?
— Не знаю, — смутился Майрам, — но Мурат, когда у него в руках кинжал, кричать не станет…
— Точно! — радостно закричал Савелий Сергеевич и обратился к Вадиму: — Давай-ка повторим, что он нам показал.
— Не буду! — резко ответил Вадим. — Это в корне противоречит моему представлению образа Мурата. — Он весомо произнес: — Надо и мне доверять! Моему чутью и таланту!
— Таланту? — возмутился Конов. — Гордыни у тебя на всю Софи Лорен! Ты и видеть-то еще не видишь героя фильма! Играешь фразу!
— Я не стану сниматься у вас! — пригрозил Вадим.
— Тебе надо все разжевывать. Ухватить не можешь. Таксист верную мысль подсказывает, а ты ерепенишься.
— Вот и снимайте его в роли героя из народа! — просто сказал Вадим и сорвал с головы шапку.
— Да что вы ссоритесь? — бросился успокаивать их Степа.
— Погоди, — отвел его рукой Вадим. — Мы друг друга не понимаем. И это отразится на фильме. Ничего не получится… Лучше уж я уйду. Снимайте в своем фильме его, — показал он на Майрама.
— И сниму! — парировал Конов. — У него есть своя трактовка, и она меня больше устраивает!
— Вот и отлично, — еле сдерживаясь, сказал Вадим и двинулся по дороге в долину…
— Погоди, Вадим, — закричал Степа и кивнул таксисту: — Отвези…
— Нет, — отказался Вадим. — Я пешком пройдусь…
— Загримировать Майрама! — громогласно приказал Конов, чтоб слышал Вадим. — Ты будешь исполнять роль Мурата. И не смей возражать! Я вижу тебя в этой роли! Ты утрешь нос гению Сабурову!.. Загримировать Майрама!.. Ишь, какой фрукт! — и неожиданно закричал директору: — Михаил! Отправь вслед этой кинозвезде автобус. Не то загнется где-нибудь в горах — отвечай за него… — он ворчал и ругался, хотя всем было ясно, что не из-за боязни ответственности отправляет он вслед Вадиму машину: просто, таким он был человеком — требовательным, крикливым, но и заботливым, незлобивым. Взгляд его остановился на Майраме, и он грозно закричал: — Почему не гримируешься?..
